1
В Америке где-то
Судя по газетам,
Есть город такой – «Голливуд»…
И в городе этом,
Судя по газетам,
Лишь киноактеры живут!
И там неизменно
Пред всею вселенной
Сквозь первый в Америке взор,
Как синие птицы,
Трепещут ресницы
У маленькой Мэри Пикфорд!
2
В Париже, на Яве,
В Тимбукту, в Варшаве,
От Лос-Анжелос до Ельца
Пред маленькой Мэри
Раскрыты все двери
И настежь раскрыты сердца!..
И каждый свой вечер,
Стремясь к ней навстречу,
Следят по экранам в упор
Глаза всего света
За маленькой этой,
За маленькой Мэри Пикфорд!
3
И вечером сонным
Для всех утомленных
Своей кинофирмой дана,
Восходит багряно
На киноэкранах,
Как Солнце ночное, она!
И вьется, и мчится
По вздрогнувшим лицам
Тот первый в Америке взор!..
И сколько улыбок
На свете погибло б
Без маленькой Мэри Пикфорд?!.
Некие в смокинг одетые атомы,
Праха веков маринованный прах,
Чванно картавят, что, мол, «азиаты мы»,
На европейских своих языках!
Да! Азиаты мы! Крепкое слово!
В матерном гневе все наши слова!
Наши обновы давно уж не новы:
Киев и Новгород! Псков и Москва!
В наших речах – курский свист соловьиный,
Волга и Днепр! Океан и фиорд!
В наших речах – грохот снежной лавины,
Ржанье и топот Батыевых орд!
В наших глазах – золотой щит Олега,
Плеть Иоанна! Курганная тишь!
Мертвенный холод Байкальского снега,
Пламя Москвы и плененный Париж!
Эй, на запятки! Не вам ли завялым
Путь преградить разъярившимся нам?
Или, озлившись, мы хлопнем Уралом
По напомаженным вашим башкам!
В наших плечах – беломорские скалы!
В наших ушах – храп медвежьих берлог!
В наших сердцах – самоцветы Урала!
В нашей груди – древний каменный бог!
Все это было в переулке
На «Петербургской Стороне»,
Где все шаги чрезмерно гулки,
И в поэтической прогулке
Вы поболтать позвольте мне
О том, что было в переулке
На «Петербургской Стороне»…
В том переулке был домишко,
Ну, а в домишке том – «она»
С полуразрезанною книжкой,
С тоской, вязаньем и Амишкой
Майора некого жена!
В том переулке был домишко,
Ну, а в домишке том – «она»!
Майор! Майор! Но где майор же?
Майор воюет на войне!
Что может быть на свете горше
Судьбы скучающей майорши
На «Петербургской Стороне»?
Майор! Майор! Но где майор же?
Майор воюет на войне!
Но вот коллежский регистратор
Встал перед нею «agenoux»
И, сделав под окном сперва тур,
В любви пылая, как экватор,
Прельстил Майорову жену
Коллежский этот регистратор,
Пред нею вставши «agenoux».
Что ж? Кроме всяческих военных
Есть и гражданские чины!
И, не позоря чин военный,
Мы беспристрастно совершенно
Отметить все же тут должны,
Что, кроме всяческих военных,
Есть и гражданские чины!
1
Коммерчески спокоен,
В панель упрямо врос
Промышленной ногою
Лоток для папирос!
И, с жаром расширяя
Промышленность, втроем
Перед клиентом с края
Склонились над лотком:
– Прядь упрямая, плюс
Моссельпромский картуз,
А под ним – деловая
Такая
Моссельпромщица № … (не знаю!)
2
Но, кроме всяких «Пери»
И прочих папирос,
Ведь есть в СССР’е
Еще и – Наркомпрос!
И ночью, совершенно
Забыв про Моссельпром,
Над книгою толщенной
Склоняются втроем:
Прядь упрямая, плюс
Моссельпромский картуз,
А под ним – деловая
Такая
Моссельпромщица № … (не знаю!)
3
Пожалуй, вы поймете,
Что так всю жизнь сполна
Учебе да работе
Она обречена?!
Она –не морс в стакане!
У ней кровь бьет ключом!
И часто на свиданье
Бегут стремглав втроем:
– Прядь упрямая, плюс
Моссельпромский картуз,
А под ним – деловая
Такая
Моссельпромщица № … (не знаю!)
Сам Папа мне свидетель,
Что на сто верст кругом
Известна добродетель
Мадам де Шавиньом.
