Поэт и гражданин, он призван был учить.
В лохмотьях нищеты живую душу видеть.
Самоотверженно страдающих любить
И равнодушных ненавидеть.
Я по красному щебню схожу один
К морю сонному,
Словно тучками, мглою далеких вершин
Окаймленному.
Ах! как млеют, вдали замыкая залив,
Выси горные!
Как рисуются здесь, уходя в тень олив,
Козы черные…
Пастухи вдали на свои жезлы,
С их котомками,
Опершись, стоят на краю скалы —
Над обломками.
Там, у взморья, когда-то стоял чертог
С колоннадами,
И наяды плескались в его порог
Под аркадами.
Там недавно мне снился роскошный сон —
Но… всегда ли я
Ради этих снов забывал твой стон,
О Италия!
Вдохновляемый плачем твоим, я схожу
К морю сонному,
Словно тучками, мглою далеких вершин
Окаймленному.
Там в лазурном тумане толпой встают
Тени бледные.
То не тени встают — по волнам плывут
Пушки медные.
Корабельный флаг отдаленьем скрыт.
Словно дымкою.
Там судьба твоя с фитилем стоит
Невидимкою…
Писатель, — если только он
Волна, а океан — Россия,
Не может быть не возмущен,
Когда возмущена стихия.
Писатель, если только он
Есть нерв великого народа,
Не может быть не поражен,
Когда поражена свобода.
Вольный перевод из Гете
(Посв. А. Н. Майкову)
Волна бежит, шумит, колышет
Едва заметный поплавок.
Рыбак поник и жадно дышит
Прохладой, глядя на поток.
В нем сердце сладко замирает —
Он видит: женщина из вод,
Их рассекая, выплывает
Вся на поверхность и поет —
Поет с тоскою беспокойной:
«Зачем народ ты вольный мой
Манишь из волн на берег знойный
Приманкой хитрости людской?
Ах, если б знал ты, как привольно
Быть рыбкой в холоде речном!
Ты б не остался добровольно
С холма следить за поплавком.
Светила любят, над морями
Склонясь, уйти в пучину вод;
Их, надышавшихся волнами,
Не лучезарней ли восход?
Не ярче ли лазурь трепещет
На персях шепчущей волны?
Ты сам — гляди, как лик твой блещет
В прохладе ясной глубины!»
Волна бежит, шумит, сверкает,
Рыбак поник над глубиной;
Невольный жар овладевает
В нем замирающей душой.
Она поет — рыбак несмело
Скользит к воде; его нога
Ушла в поток… Волна вскипела,
И опустели берега.
И в праздности горе, и горе в труде…
Откликнитесь, где вы, счастливые, где?
Довольные, бодрые, где вы?
Кто любит без боли, кто мыслит без страха?
Кого не тревожит упрек или плач?
Суда и позора боится палач —
Свободе мерещится плаха…
Хоть сотую долю тяжелых задач
Реши ты нам, жизнь бестолковая,
Некстати к нам нежная,
Некстати суровая,
Слепая, — беспутно мятежная!..
Вижу, как тяжек мой путь,
Как бесполезен мой повод!
Кони натужили грудь,
Солнце печет, жалит овод.
Что ты, лихой проводник,
Сверху кричишь мне: за мною!
Ты с малолетства привык
Рыскать с ружьем за спиною.
Я же так рано устал!
Скучны мне виды природы —
Остовы глинистых скал,
Рощей поникшие своды!
Глухо, безлюдно кругом…
Тяжко на эти вершины,
Вечным объятые сном,
Облокотились руины.
Спят!.. и едва ли от них
Странник дождется ответа!
Вряд ли порадует их
Голос родного привета!
Нет ли! — скажи, проводник, —
Нет ли преданья?! — Рукою
Шапку надвинул старик
И покачал головою.
Вижу — потоки бегут —
Книзу проносится пена,
Через потоки бредут
Кони, в воде по колена.
Рад бы и я утолить
Жажду — в тени приютиться.
Рад бы с коня соскочить —
Руки сложить и забыться.
Некуда спрыгнуть с седла!
Слева — отвесные стены,
Справа — деревья и мгла,
Шум и сверкание пены.
