Без друга и без милой
Брожу я по лугам;
Брожу с душой унылой
Один по берегам.
Там те же все встречаю
Кусточки и цветки,
Но, ах! не облегчаю
Ничем моей тоски!
Срываю я цветочек
И в мыслях говорю:
‘Кому сплести веночек?
Кого им подарю?’
Со вздохом тут катится
Из сердца слезный ток,
И из руки валится
Увядший в ней цветок.
Во времена счастливы,
Бывало, в жаркий день,
Развесистые ивы,
Иду я к вам под тень.
Пошлете ль днесь отраду
Вы сердцу моему?
Ах! сладко и прохладу
Вкушать не одному!
Все, все постыло в мире!
И персты уж мои
Не движутся на лире,
Лишь слез текут струи.
Престань же петь, несчастный!
И лиру ты разбей;
Не слышен голос страстный
Душе души твоей!
Ах! когда б я прежде знала,
Что любовь родит беды,
Веселясь бы не встречала
Полуночныя звезды!
Не лила б от всех украдкой
Золотого я кольца;
Не была б в надежде сладкой
Видеть милого льстеца!
К удалению удара
В лютой, злой моей судьбе,
Я слила б из воска яра
Легки крылышки себе
И на родину вспорхнула
Мила друга моего;
Нежно, нежно бы взглянула
Хоть однажды на него.
А потом бы улетела
Со слезами и тоской;
Подгорюнившись бы села
На дороге я большой;
Возрыдала б, возопила:
Добры люди! как мне быть?
Я неверного любила…
Научите не любить.
Ах, когда бы в древни веки
Я с тобой, Филлида, жил!
Например, мы были б греки;
Как бы я тебя хвалил!
Под румяным, ясным небом
В благовонии цветов,
Оживленных кротким Фебом,
Между миртовых кустов —
Посреди тебя с супругом
Сел бы твой Анакреон,
И, своим упрошен другом,
Стал бы лиру строить он.
Вы б и гости замолчали,
Чтоб идеи мне скопить,
И малютки б перестали
Пестру бабочку ловить.
Как в саду твоем порхала
В мае пчелка по цветам,
Так рука б моя летала
Резвой лиры по струнам.
Там бы каждый мне цветочек
К пенью мысли подавал:
Милый, скромный василечек
Твой бы нрав изображал.
Я твою бы миловидность
И стыдливость применил
К нежной розе; а невинность
С белой лилией сравнил.
Ты б растрогалась, вскочила —
Я уверен точно в том —
И певца бы наградила
Поцелуем и венком.
Но, увы! мой ум мечтает;
Сколь далек я от Афин!
Здесь не Флора обитает,
А Мороз, Бореев сын!
‘Ай, как его ужасен взор! —
Бормочет швед. — Он горче хрена!’
— ‘Ах, как он мил’, — твердит Климена.
Как разрешить сей странный спор?
И тот и та, конечно, правы:
Любимец граций он и славы.
Бард безымянный! тебя ль не узнаю?
Орлий издавна знаком мне полет.
Я не в отчизне, в Москве обитаю,
В жилище сует.
Тщетно поэту искать вдохновений
Тамо, где враны глушат соловьев;
Тщетно в дубравах здесь бродит мой гений
Близ светлых ручьев.
Тамо встречает на каждом он шаге
Рдяных сатиров и вакховых жриц,
Скачущих с воплем и плеском в отваге
Вкруг древних гробниц.
Гул их эвое несется вдоль рощи,
Гонит пернатых скрываться в кустах;
Даже далече наводит средь нощи
На путника страх.
О Песнопевец! один ты способен
Петь и под шумом сердитых валов,
Как и при ниве, — себе лишь подобен —
Языком богов!
Без имя Рифмодей глумился сколько мог
Над глупостью — хвалить в стихах красивый слог.
Не худо бы потом на вкус слепить сатиру,
А там и здравый смысл ухлопать в добрый час
И кончить тем свою поэтику для нас;
Тогда уж смело дуй в свою перунну лиру!
В мире были счастливцы, — их гимны звучали,
Как хвалебные арфы бесплотных духов;
В этих гимнах эдемские зори сияли
И струилось дыханье эдемских садов;
В этих гимнах — как в зеркале сонного моря
Отражается небо и склон берегов —
Отразились и слезы блаженного горя,
И мечты, и желанья их дивных творцов.
