Нет причин для тоски на свете:
Что ни баба — то помело.
Мы пойдём с тобою в буфетик
И возьмем вина полкило,
Пару бубликов и лимончик,
Пару с паюсной и «Дукат».
Мы с тобой всё это прикончим…
Видишь, крошка, сгорел закат.
Видишь, крошка, у самого неба
МАЗ трёхосный застрял в грязи?
Я три года в отпуске не был —
Дай я выскажусь в этой связи.
Я начальник автоколонны.
Можно выпить: я главный чин.
Не водитель я. Всё законно.
Нет причины — так без причин.
Что за мною? Доставка добычи,
Дебет-кредит да ордера,
Год тюрьмы, три года всевобуча,
Пять — войны… Но это вчера.
А сегодня: Москву проходим,
Как ни еду — «кирпич» висит.
МАЗ для центра, видать, не годен.
Что ж, прокатимся на такси.
Два часа просто так теряю,
Два часа просто так стою.
Два раза караул меняют,
Два мальца строевым дают.
Молодые застыли строго…
Тут я понял, что мне хана:
Козырей в колоде немного —
Только лысина да ордена.
Что за мною? Всё трасса, трасса
Да осенних дорог кисель,
Как мы гоним с Ростова мясо,
А из Риги завозим сельдь.
Что за мною? Автоколонны,
Бабий крик, паровозный крик,
Накладные, склады, вагоны…
Глянул в зеркальце — я старик.
Крошка, верь мне, я всюду первый:
И на горке, и под горой.
Только нервы устали, стервы,
Да аорта бузит порой.
Слышь — бузит. Ты такого слова
Не слыхала. Ушло словцо.
Будь здорова! Ну, будь здорова!
Дай я гляну в твоё лицо.
Мужа жди по себе, упрямого.
Чтоб на спусках не тормозил.
Кушай кильку посола пряного,
Кушай, детка, не егози.
Закрывают. Полкруга ливерной!
Всё без сдачи — мы шофера!
Я полтинник, а ты двугривенный.
Я герой, а ты мошкара!
Ладно, ладно… Иду по-быстрому.
Уважаю закон. Привет!
Эдик, ставь вторую канистру,
Левый скат откати в кювет.
Укатал резину до корда —
Не шофёр ты, а скорпион!..
Крошка, знаешь, зачем я гордый?
Позади большой перегон.
Стою на полустаночке
В цветастом полушалочке,
А мимо пролетают поезда.
А рельсы-то, как водится,
У горизонта сходятся.
Где ж вы, мои весенние года?
Жила, к труду привычная,
Девчоночка фабричная,
Росла, как придорожная трава.
На злобу неответная,
На доброту приветная,
Перед людьми и совестью права.
Колёсики всё кружатся,
Сплетает нитка кружево…
Душа полна весеннего огня.
А годы — как метелица,
Все сединою стелятся,
Плясать зовут, да только не меня.
Что было — не забудется,
Что будет — то и сбудется,
Да и весна уж минула давно.
Так как же это вышло-то,
Что всё шелками вышито
Судьбы моей простое полотно?
Гляди идёт обычная
Девчоночка фабричная,
Среди подруг скромна не по годам.
А подойди-ка с ласкою
Да загляни-ка в глазки ей —
Откроешь клад, какого не видал…
Стою на полустаночке
В цветастом полушалочке,
А мимо пролетают поезда.
А рельсы-то, как водится,
У горизонта сходятся.
Где ж вы, мои весенние года?
‘…Будешь первой на свете женщиной!
Об тебе узнает страна!’
Только жизни мне той обещанной
Не видала я ни х**на.
Он работал в секретном ‘ящике’,
Развивал науку страны.
Только сам он был весь ледащенький —
Все потел, пока снял штаны.
Тут гляжу я: всё наши мальчики
Проплывают по небесам!..
Мама, мама, гляди — одуванчики
Опускают мертвый десант.
Не забыли Катьку-десантницу!
