Дмитрий Хвостов — Николаю Ивановичу Гнедичу: Стих

Вступя с Парнасскими богинями в союз,
Ты, Гнедич, показал свои дары и вкус.
С Омиром ли поешь для Россов древни брани,
Или с чувствительных сердец сбираешь дани,
Вольтера дивного стремяся по следам,
Везде ты плавен, чист и близок к образцам;
Ты сам поэт в числе поэтов вдохновенных,
Не собиратель рифм и фраз обыкновенных.
Ты должен ведать то (твой разум просвещен),
Какими безднами путь к Пинду прегражден.
Препятствий тьма в делах Беллоны и Фемиды,
Не меньше трудностей встречают Пиериды.

Пусть представляют их, сидящих у холмов,
Спокойно внемлющих журчанье ручейков,
Пусть ревностны певцы о Геликоне пишут,
Что там прохладные зефиры только дышут,
Что вкупе собраны натуры красоты,
Что царствует весна, одни растут цветы,
Что не является туда мороз суровый,
Что Музы там, резвясь, плетут венцы Лавровы;
Коль спросит тех, кому сияет Фебов свет,
Нам Ломоносовы другой дадут ответ,
Признаются, что есть на Пинде тучи черны,
И часто вместо роз там прозябают терны.
Пусть за упрямство рифм, как за ужасно зло,
Пенял садовнику шутливый Буало;
Но справедливее от нас должны быть пени
За рослые слова, длиною в полсажени.
Чей может ум, перо, дар превосходный чей
(Хотя б в Петрополе родился вновь Орфей),
_И сенолиственно и благопокорливо_
Включить в одном стихе искусно и счастливо?

Бесспорно, наш язык — язык самих Богов;
Но мы еще на нем значенье, силу слов
Доселе не могли определить законом:
Все пишем, как хотим, шутя над Аполлоном.
Не только мысли блеск, по лености своей,
Заемлем из чужих для прихоти ключей,
Мы черплем оборот из Тасса иль Мильтона,
Или из Геснера, или из Кребильона,
Бродя по образцам несродных нам чудес,
Не можем языку дать настоящий вес.

Пускай ты ниспроверг посредством дарований
Неисчислимости Парнасских препинаний,
Постигнул звуков чин, разумный слова склад
И мыслям чрез слова пристойный дал наряд;
Положим, что в стихах, чрез хитрое искусство,
С воображением совокупил и чувство,
То право приобрел на лавровый венец;

Но чуть поставишь ты внизу стихов конец,
Забота новая тебе, поэт, родится;
Толпа читателей, как пчельный рой, плодится;
Твое творение весь город полюбя,
Читать твои стихи к себе зовет тебя.
Сияют храмины кинкетов, люстр огнями,
Сидят ценители за круглыми столами,
И мыслят прорицать священных дев закон;
В толь день торжественный оставлен и бостон.
Уже ты стих прочел, и критика готова,
Без порицания не пропускают слова.
Иной стишок им тускл, а тот незвучен стих,
Глаголы гонят прочь, шумят на запятых,
Не терпят древних слов, а паче усеченных.
Писатель! берегись в восторгах дерзновенных,
Ко существительным, хотя бы и под стать,
Ты прилагательны для рифмы прибирать.

Занявшись судии толь мелкими вещами,
Не могут озарять нас истины лучами:
Тот просит громкости, цветочных уз другой,
Тот сладкозвучия, Риторики иной;
Хотя вопросами писателя замучат,
На век Поэзии Поэта не научат.
Привыкнув спрашивать условной красоты,
Не спросят одного: Поэт ли, Гнедич, ты?
О тщетной гладкости хлопочут только, мыслят,
Кто гладко пишет здесь, того пророком числят;
Иным писателям и я скажу без льсти:
По гладким их стихам хоть шаром покати.

Во мзду трудов Фрерон, с ослиными ушами,
Поставит в ряд тебя с негодными писцами;
И даже критики не сделав никакой,
Решит, что дурен ты и хуже, чем другой.

Скажи, иль думаешь средь тягостных занятий,
Что ты, досады зря на Пинде от собратий,
Терпеньем утомя и зависть их и месть,
Себе и своему доставишь роду честь;
Что жизни выгоды, богатство, славу мира
С собою принесет Поэту громка лира?

Коль мыслишь, то оставь сии приятны сны,
Какая встарь была, нет той дарам цены.
Великий твой Омир пускай воскреснет ныне,
Не станут о его рожденьи иль кончине
Семь спорить городов, {16} ниже одно село
Не возгремит, что в мир певца произвело.

Поэт во древности Олимпа собеседник,
У Римлян, Греков он был славы проповедник;
Полезны истины на лире возглашал,
Хвалил полубогов, а смертных просвещал.
Не нужны боле нам певцы замысловаты;
Познания без них открылся ключ богатый;
Поток высоких дум, благодаря судьбе,
Покажет, изъяснит какой-нибудь Абе.
Что ныне лавр певца, что ныне громка лира?
Навыкла презирать их большая часть мира.
Не лучше ли, Поэт! за чистый взяться ум?
Оставя лирный звук и ключ богатых дум,
В бездумно откупов переселиться царство?
О жизнь откупщиков! прямое в мире барство!
О Вакхов славный жезл, волшебный, золотой!
Ты расточаешь в мир веселие рекой;
Твои наперсники в каретах все и сыты;
Власы супружниц их алмазами увиты.
Но только ль то, что жизнь приятной он творит?
Самой натуры нам сокровища дарит.
Скажи, где откупщик не мил и не прелестен?
Где неразумен он, неловок и нечестен?
Где без ходатайства, без ближних, без друзей?
Скажите, кто ему не отопрет дверей?
Как солнца светлый лик все звезды помрачает,

Червонцев сладкий звук таланты заглушает.
Что делать? на земли уже такой закон;
Покорны Плутусу Феб, Марс и Купидон;
Все Плутус в мире сем, и по его днесь власти
Текут в своей чреде огромны мира части.

Когда Поэтом быть велит твоя звезда,
Строй лиру, не щади безмерного труда,
Дерзай, питомец Муз, светить земному кругу
В честь самому себе, отечеству в услугу.
От Музы жди венца, с Омиром лавр возьми,
От современников себе досады жди.