Полюбить ли случалось им — сила искусства
Помогала им в каждую душу влагать
К их избранницам те же горячие чувства,
Тем же сладким недугом весь мир волновать;
Имена их избранниц хвалой становились
И в ряду знаменитых и славных имен,
Сквозь бессильную давность годов, доносились
Невредимо и свято до наших времен.
Милый друг, твой певец не прославлен хвалою
И тебя не прославит любовью своей,
Но зато и живет он и дышит тобою,
И на славу не сменит улыбки твоей…
В надежде будущих талантов
И вечных за стихи наград
Родитель спит здесь фолиантов,
Умерший… после чад.
Возьмите, боги, жизнь, котору вы мне дали!
Довольно с юных лет я втайне воздыхал,
Но вечно горести, все новые печали…
Конец терпению!.. Я мучиться устал!
Рожденный всех любить без хитрости, без злобы,
Далек от пышности и почестей мирских,
Я счастье полагал во счастии родных,
4 И что же? — только их я обнимаю гробы!
Увы, и этой мне отрады не иметь!
Любезный, милый брат, ты в сердце лишь остался,
Не буду твоего и праха даже зреть:
Далеко от своей ты родины скончался. —
Супруга, мать, сестры тебя всечасно ждут,
А ты последнее дыханье испускаешь;
Ни стону вкруг тебя, ни вздохам не внимаешь,
И хладною рукой во гроб тебя кладут.
О, тягостный удар, невозвратима трата!
Что в сердце мне теперь? Одна любовь лишь брата
Могла в него бальзам успокоенья лить…
И брата больше нет… ах, полно, полно жить!
Глядите: вот Ефрем, домовый наш маляр!
Он в списываньи лиц имел чудесный дар,
И кисть его всегда над смертными играла:’
Архипа — Сидором, Кузьму — Лукой писала.
Была пора, питомец русской славы,
И я вослед Державину певал
Фелицы мощь и стон Варшавы, —
Рекла и бысть — и Польши трон упал.
Пришла пора: увянул, стал безгласен,
И лиру прах в углу моем покрыл;
Но прочь свое — мой вечер тих и ясен:
Победы глас меня одушевил:
Взыграй же, дух! Жуковский, дай мне руку!
Пускай с певцом воскликнет патриот:
Хвала и честь Екатерины внуку!
С ним русский лавр цвесть будет в род и род.
В роще зеленой, над тихой рекой
Веет и вьется дымок голубой
И, от костра подымаясь, столбом
Тихо плывет над соседним кустом.
Белая полночь тиха и ясна,
В воздухе вкрадчиво веет весна,
Веет и нежит, и к жизни зовет,
Нежит, ласкает и песню поет.
Чудная песня! Прислушайся к ней:
‘Смолкните слезы и стоны людей,
Я, как вакханка, вернулась к земле
С чашей — в руках и венком на челе…’
Возможно ль, как легко по виду ошибиться!
Когда б знаком я не был с ним,
То, право, бы готов божиться,
Что это вощаной на вербе херувим.
Всех цветочков боле
Розу я любил;
Ею только в поле
Взор мой веселил.
С каждым днем милее
Мне она была;
С каждым днем алее,
Все, как вновь, цвела.
Но на счастье прочно
Всяк надежду кинь:
К розе, как нарочно,
Привилась полынь.
Роза не увяла —
Тот же самый цвет;
Но не та уж стала:
Аромата нет!..
Хлоя! как ужасен
Этот нам урок!
Сколь, увы! опасен
Для красы порок!
Видел славный я дворец
Нашей матушки царицы;
Видел я ее венец
И златые колесницы.
‘Все прекрасно!’ — я сказал
И в шалаш мой путь направил:
Там меня мой ангел ждал,
Там я Лизоньку оставил.
Лиза, рай всех чувств моих!
Мы не знатны, не велики;
Но в объятиях твоих
Меньше ль счастлив я владыки?.
Царь один веселий час
Миллионом покупает;
А природа их для нас
Вечно даром расточает.
Пусть певцы не будут плесть
Мне похвал кудрявым складом:
Ах! сравню ли я их лесть
Милой Лизы с нежным взглядом?
Эрмитаж мой — огород,
Скипетр — посох, а Лизета —
Моя слава, мой народ
И всего блаженство света!