Я говорю себе: из кожи
Не лезь, смири строптивый дух;
И на твою могилу тоже
Скотину выгонит пастух.
И ты у будущих столетий
Бессмертной славы не проси.
Ведь память, как на всей планете,
Недолговечна на Руси.
И симментальская корова
Сжуёт могильную траву.
И жизни вечная основа
Преобразится наяву.
Свершится таинство коровье,
Неразрешимое пока.
И кто-то выпьет на здоровье
Большую кружку молока.
И обретёт своё значенье
И перевоплотится вновь
Моё высокое мученье:
Свобода, Песня и Любовь.
Что было верным, что неверным,
Спроси, — душой не покривлю.
Не знаю я, кто в мире первым
Губами вылепил: люблю…
Он был воистину предтечей,
Звездою сердцу и уму:
И все поэты всех наречий
Во всём обязаны ему.
Владимиру Жукову
Это память опять от зари до зари
Беспокойно листает страницы.
И мне снятся всю ночь на снегу снегири,
В белом инее красные птицы.
Белый полдень стоит над Вороньей горой,
Где оглохла зима от обстрела,
Где на рваную землю, на снег голубой,
Снегириная стая слетела.
От переднего края раскаты гремят.
Похоронки доходят до тыла.
Над Вороньей горою погибших солдат
Снегириная стая накрыла.
Мне всё снятся военной поры пустыри,
Где судьба нашей юности спета.
И летят снегири, и летят снегири
Через память мою до рассвета.
Был дом и поле и два дышла.
Там — ни двора и ни кола.
России нет, Россия — вышла
И не звонит в колокола.
О ней ни слуху и ни духу,
Печаль — никто не сторожит.
Россия глушит бормотуху
И распластавшейся лежит.
И мы уходим с ней навеки,
Не осознав свою вину.
А в новгородчине узбеки
Уже корчуют целину.
Порой тоска житейской прозы
Нас держит крепче якорей.
…Грустит сирень. Пасутся козы
Над прахом матери моей.
Могила стоптана. Ограда
Растащена по кирпичу.
Что мне на этом месте надо?
Чего ищу? Чего хочу?
Я — здесь! Но я уже нездешний.
Здесь всё забыло про меня,
Пока я шёл сквозь ад кромешный
Двух войн, блокады и огня.
Пока среди сестёр и братий
В кровавом месиве дорог
Я душу матери растратил
И эту память не сберёг.
Я выйду в рожь. В родное поле.
В седое, как мои виски.
И, рухнув, выплачу на воле
Всю горечь страха и тоски.
И, может быть, из сердца прянут
Слова, как птицы из силка,
И мне в глаза мои заглянут
Два материнских василька.
Что поделаю?.. Всё чаще
Голос Ваш и Ваша стать
Не дают моей пропащей
Голове спокойно спать.
Но с колонны гордой выи
Что-то Ваша голова
Не глядит в мои живые
Обнажённые слова.
Нельзя дышать одним стихом
И заниматься голой школой.
Седлай Пегаса — и верхом,
Подогревая скорость шпорой,
Лети! — Дорога далека
И книга жизни не открыта —
Или звездой за облака,
Иль мелкой пылью под копыта!
Иди дорогою любви
По жизненному кругу
И не назло врагу живи —
Живи на радость другу!
Волна, звеня колечками,
По камушкам поёт.
И девочка над речкою
По бережку идёт.
Идёт, проходит павою
По берегу реки
И рвёт рукою правою
Ромашки лепестки.
Плывёт в траве до пояса,
Гадает про меня.
И тают оба полюса
От нашего огня.
По капле время точится
И просветляет нас.
И мне до смерти хочется
К той девочке сейчас.
Взглянуть бы в очи-проруби,
Поймать бы синий взгляд…
Да не летают голуби
На сорок лет назад.
Кусок промытый янтаря,
Прозрачный, как заря,
Вчерашний выбросил прибой
В подарок нам с тобой.
Прозрачный, как цветочный мед,
Он весь сквозит на свет.
Он к нам дошел, к другим дойдет
Сквозь сотни тысяч лет.
Он выплыл к нам с морского дна,
Где тоже жизнь цвела,
А в глубине его видна
Застывшая пчела.
И я сквозь тысячи годов
За ней готов в полет:
Узнать — с каких она цветов
Свой собирала мед.
Я жизнь люблю. Она рассказ
Развертывает свой.
и как мы счастливы сейчас,
Лишь знаем мы с тобой.
Теперь уже не наугад,
Наш опыт разберет —
И что такое в жизни яд
И что такое мед.
Любовь. Ее не взять годам
И силой не сломать.
Я сам, я сам ее раздам,
Чтобы опять, опять
Она на радость молодым
В прожилках янтаря
Сквозь сотни лет пришла к другим,
Живым огнем горя.
Как быстро кончилось вино
И новогоднее веселье;
Через холодное окно
Глядит туманное похмелье.
Но ведь блистали на балу
Вдвоём Поэзия и Проза,
И прорастала на полу
Тобой оброненная роза.
И ворох старых новостей
Под снегом стынет без призора.
И век железных скоростей
С тоской страстей не кончил спора.
Смолкает музыка в ночи
Под завывание метели, —
Но вместе с веком две свечи
Пока ещё не догорели.
Над озимью, над серой глиной пашен
Осинник оголился и продрог.
День на исходе. Две печали наши
Сошлись на перекрёстке двух дорог.
В ночь будет снег. Рвёт ветер дальних далей
Последний лист с продутого куста.
А как разжечь из двух седых печалей
В седую ночь подобие костра,
Не ведаю…
Малинником диким зарос откос
Над поворотом реки.
Сладчайший ветер твоих волос
Коснулся моей щеки.
Мир, который нас окружал,
Малиной спелой пропах.
Губ твоих малиновых жар
Растаял в моих губах.
И через души прошли века,
А может быть, только миг.
Потом в океан унесла река
Твой просветлённый лик.
Неведомо мне, на какой волне
Время оборвалось,
Но всё ещё снится моей седине
Ветер твоих волос.
Я слишком долго был счастливым
И перестал душой ценить
Когда-то бьющую приливом
Любовь, сходящую на нить.
Был мир глазаст, цветаст и ясен,
Как солнце, в очи била страсть.
Нет, не старайся — труд напрасен.
Не свяжешь. Нить оборвалась!
Но где-то там, еще в глубинах
Раздумий тяжких и обид,
Боясь взорваться, как на минах,
Надежда тихая стоит.
Из дальней дали, злой и строгой,
Через отчаянье и ложь
В последний раз меня растрогай,
Последним взглядом обнадежь.
Холодный ветер в голой роще
Сухой листвой засыпал след.
Над тощим полем стынет тощий,
Под масть воронам, серый свет.
Лес поредел. Подлесок гибок,
В нём каждый стебель, как клинок.
И я в кругу своих ошыбок,
Как в голой роще, одинок.
Развенчанным деревьям проще,
Чем людям, отходить ко сну.
Холодный ветер голой роще
Сулит надежду на весну.
Моя надежда небогата.
И знает грешная душа,
Что всё уходит без возврата,
Сухими листьями шурша.