…Тут с могучим криком ‘ура!’
Наподдала я физику в задницу
И невинной пошла со двора.
А шпана в подворотне мочится.
Лунный свет блестит, как моча.
Здравствуй, женское одиночество,
Патефонный крик по ночам…
С улицы фонарь
Светит в окно.
На улице капель,
Весенний звон.
Ах, старая песенка, новый звук!
Новый друг лучше старых двух.
На улице ночка
Идёт в полёт.
Весна открывает
Свой новый счёт.
Ах, старая песенка, новый звук!
Новый друг лучше старых двух.
В тонком чулке —
Тонконогая ночь —
Идёт налегке
Учительши дочь.
Ах, старая песенка, новый звук!
Новый друг лучше старых двух.
Уроки по физике,
Отметка «пять».
Девочка ночью
Не хочет спать.
Ах, старая песенка, новый звук!
Новый друг лучше старых двух.
На улице — кепка
Да юбка-нейлон,
Да твоя песенка,
Франсуа Виллон.
Ах, старая песенка, новый звук!
Новый друг лучше старых двух.
Короны попадали,
Отмерцав, —
История счёт
Ведёт по певцам.
Ах, старая песенка, новый звук!
Новый друг лучше старых двух.
Я ночью шла по улице,
На небе месяц жмурится
И освещает домика порог.
Оконце желтоглазое.
Мальчишки речь бессвязная,
И девочки счастливый говорок:
Пора, пора, уж утро наступает.
Боюсь я, мама выйдет на крыльцо,
Рассвет встает.
Ну хватит, ну, ступай уж,
Не то я рассержусь, в конце концов!
Какая я не складная,
Все сделала не ладно я,
Я своего дружка прогнала прочь.
А надо было так прогнать,
Чтоб завтра он пришел опять,
И я ему твердила бы всю ночь:
Пора, пора, уж утро наступает.
Боюсь я, мама выйдет на крыльцо,
Рассвет встает.
Ну хватит, ну, ступай уж,
Не то я рассержусь, в конце концов!
И вот иду с обидою,
Иду и всем завидую,
А по дороге гаснут фонари.
Ах, почему не я стою,
И мальчику вихрастому
Не я шепчу до утренней зари.
Пора, пора, уж утро наступает.
Боюсь я, мама выйдет на крыльцо.
Рассвет встает.
Ну хватит, ну, ступай уж,
Не то я рассержусь, в конце концов!
Такси к вокзалу мчат за седоками
И чудаков попутных не берут.
Клиенты вслед махают кулаками,
И их стращает вежливый ОРУД.
Но их спасать летит моя карета.
Я за рулем в мохеровом кашне.
За деньги я готов любить полсвета,
А денег нет — я дьявола страшней.
Рабочья честь и прочая бодяга —
Таким, как я, давно не угомон.
Но ты меня не тронь — я работяга,
А это значит — в чём-то гегемон.
Приходит раз очкарь четыреглазый
И говорит: «Я доктор всех наук.
Отделай мне квартиру по заказу
И буду я тебе навеки друг».
В три дня ему я развалил квартриру,
Потом её полгода не чинил:
Плати клиент и кончим дело миром,
Плати вперед — иначе извини.
Рыдал клиент, рыдала его мама,
И я рыдал, но был неумолим.
И как дитё он побоялся сраму —
Я деньги взял и тут же отвалил.
Потом меня по городу искал он,
Научными словами проклинал
И обзывал подонком и шакалом,
А я кефир с батоном уминал.
Люблю я труд, работа — моё хобби,
И ты меня на «понял» не бери.
Пусть я шакал, но я тебе не бобик,
Отдал монету — и гуляй, кури.
Орёт клиент — я дико хохотаю,
Шипит клиент — я выпускаю пар.
Пойдём, клиент, в машине покатаю,
Поскольку все таксисты едут в парк.
Пускай герой скакает в атмосферу,
Рубает лес, кусает антрацит.
