Новый год был в семь часов. Позднее
Не пройти без пропуска домой.
Был обстрел. Колючим снегом веял
Смертоносный ветер над Невой.
Стены иней затянул в столовой.
В полушубках, при мерцанье свеч
Мы клялись дожить до жизни новой,
Выстоять и ненависть сберечь.
Горсть скупая драгоценной каши,
Золотой светлое вино –
Пиршество сегодняшнее наше
Краткое, нешумное оно.
Лёд одолевал нас, лёд блокады.
В новом начинавшемся году
Выстоять хотел и тот, кто падал,
Не остановиться на ходу.
Так сквозь смерть росли и крепли силы,
Билась жизнь меж ледяных камней.
…Мне тогда бы много легче было,
Если б ты подумал обо мне.
Все это называется – блокада.
И детский плач в разломанном гнезде…
Детей не надо в городе, не надо,
Ведь родина согреет их везде.
Детей не надо в городе военном,
Боец не должен сберегать паек,
Нести домой. Не смеет неизменно
Его преследовать ребячий голосок.
И в свисте пуль, и в завыванье бомбы
Нельзя нам слышать детских ножек бег.
Бомбоубежищ катакомбы
Не детям бы запоминать навек.
Они вернутся в дом. Их страх не нужен.
Мы защитим, мы сбережем их дом.
Мать будет матерью. И муж вернется мужем.
И дети будут здесь. Но не сейчас. Потом.
Всё будет, всё. И город без зениток,
И ленинградцы вновь забудут о луне.
Зажжётся свет в твоём окне открытом,
И уезжать не нужно будет мне.
Но только здесь, в укрытье, у орудий,
Военный ветер мне покой несёт.
И только здесь, вздыхая всею грудью,
Я понимаю: будет, будет всё!
Ну, так дай этой ночи названье,—
Кружит снежная канитель.
Наше новое расставанье,
Темнотища, обстрел, капель.
Все старались быть веселее,
Даже в эту минуту шутить,
А на Марсовом поле аллеи
Обрывалась последняя нить.
Вспышки зарев и запах гари,
Всё прощались мы без конца.
Всё дрожал светляком фонарик
У растерянного лица.
О шинель ладонь обжигаю.
Всё!
Улыбка твоя не видна.
Слышу издали:
— Дорогая! —
Слышу издали:
— Ты одна! —
Как же этому называться,
Кто поймёт эту ночь,
Кто уймёт?
Если даже Неве не сдержаться —
Разрывает недвижный лёд!
Мне, может быть, не помнить лучше,
Как мы расстались в прошлый раз:
Граната на последний случай
Положена в противогаз.
— Тебе и сыну! Не сдаваться.—
И кажется, что сотни лет
Прошли с тех пор для ленинградцев,
Что меры этим годам нет.
Счастливый день весны суровой —
Награды нашей строгий час.
Судьбы и дружбы верной слово
Опять соединяет нас.
Дотронься до плиты ладонью, —
Как тепел к вечеру гранит.
Тебя и ветер не догонит.
Тебя лишь память сохранит.
И, стоя под гвардейским флагом,
Готовясь к бою впереди,
Я помнила — медаль — присяга —
Всё выдержать и победить.
Что наше горе, наши беды!
Мы знали, стоя над Невой:
Весь Ленинград — залог победы,
Корабль, готовый выйти в бой.
Блокада прорвана! В четыре утра – стук в дверь, Илья Груздев: «Нас зовут на радио». В шинели, без кителя бросилась на улицу. Догнал Борис Четвериков. Патруль проверяет документы и поздравляет. В студии бледные радостные лица. Целуемся с Олей Берггольц, Борей Лихаревым, Яшей Бабушкиным… Надо делать что-то для тебя самое естественное, – у микрофона написала двенадцать строчек.
(Из дневника Елены Вечтомовой)
Друг, товарищ, там, за Ленинградом,
Ты мой голос слышал за кольцом,
Дай мне руку! Прорвана блокада.
Сердце к сердцу – посмотри в лицо.
Кровь друзей, взывавшая к отмщенью,
На полотнах полковых знамен.
На века убийцам нет прощенья.
Прорвана блокада. Мы идем!
Мы сегодня снова наступаем,
Никогда не повернем назад…
Мой сынишка ленинградец спит, не зная,
Как сегодня счастлив Ленинград.