Согласен, друг: клин вышибают клином,
И не простым причем, а журавлиным.
Такое тоже иногда бывает —
Беспамятство тем клином вышибают
В пути от человека к человеку,
Под сводом памяти от века и до века,
От войска Невского у озера Чудского
До сталинградской армии Чуйкова,
У волжских круч, в окопах и руинах…
Такой размах у крыльев журавлиных.
Седой аккордеон
За годом год идет, идет за вехой веха…
И вдруг как будто я свернул за угол века
И замер вдруг на переломе света:
Передо мной она, сама Победа,
Сидит на стульчике у каменных ворот.
Вокруг Москва торопится, снует, —
Гудят машины, плещется неон,
А он, мой друг, седой аккордеон,
Кричит на все лады и ордена:
Не забывайте, что была война!
Поберегите мужика
Не знаю, как там будет, а пока
Нет на земле главнее мужика.
В любом краю и при любой погоде
Он вместе с солнцем на земле восходит.
И отрицать такое было б глупо.
Поберегите мужика, главпупы.
Наконец-то, наконец-то
Снегу радуется сердце!
Разлеглась зима, расселась,
С глаз долой смахнула серость.
Сколько силы, сколько света
В закрома донского лета!
Ведь был же, был! И где же он теперь?
В стене холма уже закрыта дверь,
И крест стоит, как будто из овражка
Он вышел вдруг – и руки нараспашку,
И свет с небес!
Не просто свет, а светы!
А не его ль гармонь поёт за речкой Сетунь?
Ну, конечно, ну, конечно,
Все цветы от нас – для женщин.
Тут любовь всему причиной.
Ну а что от них – мужчинам?
Как что! Райские сады
В ходе жизненной страды.
Вон, смотри, среди двора
В мяч играет детвора.
По всей по России от края до края
Сгорает деревня, сгорает, сгорает, —
В чаду самогонном безмолвствуют клубы:
Погосты — на прибыль, роддомы — на убыль,
На убыль моторы, в раскройку гектары,
Под нож под убойный стада и отары…
Молчит колокольня в подспудном накале.
Одна телебашня вовсю зубоскалит.
Не знаю, сон ли это или бред
На карте мира с помощью указки
Ищу Россию, а России нет.
Нет Родины, кругом одни Аляски.
Продали всё: и волжскую волну,
И лес, и степь, и все четыре дали.
Продали превеликую страну,
Как без войны внахрап завоевали.
Вдвоём жилось им здорово,
Всё было ух и ах!
Он жизнь сулил ей в долларах,
А не додал в рублях.
И к чёрту вся стабильность.
А что тут скажешь? Бизнес!
Для куража и просто так не для
Сегодня «бл*» и завтра тоже «бл*»,
Сегодня «блин» и завтра тоже «блин»…
Да ты восстань, язык наш исполин,
И преподай им, что такое бляха
На полный мах от шапки Мономаха.
Мое седое поколенье –
Оно особого каленья!
Особой выкладки и шага –
От Сталинграда до Рейхстага!
Мы – старики, но мы и дети,
Мы – и на том, и этом свете,
А духом все мы – сталинградцы,
Нам Богом велено – держаться!
Так скажу вам, судари,
Сердцем, с-под руки:
Мы ребята с придурью,
Но… не дураки.
Для добра открытые,
На поклон – поклоном,
Но… спросите Гитлера
И Наполеона.
Браво – поле! Солнце – браво!
Хлеб – налево, хлеб – направо!
И на ощупь и на вес
Вместе с лирикой и без.
В нём – закат и в нём – рассвет…
Хлеб на завтрак, хлеб в обед.
Ну а я, встречая ночь,
С ним поужинать не прочь.
Ольге Чирковой
Из предрассветной тишины
От сердца в сторону луны,
От родниковых, чистых уст
Пошла она с поющих чувств
На ту высокую звезду, —
Вся на слуху, как на виду,
Как вздох любви, как зов мечты
С ночных полей… И ты, и ты
Кремлевский зал, внемли, внемли:
Какая песня от земли!
Прошу, поаплодируй ей
Ответным эхом в сторону полей.
Всё от неё пошло – живое от живого –
И корень злака от неё, и корень слова.
Земля для нас и воздух и вода.
Не каменейте сердцем, города.
А телефон, он не такой уж Бог:
На слово скор, но не всегда глубок.
А по сему – признаюсь – по сему
Я больше склонен доверять письму,
А по сему свою Битюг-реку
Родник в родник хочу вписать в строку
И попросить при этом журавля
Взять под крыло мои луга, поля
И передать собрату-соловью,
Пусть поместит их в песенку свою
И на рассвете землякам вручит.
А телефон пусть малость помолчит.
Родина. Сторонушка. Сторонка…
Синим небом полная страна,
Проливная песня жаворонка,
Самой чистой музыки струна.
Все мы, все – и взрослые и дети –
С детства дышим именем твоим.
За тебя на этом белом свете
Мы ещё, родная, постоим.