— Рысью марш! — рванулись с места кони.
Вот летит карьером наш отряд.
«Ну , а всё же юность не догонишь!» —
Звонко мне подковы говорят.
Всех обходит школьница-девчонка,
Ветер треплет озорную прядь.
Мне подковы повторяют звонко:
«Всё напрасно — юность не догнать!»
Не догнать? В седло врастаю крепче,
Хлыст и шпоры мокрому коню.
И кричу в степной бескрайний вечер:
«Догоню! Ей-богу, догоню!»
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Вы этому, пожалуйста, не верьте:
Он не подвластен времени и смерти,
Он в новый собирается поход.
Пусть жизнь его невзгодами полна —
Он носит раны, словно ордена!
А ветряные мельницы скрипят,
У Санчо Пансы равнодушный взгляд —
Ему-то совершенно не с руки
Большие, как медали, синяки.
И знает он, что испокон веков
На благородстве ловят чудаков,
Что прежде, чем кого-нибудь спасёшь,
Разбойничий получишь в спину нож…
К тому ж спокойней дома, чем в седле.
Но рыцари остались на земле!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Он в новый собирается поход!
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Опять лежишь в ночи, глаза открыв,
И старый спор сама с собой ведешь.
Ты говоришь:
— Не так уж он красив! —
А сердце отвечает:
— Ну и что ж!
Все не идет к тебе проклятый сон,
Все думаешь, где истина, где ложь…
Ты говоришь:
— Не так уж он умен! —
А сердце отвечает:
— Ну и что ж!
Тогда в тебе рождается испуг,
Все падает, все рушится вокруг.
И говоришь ты сердцу:
— Пропадешь! —
А сердце отвечает:
— Ну и что ж!
По улице Горького — что за походка! —
Красотка плывёт, как под парусом лодка.
Причёска — что надо!
И свитер — что надо!
С лиловым оттенком губная помада!
Идёт не стиляжка — девчонка с завода,
Девчонка рожденья военного года,
Со смены идёт (не судите по виду) —
Подружку ханжам не дадим мы в обиду!
Пусть любит
с «крамольным» оттенком помаду.
Пусть стрижка — что надо,
И свитер — что надо,
Пусть туфли на «шпильках».
Пусть сумка «модерн»,
Пусть юбка едва достигает колен.
Ну что здесь плохого? В цеху на заводе
Станки перед нею на цыпочках ходят!
По улице Горького — что за походка! —
Красотка плывёт, как под парусом лодка,
А в сумке «модерной» впритирку лежат
Пельмени, Есенин, рабочий халат.
А дома — братишка, смешной оголец,
Ротастый галчонок, крикливый птенец.
Мать… в траурной рамке глядит со стены.
Отец проживает у новой жены.
Любимый? Любимого нету пока…
Болит обожжённая в цехе рука…
Устала? Крепись, не показывай виду, —
Тебя никому не дадим мы в обиду!
По улице Горького — что за походка! —
Красотка плывёт, как под парусом лодка,
Девчонка рожденья военного года,
Рабочая косточка, дочка завода.
Причёска — что надо!
И свитер — что надо!
С «крамольным» оттенком губная помада!
Со смены идёт (не судите по виду) —
Её никому не дадим мы в обиду!
Мы сами пижонками слыли когда-то,
А время пришло — уходили в солдаты!
Хорошо молодое лицо —
Жизнь еще не писала на нем,
И своим не пахала резцом,
И своим не дышала огнем.
Больно время его обожжет,
Так же, как обжигало и нас.
Пусть упрямым останется рот,
Не погаснет сияние глаз,
Но добавится что-то еще —
Станут тоньше, духовней черты.
С этой грани начнется отсчет
Настоящей мужской красоты.
Да, тогда лишь придет Красота,
И теперь навсегда, до конца:
Красота не пустого холста —
Обожженного жизнью лица.
Всё замело дремучими снегами.
Снега, снега — куда ни бросишь взгляд…
Давно ль скрипели вы под сапогами
Чужих солдат?
Порой не верится, что это было,
А не привиделось в тяжёлом сне…
Лишь у обочин братские могилы
Напоминают о войне.