Рад бы помчаться стрелой!
Рад бы скакать! — невозможно!
Конь мой идет осторожно,
Пробует камни ногой.
И осторожность заслуга!
Конь мой собой дорожит
Вот поднимается с юга
Ветер, — пустыня шумит,
Мне же далекого друга
Голос как будто звучит.
«Друг мой! зачем ты желаешь
Лучших путей? путь один…»
Ну, конь! иди сам как знаешь —
Здесь я не твой господин!
Когда б любовь твоя мне спутницей была,
О, может быть, в огне твоих объятий
Я проклинать не стал бы даже зла,
Я б не слыхал ничьих проклятий! —
Но я один — один, — мне суждено внимать
Оков бряцанью — крику поколений —
Один — я не могу ни сам благословлять,
Ни услыхать благословений! —
То клики торжества… то похоронный звон, —
Всё от сомнения влечёт меня к сомненью…
Иль, братьям чуждый брат, я буду осуждён
Меж них пройти неслышной тенью!
Иль, братьям чуждый брат, без песен, без надежд
С великой скорбию моих воспоминаний,
Я буду страждущим орудием невежд
Подпоркою гнилых преданий!
Отчего я люблю тебя, светлая ночь, —
Так люблю, что страдая любуюсь тобой!
И за что я люблю тебя, тихая ночь!
Ты не мне, ты другим посылаешь покой!..
Что мне звезды — луна — небосклон — облака —
Этот свет, что, скользя на холодный гранит,
Превращает в алмазы росинки цветка,
И, как путь золотой, через море бежит?
Ночь! — за что мне любить твой серебряный свет!
Усладит ли он горечь скрываемых слез,
Даст ли жадному сердцу желанный ответ,
Разрешит ли сомненья тяжелый вопрос!
Что мне сумрак холмов — трепет сонный листов —
Моря темного вечно-шумящий прибой —
Голоса насекомых во мраке садов —
Гармонический говор струи ключевой?
Ночь! — за что мне любить твой таинственный шум!
Освежит ли он знойную бездну души,
Заглушит ли он бурю мятежную дум —
Все, что жарче впотьмах и слышнее в тиши!
Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь, —
Так люблю, что страдая любуюсь тобой!
Сам не знаю, за что я люблю тебя, ночь, —
Оттого, может быть, что далек мой покой!
Время новое повеяло — смотри.
Время новое повеяло крылом:
У одних глаза вдруг вспыхнули огнем,
Словио луч в лицо ударил от зари,
У друпих глаза померкли и чело
Потемнело, словно облако нашло…
По торжищам влача тяжелый крест поэта,
У дикарей пощады не проси, —
Молчи и не зови их в скинию завета
И с ними жертв не приноси.
Будь правды жаждущих невольным отголоском,
Разнузданных страстей не прославляй
И модной мишуры за золото под лоском
Блестящих рифм не выдавай.
И если чернь слепа, не жаждет и не просит,
И если свет — к злу равнодушный свет
Надменно, как трофей, свои оковы носит, —
Знай, что для них поэта нет…
Волшебный край! Соренто дремлет —
Ум колобродит — сердце внемлет —
Тень Тасса начинает петь.
Луна сияет, море манит,
Ночь по волнам далеко тянет
Свою серебряную сеть.
Волна, скользя, журчит под аркой,
Рыбак зажег свой факел яркий
И мимо берега плывет.
Над морем, с высоты балкона,
Не твой ли голос, примадонна,
Взвился и замер? — Полночь бьет.
Холодной меди бой протяжный,
Будильник совести продажной,
Ты не разбудишь никого!
Одно невежество здесь дышит,
Все исповедует, все слышит,
Не понимая ничего.
Но от полуночного звона
Зачем твой голос, примадонна,
Оборвался и онемел?
Кого ты ждешь, моя синьора?
О! ты не та Элеонора,
Которую Торквато пел!
Кто там, на звон твоей гитары,
Прошел в тени с огнем сигары?
Зачем махнула ты рукой,
Облокотилась на перила,
Лицо и кудри наклонила,
И вновь поешь: «О идол мой!»