Обслуживание — такая сфера,
Где я ещё надолго дефицит.
____________
ОРУД — отдел по регулированию уличного движения.
Ты послушай, братишка,
Легенду одну.
Про Великий десант,
Про Большую войну.
Было двести друзей
У отца твоего.
А из них не осталось
Почти никого.
Были — ночь штормовая
И двести ребят.
Были — рёв дальнобойных
И разрывы гранат.
Были лютые ветры
И крики во мгле,
Двадцать два километра
По Малой земле.
Двадцать два километра
В тылу у врага,
Только волны кровавые
Бьют в берега.
Только смерть и металл,
Только кровь и песок,
Только потом просоленный
Хлеба кусок.
Сотня вымпелов с ходу
Врывается в порт.
Парни в чёрную воду
Шагают за борт.
Только залпов раскаты,
Да крики «ура!»,
Да хрипят на закате
Мои катера.
Слава Богу, погода мглистая,
На дворе — шаром покати.
Покупаю «Герлен» за триста я,
За семьсот пятьдесят — «Коти».
Приходи ко мне ночью, ночью.
Я нужна тебе, я нежна.
Ляжем ночью, закроем очи…
А жена!.. Подождет жена.
Эй, вдовец, собери овец!
Где ты бродишь, чугун луженый?
Где ты спишь, молодой вдовец?
Незамужние стонут жены.
Половинки бредут в ночи —
Половинки сердец, быть может.
Я юна, я смела. Скачи!
Я смогу тебя растревожить.
Приходи, приходи скорей!
А не то на слепом рассвете
Ты услышишь хрип батарей
И меня не успеешь встретить.
И опять миллионы жен,
Разгребая руками ветер,
Будут лезть с тоски на рожон —
И опять не родятся дети…
Ты не плачь, девчонка, не плачь!
Ты капрон свой стирай в лохани.
Год пройдет, как мимо палач.
Не горюй — не придет коханый.
Вот окончится Новый год,
Новый год превратится в старый…
Возрастное. Это пройдет,
Как проходят вдали отары.
Тяжело ли, строго ли —
Только не таи,
Чьи ладони трогали
Волосы твои.
Холодно ли, жарко ли
Было вам двоим?
Чьи подошвы шаркали
Под окном твоим?
Я стоял над омутом,
Шлялся по войне.
Почему ж другому ты
Скрыла обо мне?
Ты ж не знаешь, глупая,
Как у волжских скал
Я ночами грубыми
Губ твоих искал.
Юность — не обойма,
Ласка — не клинок.
Я назло обоим вам
Не был одинок.
Значит, было весело
Вам двоим вдвойне,
Если занавесило
Память обо мне.
Строевая сосна корабельная,
День и ночь я тебя молю,
Ты прости, прости меня, дерево,
Что железом тебя гублю.
Что железом тебя гублю.
Лес мой милый с туманной проседью,
Ты от шума совсем устал,
Но бегут поезда по просекам
И целуют твои уста.
И целуют твои уста.
За тебя я сражаюсь, дерево,
Чтоб живое вовек жило.
Потерпи, сколько можешь, дерево,
Сберегу я твоё тепло.
Сберегу я твоё тепло.
Солнечным утром в тени
Шли две подруги одни.
Весело, весело,
Весело обе смеялись.
Не поднимая век,
Близился к ним человек.
Губы одной, губы одной,
Губы одной прошептали:
«Холодно что-то мне,
Солнце на той стороне.
Я перейду, я перейду,
Я перейду дорогу».
Но уже не было сил.
Он мимо них проходил
Так же легко, так же легко,
Так же легко и строго.
Так вот проходит сон.
Девушка та и он
Знали о… Знали о…
Знали, о, знали так много…
Рыжим морем на зеленых скамьях
Ляжет осень, всхлипнув под ногой.
Осень вспомнит: я пришел, тот самый,
Что когда-то звался «дорогой».
