Сонет из Шекспира
Люблю твои глаза и грустный их привет.
Узнав, что ты меня казнишь пренебреженьем,
Они в знак траура оделись в черный цвет
И на печаль мою взирают с сожаленьем.
Востока бледного не красит так заря,
Так неба мирного не красит Веспер ясный,
Один в вечерний час над западом горя,
Как эти грустные глаза, твой лик прекрасный.
Так пусть в твоей груди, беря пример с очей,
И сердце гордое исполнится печалью.
Печаль тебе к лицу. Все в красоте твоей
Прелестней быть должно под траурной вуалью.
Я черной звать готов богиню красоты,
Уродливыми всех, кто создан не как ты.
Сонет из Шекспира
Я нежно вас люблю, но сердцем, не глазами:
Лишь недостатки зрит мой неподкупный взор,
А сердце любит их. Все то, что в вас, что с вами,
Оно клялось любить глазам наперекор.
Спокойный голос ваш мне слуха не чарует,
Блаженства не сулит пожатье ваших рук,
И чувственный восторг мне крови не волнует,
Когда наедине вас жду, мой строгий друг.
Но сердце ни уму, ни чувствам не подвластно.
Его желание — одной лишь вам служить.
И, гордость позабыв, безропотно и страстно
Любить я осужден, пока дано мне жить.
В страданиях моих одна лишь есть отрада:
Любовь — мой грех; в любви познал я муки ада.
Тяжёлый запах роз в моей темнице.
Темница — комната. Придешь ли? Жду.
Всё ало здесь, как в пламенном аду.
Одна лежу в прозрачной власянице.
Как подобает скованной Царице
(А грех — предатель в жизненном саду) —
Я телом лишь к ногам твоим паду,
Моя душа в божественной деснице.
Вот ты вошла, и шеи и груди
Коснулась молча тонкими руками.
Сестра моя, возлюбленная, жди…
Мы падаем под жгучими волнами.
Друг друга любим или славим страсть,
Отрадно нам под знойным вихрем — пасть.
Безмолвное отрадно мне признанье
Храню его. Я говорю без слов:
Люблю любовь, как робкий вздох цветов,
Как звёзд вечерних бледное мерцанье.
О, полюби и ты мое молчанье!
Слова мертвы и тяжелей оков.
Слова — души обманчивый покров,
В словах — любви с угрозой сочетанье.
Покуда ты любовь свою таил,
Я верила — ей нет предела в мире.
Она была светилом меж светил,
Далёким сном, пылающим в эфире.
Но ты нашёл пределы и слова.
Зажёгся день. Звезда любви — мертва.
И в этом вся моя вина,
Что каждый взгляд твой понимаю,
И в этом вся моя вина,
Что боль, как радость принимаю.
Он так далёк, прощальный вечер,
Но я той памяти верна —
Тебя люблю я бесконечно,
И в этом вся моя вина.
И в этом вся моя печаль,
Что без тебя мне одиноко,
И в этом вся моя печаль,
Что жду тебя, не зная срока,
Я за тобой пойду стократно,
Сквозь все года, сквозь все невзгоды…
Тебя люблю я безоглядно,
И в этом вся моя беда!
Я верила, что в мертвенной долине
У нас с тобой мечты всегда одне,
Что близких целей, отдыха на дне
Равно страшимся, верные святыне.
Товарищ мой… Врагом ты стал отныне.
Жила слепой в бездонной глубине.
Ты — сновиденьем был в солгавшем сне,
Я — призрак создала в своей гордыне.
Но ты расторг сплочённый мною круг.
Отдай слова, которым не внимал ты.
Отдай мечты. Как мне, им чуждый стал ты, —
Мой враг — моя любовь — источник мук…
Иль может быть, всё это сон и ныне —
И ты не враг! И ты, как я, в пустыне?
Не выйдет тот, кто раз попал в мой сад.
Меж гротов, спящих вод, аллей, беседок —
Везде цветы, но аромат их едок,
И неспокоен сон цветущих гряд.
Подобный страстной мысли — сад глубок.
Среди прогалин блещут клумбы лилий.
А там, где ветви солнце заслонили,
Болотных роз сплетается венок.
Из города ведёт в мой тёмный сад
Воздушный мост, над пропастью висящий,
На дне её бежит поток шумящий.
Чернеют камни, как чудовищ ряд.
Неверен путь ко мне в мой сад манящий,
Но от меня дороги нет назад.
Я небом рождена на свет вакханкой,
Здесь стала бледной, верною рабой.
Была б я людям счастьем и судьбой —
И тесной дорожить должна землянкой.