Объятый трепетом и жаром,
Я чувствую, что здесь недаром
Италия горит в крови.
Луна сияет — море дремлет —
Ум колобродит — сердце внемлет —
Тень Тасса плачет о любви.
(Посв. Я. К. Гроту)
Вздымая волны, над заливом
Шла к ночи буря, — гром гудел…
За облака, навстречу ливня,
Орел с добычею летел:
В свое гнездо, не внемля грому,
Крылами рассекая мглу,
Он нес в когтях своих голубку
И опустился на скалу.
За ним мерцали на закате
Вершин незыблемых снега,
Под ним клубились тучи — пена
Посеребрила берега.
Ручьи скакали по каменьям,
Орлы кричали… Никому
Не откликался он и слушал,
Как жертва плакалась ему…
В его копях, дрожа и жмурясь,
Она молила: «Отпусти…»
И внял мольбам великодушный
Орел и молвил ей: «Лети!»
И радостно, своей свободы
Почуя миг, как снежный ком,
С размаху брошенный, голубка
Рванулась вдаль, мелькнув крылом,
И полетела; — закружилась,
Ища родных ей берегов,
И погрузилась в водяную
Пыль между волн и облаков,
И сделалась добычей бури —
Добыча мощного орла…
Увы, бездушная стихия
Ее молитв не приняла…
Как мотылек, дождем прибитый,
Едва мелькая в бурной мгле,
Она исчезла в серой пене
Валов, несущихся к скале;
На той скале все тот же мощный
Орел державно отдыхал,
Порой свой клюв точил, порою
Лениво крылья расправлял.
И думал он: авось под утро
Стихий угомонится вой,
И выпрыгнет на солнце серна,
И гуси взмоют над водой…
А там, где конь пылил дорогу,
Стада потянутся в кусты…
И мне потребную добычу-
Господь укажет с высоты…
Когда я слышу твой певучий голосок,
Дитя, мне кажется, залётный ветерок
Несёт ко мне родной долины звуки,
Шум рощи, колокол знакомого села
И голос той, которая звала
Меня проститься с ней в последний час разлуки.
На горах, под метелями,
Где лишь ели одни вечно зелены,
Сел орел на скалу в тень под елями
И глядит — из расселины
Выползает змея, извивается,
И на темном граните змеиная
Чешуя серебром отливается…
У орла гордый взгляд загорается:
Заиграло, знать, сердце орлиное,
«Высоко ты, змея, забираешься! —
Молвил он, — будешь плакать — раскаешься!..»
Но змея ему кротко ответила:
«Из-под камня горючего
Я давно тебя в небе заметила
И тебя полюбила, могучего…
Не пугай меня злыми угрозами,
Нет! — бери меня в когти железные,
Познакомь меня с темными грозами,
Иль умчи меня в сферы надзвездные».
Засветилися глазки змеиные
Тихим пламенем, по-змеиному,
Распахнулися крылья орлиные,
Он прижал ее к сердцу орлиному,
Полетел с ней в пространство холодное;
Туча грозная с ним повстречалася:
Изгибаясь, змея подколодная
Под крыло его робко прижалася.
С бурей борются крылья орлиные:
Близко молния где-то ударила…
Он сквозь гром слышит речи змеиные —
Вдруг —
Змея его в сердце ужалила.
И в очах у орла помутилося,
Он от боли упал как подстреленный,
А змея уползла и сокрылася
В глубине, под гранитной расселиной.
Заплетя свои темные косы венцом,
Ты напомнила мне полудетским лицом
Все то счастье, которым мы грезим во сне,
Грезы детской любви ты напомнила мне.
Ты напомнила мне зноем темных очей
Лучезарные тени восточных ночей —
Мрак цветущих садов — бледный лик при луне, —
Бури первых страстей ты напомнила мне.
Ты напомнила мне много милых теней
Простотой, темным цветом одежды твоей.
И могилу, и слезы, и бред в тишине
Одиноких ночей ты напомнила мне.
Все, что в жизни с улыбкой навстречу мне шло,
Все, что время навек от меня унесло,
Все, что гибло, и все, что стремилось любить, —
Ты напомнила мне. — Помоги позабыть!