У реки далекая дорога,
У меня ж пути недалеки:
От меня до твоего порога
И обратно до Москвы-реки.
В городах, как на больших вокзалах,
По часам уходят поезда.
Отчего ты раньше не сказала,
Что я на два года опоздал?
Не писал я писем после боя,
Оттого что не хватало сил,
Но любовь твою я за собою
Через Дон в зубах переносил.
Не всему услышанному верь ты,
Если скажут: битва — пустяки,
Что солдат не думает о смерти
Перед тем, как броситься в штыки.
Скоро вновь на площадях разбитых
Городами встанут этажи.
Вот до этих солнечных событий
Мне, солдату, хочется дожить.
Пыхом клубит пар
Пароход-малец,
Волны вбег бегут от колес.
На сто тысяч верст
Небеса да лес,
Да с версту подо мной откос.
Прет звериный дух
От лесных застех,
Где-то рядом гудит гроза.
Дует в спину мне
Ветерок-пострел,
Заметая пути назад.
Надоело мне
У чужих окон
Счастья ждать под чужой мотив.
Тошно, зная жизнь
С четырех сторон,
По окольным путям идти.
К черту всех мужей! —
Всухомятку жить.
Я любовником на игру
Выхожу, ножом
Расписав межи, —
Все равно мне: что пан, что труп.
Я смеюсь — ха-ха! —
Над своей судьбой,
Я плюю на свою печаль.
Эй, судьба! Еще
Разговор с тобой
Вперехлест поведу сплеча.
Далеко внизу
Эха хохот смолк.
Там дымучий пучит туман.
Там цветком отцвел
Флага алый шелк:
Пароходик ушел за лиман.
Мне в бокал
Подливали вино,
Мне обманом
Клевали глаза.
Обучали терпеть,
Но одно
Мне забыли —
О счастье сказать.
Что оно —
Словно парус ничей,
Что оно —
Словно шорох огня,
Что оно —
Словно стон трубачей,
Поднимающих в топот
Коня.
Тыщу лет
Этот стон, этот стих.
Тыщу лет
Завывает пурга нам.
Тыщу лет
За улыбку мечты
Ищем клады
По старым курганам.
Утро встанет —
Рассеется мгла.
Ночь приходит —
Звезда не погасла.
Дети слушают
Шорох крыла,
Отлетающий топот
Пегаса.
Ты приходишь
В чужое кафе,
Обоняешь
Чужую еду,
Слезы льешь
На фальшивой строфе
И смеешься
У всех на виду.
Мне нужна красота
Позарез!
Чтоб до слез, чтоб до звезд,
Чтобы гордо…
Опускается солнце
За лес,
Словно бог
С перерезанным горлом.
Пляшет девочка на рынке
От морозной маеты.
Пляшут души, пляшут крынки,
Парафиновые цветы.
Пляшешь ты в косынке тонкой,
Современная до пят.
О тебе, тебе, девчонка,
Репродукторы скрипят.
Сапогами снег погублен.
Танцу тесно — не беда.
Словно масленые губы,
Улыбается еда.
В этом масленичном гаме,
В этом рыночном раю
Все поэмы, мелодрамы
Ждут поэтику свою.
Ждут мороженые туши,
Крыш стеклянные верха.
Все здесь есть (развесьте уши):
От науки до стиха,
От Энштейна — до пропойцы,
От Ван Гога — до тазов.
Вы попробуйте пропойте —
Без ликбеза, без азов.
Созерцательные ритмы —
Им на рынке тяжело.
Созерцательные рифмы —
Их тут смехом замело,
Им в толпе отдавят тропы.
И, что там ни говори,
Циклотроны, изотопы —
Это тоже буквари.
Здесь сложнее: в этом танце
Нету скидок и постов.
Покупают иностранцы
Белокаменных котов.
Сытость в снеге, сытость в смехе,
В апельсинной кожуре.
Сытость в снеге, сытость в смехе…
Только б мозг не зажирел.