Вослед за мной — победной куртизанкой —
Народ бы шёл, прикован красотой,
Гордился б храм моею наготой, —
И вот средь вас блуждаю чужестранкой.
К необычайному привыкли все,
Я ж и обычное считаю чудом,
Я — цвет, заглохший в житной полосе,
Я — свет в плену, томящийся под спудом,
Я — мир, в котором солнце не зажглось.
Я — то, что быть должно и не сбылось.
Люблю я не любовь — люблю влюблённость,
Таинственность определённых слов,
Нарочный смех, особый звук шагов,
Стыдливость взоров, страсть и умилённость.
Люблю преодолённую смущённость
В беспечной трате прожитых часов, —
Блужданье вдоль опасных берегов, —
И страх почуять сердцем углублённость.
Люблю мгновенно созданный кумир:
Его мгновенье новое разрушит.
Любовь — печаль. Влюблённость — яркий пир.
Огней беспечных разум не потушит.
Любовь как смерть. Влюблённость же как сон.
Тот видит сновиденья, кто влюблён!
Большая комната. Я в ней одна.
В ушах звучат недавние укоры,
Упрёков гул — весь ужас мелкой ссоры.
Не плачу я. К себе я холодна.
Но, кажется, задвигалась стена.
Как грозно разошлись на ней узоры.
Хочу я встать, спустить на окнах шторы
И снова падаю. Как жизнь страшна!
Мне вспомнилась из детских лет минута.
Всё я одна, всё так же, как теперь.
Лишь меньше комната; ко мне чрез дверь
Доходит гул упрёков. Ссора. Смута.
Но в будущем мне брезжит нежный свет…
Оно пришло. Теперь надежды нет.
Не в самое окно — открыто, смело —
Через портьеру, издали, глазком
Гляжу на путь, который мне знаком.
Придёт? Иль не придёт? Вот затемнело…
Но нет. То тень от фонаря. Стемнело.
Спокойна сердцем я. Пришла не днём —
Не с солнцем встречу я тебя — с огнём —
Светла душа, пускай страдает тело…
Вот целый день прошёл, как долгий сон,
Мелькали чувства, люди и приметы.
Смешалися вопросы и ответы…
И к вечному мой взор был устремлён.
Обманешь ты — не жаль мне ожиданья.
Моей мечты мне дороги — скитанья.
Мне с малых лет прозванье дали «Бэла»,
Хоть в память я Людмилы крещена.
Мысль Бэлы сладострастьем пленена
И чувства все послушны власти тела.
Душа Людмилы с жизнью всё светлела,
В толпе людей она всегда одна.
На Бэлу смотрит с гордостью она,
От счастия бежит, страшась предела.
Когда с Людмилой встретилась любовь,
Она склонилась с нежностью покорной.
Но в Бэле дерзко взбунтовалась кровь
И страсть зажглась — пожар над бездной чёрной.
Кто ближе мне и кто сильней из двух?
Дух святости иль страсти бурный дух?
Средь чисел всех милей мне цифра — два.
То — лебедь белая средь тёмных знаков,
Цветок поникший средь поникших злаков,
На длинном теле сфинкса голова.
Земля и небо — оба естества —
В ней слиты тайной всех лучей и мраков.
Она — обетованье вечных браков,
И там, где дышит жизнь, она жива.
В ней таинство зачатья и порока,
В ней отдых от единого добра.
В ней веры и сомнения игра,
В ней пёстрый шум и разноцветность рока.
Она — достойный образ божества,
Языческая лебедь — цифра два.
Страшит меня довольство обладанья
И достиженья мертвенный покой.
Ужасней, чем забвенья мрак пустой,
Час дерзко утолённого желанья.
Обманный час! О если б на свиданья
Молитвы приносили мы с собой, —
Молитвы ласк! Стремясь к любви душой,
Мы для любви любили бы страданья.
От смертных жал бегу к своим мечтам
И лёгкие ищу прикосновенья:
Взгляд нежности — нетленный цвет мгновенья, —
Безмолвный поцелуй — венок в мой храм.
О, приходи для неземных сближений.
— Я тебя никому не отдам.
Разве это не ты мне сказал?
— Я тебя никому не отдам!
А вчера и сегодня отдал.
Тишине, что стоит за спиной,
Вместе с ней мы глядим тебе вслед.
Одиночество разве со мной?
Без тебя одиночества нет!
— Я тебя никому не отдам!!!
Разве это не ты мне сказал?
— Я тебя никому не отдам!
А вчера и сегодня отдал…