М. А.
О, как я беден бесконечно,
Беднее бедности самой!
Я это чувствую, подумав
О встрече будущей с тобой.
Когда я вновь тебя увижу,
Мой бесконечно милый друг,
Когда до сердца вновь проникнет
Знакомой речи милый звук;
Когда вновь руку дорогую
Почувствую в руке своей
И вновь на мне ты остановишь
Спокойный взгляд твоих очей, —
Скажи, желанная, скажи мне,
Как страсть тогда я передам,
Чтоб поняла ты сердцем чутким
Всё, что почувствую я сам?
Что я могу? Налюбовавшись,
Тебя в своих объятьях сжать
И страстно, трепетно и нежно
Всё целовать и целовать?
Иль, милые обняв колени,
Сказать на тысячу ладов,
Что я люблю тебя безмерно
И за тебя на смерть готов?..
Всё это так; всё это будет,
Невольно будет вновь и вновь!..
Но, бог мой, как всё это бедно,
Чтоб выразить мою любовь!
Оторванные от родной земли,
Живем и умираем мы вдали.
Уж не для нас простор ее полей,
Обоза скрип и шелест камышей,
Улыбка рек средь низких берегов,
И тихий шум задумчивых лесов,
И песни звук, щемящей, мягкой, нежной,
Затерянной в степи седой, безбрежной…
Но муки все страны своей родной,
Ее тоску мы унесли с собой.
Мы слышим всё: и заглушённый стон,
И пение печальных похорон
Над теми, кто погиб в борьбе святой,
Героев смех и клич их боевой!
Ее надежды, радость, горе — с нами:
Мы связаны с ней нашими сердцами!
На нас глядит ее печальный лик,
И каждый стон ее, и каждый крик
В душе сыновней мукой отдается;
А сердце, словно сокол, бьется, бьется…
О, родина! Конец еще не близок:
Мучитель туп, силен, жесток и низок!..
Но всё ж твоя победа впереди.
Борись! Борись без устали и — жди!
Ограбленная подлыми ворами,
Нет, ты не нищая, — богата ты сердцами;
Они трепещут, полные любви:
‘На подвиг нас скорей благослови!’
И все дрожат, дрожат и ноют страстно…
Сердца такие бьются не напрасно!
Уж вы гусельки заветные мои,
Уж вы струнушки, вы шелковыя,
Вы не выдайте, певучия, меня,
Вы взыграйте, чистым серебром звеня!
По Руси мы с вами, гусельки, пройдем,
Вы разлейтеся залетным соловьем,
Чтоб ни стар, ни млад, никто не минул нас,
Чтоб всяк слушал, не наслушался бы вас.
Солнце красное, ты светишь всем равно,
Ты заглядываешь в каждое окно:
Расскажи ж ты мне про узника в тюрьме,
Расскажи про Русь рабочую в ярме,
Чтоб и в песнях прозвучал тот страшный стон,
Что несется на Руси со всех сторон,
Чтоб ударили те песни по сердцам,
Чтоб смиренство невтерпеж уж стало нам.
Лес дремучий, нашей Руси благодать,
Ты умеешь думу думать и шептать, —
Поделись ты думой с песнею моей,
Чтоб заставить думать всех честных людей,
Думать думу, думу крепкую,
Как прикончить пьявку цепкую —
Кривду подлую, подпольную, —
Утвердить как волю вольную.
Ой, луга, луга с шелк_о_вою травой,
Вы пестреете весеннею красой, —
Вы ссудите-ка мне цветиков своих,
В песне вольной пораскиньте-ка вы их,
Чтоб почуял люд заморенный,
Люд забитый, опозоренный,
Как сияет воля вольная красой,
И пошел бы за нее отважно в бой!
Гой ты ветер, полунощный молодец,
Ты гуляешь по Руси с конца в конец, —
Нашу песню ты на крыльях подхвати,
С ней родимую сторонку облети,
Пусть повсюду песня смелая звучит,
Пусть пред нею кривда подлая бежит,
Пусть от сна проснется весь честной народ,
В руки сильные судьбу свою возьмет.
Кричи о равенстве, о братстве, о свободе,
За правду честный бой без устали веди,
Греми на деспота проклятьем и в народе
Сознание и мужество буди!
Кричи пером, и словом, и примером.
Кричи при всех, и всюду, и всегда,
Хотя б тебя прозвали изувером
Солидно-деловые господа.
И пусть твои слова насмешкой дышат злою
И страстию кипят, как лава, горячи,
И если крик твой кончится тюрьмою,
Припав к решетке, — все-таки кричи!
И если деспот хищною рукою
Тебя за горло схватит наконец
И ты не в силах будешь крикнуть: ‘К бою!’ —
Хоть молча плюнь в лицо ему, боец!
Ходить в корню и на пристяжке,
Как тройка смирных битюгов,
Ходить во всяческой упряжке,
Хоть до скончания веков;
Возить, кого и как угодно,
Возить, куда укажет кнут,
Возить всегда, хоть неохотно,
Нося с терпением хомут;
Возить и под гору и в гору
Да об овсе мечтать порой, —
Вот тип, давно знакомый взору,
Тип гражданина нам родной!..
