Тихо пальцы опускаю
В снов синеющую воду.
Снег весенний в полдень тает,
Оседая – пахнет медом.
По лесам проходят тени,
Улыбаясь дальним склонам.
В неба колокол весенний
Солнца бьет широким звоном.
Я сижу, смежив ресницы,
В пальцах сны перебирая,
И душа, тяжелой птицей,
К небу крылья подымает.
День мой в труде тяжелом,
С лопатой в руках течет,
А мысли летят, как пчелы,
С цветов собирая мед.
Весенние перья солнца
На комья земли падают,
Цветы раскрывают донца,
И все это – радует.
Но кругом – человеческие лица
Молчаливы, как морды животных,
Оттого по ночам мне не спится,
Я лоб оттираю потный.
Хвост саламандры синеет на углях,
Каплями с бревен стекает смола,
Лампочки глаз, напряженный и круглый,
Щупает тени в далеких углах.
Чья-то ладонь в темноте выступает,
Дышит тяжелыми ребрами дом.
Бьется, как птица под крышей сарая,
Маленький Эрос с подбитым крылом.
Ветер тонким песьим воем
Завывает за горой.
Взвод стрелков проходит строем,
Ночь… Бараки… Часовой…
Это – мне, а что с тобою?
Серый каменный мешок?
Или ты прикрыл рукою
Пулей раненный висок?
Комары звенят по лесам,
Тонко поют луне.
Ночью знаю: ты сам
Думаешь обо мне.
По полетам гусиных стай,
По зеленой крови цветов,
Проливаемой через край –
Слышу твой зов.
Он прошел через сотню дорог,
Он дыханьем стоит в окне.
Значит, тоже не смог
Ты забыть обо мне?
Значит, снова встречай,
Через тысячи лет
Каждый май
На земле возникающий свет.
Все понятнее свобода,
Все доступнее покой…
Ты в себя уйди, как в воду
Погружаясь с головой.
Там, под темными пластами,
Плавай, щупая песок…
Глубже… Сны пошли кругами…
Глубже… Мысли поплавок
Где-то сверху там молчанье.
Но прозрачность – холодна.
Красным окунем сознанье
Понимается со дна.
Как странно тем, кто видел Смерть,
Вернуться в жизнь опять.
Вложить персты в земную твердь
И вкус и запах ощущать:
Тяжелых бревен слышать вес,
На стеклах — легкий пар,
В снегу от окон светлый крест,
И тюль, и самовар,
И кем-то мытый лак полов,
И чей-то отчий дом.
А ты пришел из страшных снов,
С котомкой за плечом.
Был сдвинут смысл привычных дел,
Шел бой. И в пустоте
Ты даже думать не умел
О том, как жили те,
Кто оставался за чертой,
В спокойной Лете лет.
Как странно тем прийти домой,
Кто видел смерти свет!
Что же? Значит истощенье?
Что же – значит, изнемог?
Страшно каждое движенье
Изболевших рук и ног.
Страшен голод: бред о хлебе.
«Хлеба, хлеба» — сердца стук.
Далеко в прозрачном небе
Равнодушный солнца круг.
Тонким свистом клуб дыханья,
Это – минус пятьдесят.
Что же? Значит умиранье?
Горы смотрят и молчат.
На свете есть много мук,
Но горше нет пустоты,
Когда вырвут детей из рук,
И растить их будешь не ты.
Ты живешь. Но случайный смех,
Детский голос, зовущий мать,
И память встает о тех,
И ранит тебя опять.
Ран любовных горят края,
Горек запах родных похорон,
Взявшись за руки, скорби стоят –
Всех их смоет река времен.
Но не смыть, не забыть, не залить,
Если отнял детей чужой –
Эта рана всегда горит,
Эта горечь всегда с тобой.
Мы выходим на рассвете,
Целый день стоим с пилой;
Где-то есть жена и дети,
Дом, свобода и покой.
Мы о них давно забыли —
Только больно ноет грудь.
Целый день мы пилим, пилим
И не можем отдохнуть.
Но и ночью отдых краток:
Только, кажется, прилег
В мерзлом холоде палаток,
Уж опять гудит гудок,
И опять мы начинаем.
Режет ветер, жжет мороз.
В Колыме, я твердо знаю:
Сколько снега, столько слез.
Горькой ягоды рябины
Круто кисти созревают.
Чья-то кровь падет безвинно?
Что судьба уготовляет?
Ходит благостная осень,
В желтых листьях солнца много.
Страхом наши души косит
Непонятная тревога:
Не углом летели гуси —
Лавой серые летели…
Смерть, как яблоко, раскусит
Мир, что мы недоглядели.
Тишина. Рвет сгустившийся мрак
Лай далекий собак.
Не поют петухи.
Тихо ходят стихи,
Забираются в дом.
Пошептались с котом
И уселись в углу.
Вон сидят на полу,
Еле слышно звеня, —
Ожидают меня.