Ей не страшно злоречье,
Белей, чем снежный ком,
И реноме и плечи
Мадам де Шавиньом.
И, словно ангелочки,
Вдаль тянутся гуськом
Двенадцать юных дочек
Мадам де Шавиньом.
И к этой строгой даме
Явился как-то раз
С фривольными мечтами
Приезжий ловелас.
Но был от пылкой страсти
Он сразу исцелен,
Когда в ответ на: «Здрасте!»
Она сказала:»В о н».
Когда ж от нагоняя
Он бросился назад,
Добавила, вздыхая:
«Вон… свечи ведь горят».
И вмиг погасли свечи.
И на сто вёрст кругом
Во тьме сверкнули плечи
Мадам де Шавиньом.
Из пары старых досок
Родив себя, как мог,
Стоит на перекрестке
Цветной Кооп-Ларек…
В нем что угодно купишь
В два счета! Он –такой:
По виду – словно кукиш,
Но –очень деловой!
Заморские базары,
Крича издалека,
Шлют разные товары
Для этого Ларька.
Берлин, Варшава, Вена
И Ява, и Кантон
Торгуются степенно
С цветным Кооп-Ларьком!
И тут на перекрестке
От дел таких слегка
Потрескивают доски
Советского Ларька…
И вспоминают, тужась,
Как 8 лет назад
Они лежали тут же
На баррикадах в ряд!
О, милый друг, хотя ты
Весь мир исколеси,
Все дамы грубоваты
В сравнении с Люси.
Она хрупка, как блюдце,
И боже упаси
Хоть к платью прикоснуться
Застенчивой Люси.
Все скажут без изъятья,
Кого лишь не спроси,
Что Жанна д’Арк в квадрате –
Безгрешная Люси.
И быть бы ей в почёте,
Когда бы в Сан-Суси
Не числился в пехоте
Сержантом сын Люси…
Вы помните тот вечно-звонный
Неугомонный «Красный дом»,
Вздымающий свои фронтоны
В великолепии своем?
Где с давних пор в российском мраке,
На целый миp, средь этих зал,
Российской Мысли вечный факел
Неугасаемо пылал;
Где каждый год, в звенящем гаме
Под неустанный смех и спор,
Двадцатилетними глазами
Сверкал гигантский коридор!..
Там, под гуденье аудиторий,
Средь новых лиц и новых дней,
Вздыхает в старом коридоре
Тень мертвой Юности моей…
Если хочешь, для тебя я
Пропою здесь серенаду,
Буду петь, не умолкая,
Хоть четыре ночи кряду?
Если хочешь, я мгновенно
Сочиню тебе отменный,
Замечательный сонет?
Хочешь?
«Нет!»
С князем Павлом сладу нету!
Comprenez vous, дело в том,
Что к статс-даме он в карету
Под сиденье влез тайком!
Не качайте головами!
Ведь беды особой нет,
Если было той статс-даме
Только… только 20 лет!..
Это было в придворной карете
С князем Павлом в былые года.
Это было при Елизавете
И не будет уж вновь – никогда!
И, прикрывши ножки тальмой,
Затряслась статс-дама: – «Ой,
«Сколь вы прытки, государь мой,
И – сколь дерзостны со мной!»
Князь ей что-то тут невнятно
Прошептал… И – стихло там!..
Ведь любовь весьма приятна –
Даже… даже для статс-дам!
Это было в придворной карете
С князем Павлом в былые года.
Это было при Елизавете
И не будет уж вновь – никогда!
И, взглянув на вещи прямо,
Поборов конфуз и страх,
Очень долго та статс-дама
Пребывала в облаках!..
И у дома, спрыгнув наземь
С той заоблачной стези,
Нежно так простилась с князем
И промолвила: – «Мерси.»
Это было в придворной карете –
С князем Павлом в былые года.
Это было при Елизавете
И не будет уж вновь – никогда!
У заморских пав краса
Никогда не хмурится!
Перед их красой глаза,
Как от солнца, жмурятся!
Истукана вгонят в дрожь
Взоры их испанские!
Только мне милее все ж
Наши-то: рязанские!
Эх, ты, Русь моя! С тебя
Глаз не свел ни разу я!
– Эх, ты, русая моя!
Эх, голубоглазая!
1
Собою невелички,
Знай, маялись в пыли.
Кирпичики, кирпичики,
Кирпичики мои…
И господа из города
В перчаточках своих
Презрительно и гордо
Ворочались от них!..