На голос: ‘Здравствуй, милая, хорошая моя!’
Эй, ребята, собирайтесь поскорей,
Грянем песню мы крестьянскую дружней!
Полно нам под дудку барскую плясать,
Не пора ли на своей дуде сыграть?..
Не прогневайся, помещик-баринок,
Полицейский не прогневайся крючок!
Не прогневайся и ты, пузан-кулак,
Коль не по носу придется наш табак!
Сколько времени на нашу на беду
Уж помещик да кулак дудят в дуду.
А начальство знай — похлестывать кнутом,
Чтоб резвей мужик выкидывал козлом!..
Семенит он, до истомы семенит,
Из кармана грош последний знай летит!
Господа да кулаки берут гроши:
Очень-де мужицки деньги хороши!..
А помещик-вор и землю оттягал;
Ах ты сукин сын, чтоб черт тебя подрал!
Ну, а ты, надежа-царь, чего ж глядишь,
За сирот своих родных не постоишь?..
Коль не властен, так какой в тебе и прок!
А коль властен, да не хочешь, — ну, дай срок!..
Нет, шабаш теперь, честные господа,
Есть теперича своя у нас дуда!..
Собирайтеся, ребята, поскорей —
Грянем песню мы крестьянскую дружней!
Та ли песня мать-землицу отберет
И ко всем чертям помещиков пошлет!
Та ли песня изведет все паспорта
И постылое начальство навсегда!
Та ли песня сдаст все фабрики в артель,
А хозяин да кулак — пошли отсель!..
Припеваючи, по-братски заживет
Под крестьянску песню весь честной народ!..
Расправляйте ж, братцы, грудь свою вольней,
Грянем песню мы крестьянскую дружней!
Прошла весна, прошло и лето,
Прошла и осень, и зима,
И вновь всё зеленью одето,
А для меня — всё та ж тюрьма!
Природа вешнею красою
Стремится в душу жизнь вдохнуть?
Но без свободы и весною
Всё так же трудно дышит грудь.
Братцы, гонят нас далеко
От родимой стороны,
В степи Дальнего Востока…
Эх, вернемся ли с войны?
Ждет нас стужа, лютый холод,
Летний жар нас будет печь;
Ждет безводье; ждет нас голод,
Вражьи пули и картечь.
Эх, на всё пошел бы смело,
Всё б стерпел: не смерть страшна!
Знать бы только, что — за дело,
Знать, что правая война!
Да обидно то, ребята,
Что без нужды без лихой
Гонят русского солдата,
Как скотину на убой.
Иль земли в России мало,
Что в Китай за ней идем?..
Если барство всю забрало,
Так японец ни при чем.
Иль жить мирно надоело,
Что мы сунулися вброд,
Не спросившись, чтоб без дела
Сиротить родной народ?!
Или русскому народу
Денег некуда девать,
Так мы их кидаем в воду,
Чтоб в японцев пострелять?!
В дураках кругом мы, братцы!..
Распроклятая война!..
И видать, не глядя в святцы,
Для кого она нужна:
Распостылое начальство
С жиру бесится; а мы
Отвечай за их бахвальство,
Подставляй под пули лбы!
Меж коней, любимцем общим, средь всегдашних ласк, похвал,
Жил да был козел в конюшне, по прозванью Генерал.
Пребольшущий был козлище, с преогромной бородой,
Толст, высок, глаза как плошки, и рога в аршин длиной.
На беду
Раз в саду,
Стоя над водою,
Вдруг был он
Поражен
Собственной красою.
‘Генерал! — сказал он громко. — Ты бобыль!
Не стыдно ль, брат?
Из себя такой красавец — и до сих пор не женат!
Надо нам увековечить генеральский славный род,
Да в грядущих поколеньях имя громкое живет!’
Вот пошел
Наш козел
К козочке-невесте;
Стал просить:
‘Станем жить
Мы с тобою вместе!’
И невеста согласилась, и, хоть нравом егоза,
Речи трезвенные сразу повела к нему коза:
‘Как пойдут у нас козлята, стану грудью их кормить,
Ты ж, заботясь о потомстве, будешь сено нам носить’.
‘Как?! — сказал
Генерал. —
Я, лицо такое,
И начать
Вдруг таскать
На себе съестное?!’
И ушел он, оскорбленный, и остался бобылем,
Хоть стремленье к жизни брачной сильно чувствовалось в нем…
А коза-невеста вскоре без труда себе нашла
Нечиновного, простого, работящего козла.
Мрачен стал
Генерал.
Вот минуло лето —
Стал он плох
И издох
Под забором где-то.
Как всё мудро в этом свете,
Как гармонии полно!
(Жаль притом, что мысли эти
Не усвоил я давно!)
Для того, чей взгляд не шире
Ленты орденской, — простор
Предоставлен полный в мире,
Чтоб расширить кругозор…
Для того же, чьи стремленья
Чересчур уж широки, —
Небольшое помещенье
И … надежные замки!..
Сам-друг в степи необозримой,
Да впереди еще ямщик, —
И только слышен звон, да топот,
Да ямщика удалый крик…
И ни шпионов, ни жандармов,
Ни полицейских на пути!..
О, если б в этом отношеньи
Повсюду ту же степь найти!