Снега, снега… Проходят тучи низко,
И кажется — одна из них вот-вот
Гранитного коснётся обелиска
И хлопьями на землю упадёт.
Двое рядом притихли в ночи,
Друг от друга бессонницу пряча.
Одиночество молча кричит,
Мир дрожит от безмолвного плача.
Мир дрожит от невидимых слез,
Эту горькую соль не осушишь.
Слышу SOS, исступленное SOS —
Одинокие мечутся души.
И чем дольше на свете живем,
Тем мы к истине ближе жестокой:
Одиночество страшно вдвоем,
Легче попросту быть одинокой…
Во второй половине двадцатого века
Два хороших прощаются человека —
Покидает мужчина родную жену,
Но уходит он не на войну.
Ждет его на углу, возле дома, другая,
Все глядит на часы она, нервно шагая:
Покидает мужчина родную жену —
Легче было уйти на войну!
Пиджак накинул мне на плечи —
Кивком его благодарю.
«Еще не вечер, нет, не вечер!»-
Чуть усмехаясь, говорю.
А сердце замирает снова,
Вновь плакать хочется и петь.
…Гремит оркестра духового
Всегда пылающая медь.
И больше ничего не надо
Для счастья в предзакатный час,
Чем эта летняя эстрада,
Что в молодость уводит нас.
Уже скользит прозрачный месяц,
Уже ползут туманы с гор.
Хорош усатый капельмейстер,
А если проще — дирижер.
А если проще, если проще:
Прекрасен предзакатный мир!
И в небе самолета росчерк,
И в море кораблей пунктир.
И гром оркестра духового,
Его пылающая медь.
…Еще прекрасно то, что снова
Мне плакать хочется и петь.
Еще мой взгляд кого-то греет
И сердце молодо стучит.
Но вечереет, вечереет —
Ловлю последние лучи…
Стало зрение сердца
Острее,
Если сердце прошло
Через ад…
Дорогие,
Миритесь быстрее-
Не существенно,
Кто виноват.
Я прошу вас,
Давайте не будем
Рвать мосты за собой
Сгоряча…
Почему это
Близкие люди
Рубят прямо по душам
Сплеча?
Я прошу вас,
Поймите быстрее-
В битве душ
Победителей нет.
Стало зрение сердца
Острее
После всех испытаний
И бед.
Стал холоден мой тёплый старый дом.
Как батарея, доброта остыла.
И губы произносят лишь с трудом
Привычное, простое слово “милый”.
Но невозможно жить без теплоты,
И я не очень чётко понимаю,
Как этот холод переносишь ты —
Неужто веришь возвращенью мая?
Он застенчив и сдержан,
Ты болтлива, резва.
Он — хорошая музыка,
Ты — пустые слова.
Как случилось, что вроде
Мило смотритесь вместе?
Не словами — мелодией
Покоряет нас песня…
О нет, любовь не измеряют стажем,
Она не терпит директивных мер.
Любовь бывает мимолётной даже —
Ромео и Джульетта, например…
Брожу по набережной снова.
Грустит на рейде теплоход.
И прелесть улочек портовых
Вновь за душу меня берет.
Прохладно, солнечно и тихо.
Ай-Петри в скудном серебре.
… Нет, не курортною франтихой
Бывает Ялта в январе.
Она совсем не та, что летом,-
Скромна, приветлива, проста.
И сердце мне сжимает эта
Застенчивая красота.
И вижу я все чаще-чаще,
В музейный забредая сад,
Бородку клином, плащ летящий,
Из-под пенсне усталый взгляд…
Я хочу забыть вас, полковчане,
Но на это не хватает сил,
Потому что мешковатый парень
Сердцем амбразуру заслонил.
Потому что полковое знамя
Раненая девушка несла —
Скромная толстушка из Рязани,
Из совсем обычного села.
Всё забыть. И только слушать песни.
И бродить часами на ветру…
Где же мой застенчивый ровесник,
Наш немногословный политрук?
Я хочу забыть свою пехоту.
Я забыть пехоту не могу.
Беларусь. Горящие болота.
Мёртвые шинели на снегу.