«И долго от обидчиков
Кряхтели, как могли:
– Кирпичики, кирпичики,
Кирпичики мои…
2
Но вот сердит стал с виду
Простой народ! И, глядь:
Обидчикам обиды
Вдруг стал припоминать!
Озлившись, в день осенний
Взъерошились штыки,
И на дворцы с гуденьем
Пошли грузовики!
И в головы обидчиков
Летали, как могли:
– Кирпичики, кирпичики,
Кирпичики мои!
3
А после всех событий
Народ к ним шасть опять:
«Кирпичики, идите
Домишки нам латать!»
И, с края и до края,
На всяческий манер
Кирпичики латают,
Кряхтя, С.С.С.Р.
Собою невелички,
Да – умницы они:
Кирпичики, кирпичики,
Кирпичики мои!..
1
Кепка! Простецкая кепка!
На миллионы голов
Влезла ты с маху! И крепко
Села цилиндрам назло!
Видел весь мир, изумленно
Ахнувши из-за угла,
Как трехсотлетней короне
Кепка по шапке дала!
2
И, набекрень съехав малость
От передряг,– во весь мах
Долго и крепко ты дралась
На разъяренных фронтах!
И, без патрон и без хлеба
Лбом защищая Москву,
Нет такой станции, где бы
Ты не валялась в тифу!
3
От Чухломы до Урала
В морду былому житью
Это не ты ли орала
Новую Правду свою?!
И на фронтах, и на Пресне,
Мчась по столетьям в карьер,
В небо горланила песни,
Славя свой С.С.С.Р.
4
Ну-ка, вот! В той перебранке
Той небывалой порой:
От револьвера до танка
Кто не сшибался с тобой?
Но, поднатужась до пота,
Все же, к двадцатым годам,
Даже антантным дредноутам
Кепка дала по шеям!
5
Бешены были те годы!
И на всех митингах ты
С дьяволом, с богом, с природой
Спорила до хрипоты!
И, за голодных индусов
Кроя Керзона весьма,
В это же время со вкусом
Воблу жевала сама!
6
Кончились годы нахрапа!
Ты – на весь мир! И, глядишь,
Перед тобой сняли шляпы
Лондон, Берлин и Париж!
Кепка! Простецкая Кепка!
Средь мировой бедноты
Медленно, тяжко, но крепко
Ставишь свои ты посты!..
7
Кепка! Простецкая Кепка!
Вы не бывали
На канале?
На погрузившемся в печаль
«Екатерининском канале»,
Где воды тяжелее стали
За двести лет бежать устали
И побегуть опять едва ль…
Вы там наверное бывали?
А не бывали! – Очень жаль!
Эрот в ночи однажды, тайно
Над Петербургом пролетал,
И уронил стрелу случайно
В «Екатерининский канал».
Старик-канал, в волненьи странном,
Запенил, забурлил вокруг
И вмиг – Индийским Океаном
Себя почувствовал он вдруг!..
И, заплескавши тротуары,
Ревел, томился и вздыхал
О параллельной «Мойке» старый
«Екатерининский канал»…
Но, «Мойка» – женщина. И бойко
Решив любовные дела,–
Ах!.. – «Крюкову каналу» «Мойка»
Свое теченье отдала!..
Ужасно ранит страсти жало!..
И пожелтел там, на финал,
От козней «Крюкова канала»
«Екатерининский канал»!..
Вы не бывали
На канале?..
На погрузившемся в печаль
«Екатерининском канале»,
Где воды тяжелее стали
За двести лет бежать устали
И побегут опять едва ль?
Вы там наверное бывали?
А не бывали! – очень жаль!
Ау, века? Ах, где ты, где ты,
Веселый век Елизаветы,
Одетый в золото и шелк?..
Когда в ночи, шагая левой,
Шел на свиданье, как Ромео,
К императрице целый полк!
Когда на царском фестивале
Сержанты томно танцевали
С императрицей менуэт…
Любила очень веселиться
Веселая императрица
Елисавет!
Ay, века? Ах, где ты, где ты,
Веселый век Елизаветы,
Когда на площади Сенной
Палач в подаренной рубахе
К ногам царицы с черной плахи
Швырнул язык Лопухиной!
И крикнул с пьяною усмешкой:
«Эй, ты, честной народ, не мешкай!
Кому язык? Берешь, аль нет?!»
Любила очень веселиться
Веселая императрица
Елисавет!