Ты, как в окно,
В грядущее глядишь
И всё равно
Мужчину победишь.
А он, стерпя
Сто двадцать пять обид,
Потом тебя
Возьмёт и победит.
Однако вы
Перехитрите в быте,
И не как львы —
Как кошки, победите!
Потом на нас
Потомки поглядят
И сложат сказ
О том, как победят.
Я снова жду
С тобой желанной встречи;
Но слова ПОБЕЖДУ
Нет в русской речи!
Сильные направили мечи
Против слабых, обнаживших сабли, —
Дрогнули в сраженье силачи:
Быстро утомились и ослабли.
Саблю изобрёл простой кузнец —
Человек расчётливо практичный,
Понимал он: рыцарям конец,
Станет конница демократичной!
Покорялись туркам-слабакам
Силачи, увенчанные лаврами:
Юнаки отважные Балкан,
Грозные арабы вместе с маврами.
Европейцы — тож не дураки,
Очевидцы рыцарской трагедии
Переняли лёгкие клинки,
Но ушло на это два столетия!
А Стамбулом правящий султан,
Говорят учебники истории,
Захватить успел десятки стран
Солнечного Средиземномория.
Русь могучей сделалась потом,
Славилась суворовцами храбрыми,
Учинила Турции разгром,
Но разила турок их же саблями!
Ощущаю мир во всём величии,
Обобщаю даже пустяки,
Как поэты, полон безразличия
Ко всему тому, что не стихи.
Лез всю жизнь в богатыри да в гении,
Для веселия планета пусть стара.
Я без бочки Диогена диогеннее
И увидел мир из-под стола.
Знаю, души всех людей в ушибах,
Не хватает хлеба и вина,
Пастернак отрёкся от ошибок –
Вот какие нынче времена.
Знаю я, что ничего нет должного.
Что стихи? В стихах одни слова.
Мне бы кисть великого художника,
Карточки тогда бы рисовал
Продовольственные или хлебные,
Р-4 или литер Б.
Мысли, изумительно нелепые,
Так и лезут в голову теперь.
И на мир взираю из-под столика:
Век двадцатый, век необычайный –
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней.
Я мудрец, и всяческое дело чту,
А стихи мои нужны для пира.
Если ты мне друг, достань мне девочку,
Но такую, чтоб меня любила.
Такие были времена:
Для племени и рода
Не больше стоила война,
Чем, например, охота
На зубра или кабана
Слона иль бегемота!
Стихи — не ноги футболиста,
Не первоклассника тетрадь —
Стихов читать не надо быстро:
Их надо медленно читать.
Стихи не всякий разумеет,
Их проглотить не торопись.
Бывает, что стихи имеют
Ещё второй и третий смысл!
Слово — мир особый и иной,
Равнозначный названному им.
Если слово стало болтовнёй,
Это слово сделалось плохим.
Это слово пагубно стихам,
Это слово — дым, который сгнил.
Лучше бы его я не слыхал,
Не читал, не знал, не говорил.
Сказал идущий очень быстро с выси
Взбирающемуся на высоту:
— Ты, братец, с черепашьим ходом свыкся,
Взгляни, взгляни, как быстро я иду!
1
Так работают: утро, день, вечер,
Что едва поспевает Гознак;
Заработав, бросают на ветер,
Не на ветер, а на сквозняк.
И работают вновь, задыхаясь
От вседневных забот и обид, —
Это есть артистический хаос
И неарифметический быт.
2
Где они, на каких планетах,
Разливанные реки вина?
В нашем царстве поэтов нет их,
Значит, тактика неверна.
Я достаточно сделал для после,
Для потом, для веков, славы для;
Но хочу ощутительной пользы
От меня не признавшего дня.
Мне писать надоело в ящик
И твердить, что я гений и скиф
Для читателей настоящих,
Для редакторов никаких.
Соберутся пять парнишек,
Прочитают двести книжек,
И начнут ребята сдуру
Создавать литературу.
Понапрасну ум мрача,
Изучают Кумача,
Тем не менее, однако,
Изучают Пастернака.
Ничего не понимают,
Как и чем живет страна;
На зато упоминают
Всех поэтов имена.
Скажу неискренно —
Пройдёт бесследно,
А смерть бессмысленна,
А мысль бессмертна!
Быль сильней, чем небылица,
Не утонет, не сгорит,
Дело мастера боится.
Поговорка говорит.
На Руси у нас работа,
Как история, скора;
Выдвигались из народа
Золотые мастера.
Трудовое их дерзанье —
Словно подвиг на войне,
Так послушайте сказанье
Вы о Фёдоре Коне.
Зодчий был на всю Россию,
И сказание о нём,
Он за рост свой и за силу
Звался Фёдором Конём.
Фёдор Конь был призван к делу,
А всё дело было в том,
Что опричнику Штадену
Он московский строил дом.
Забывал и сон и отдых,
Но изменчива судьба,
И Штадену на воротах
Не понравилась резьба.
Опьянённый царской брагой
И резьбу ворот кляня,
Злой Штаден ударил палкой
Сына плотника Коня.
Фёдор Конь не молвил слова
И не посмотрел на чин,
Но за палку немца злого
Кулаками проучил.
И, спасаясь от расправы
Всемосковского царя,
Конь бежал в далёки страны
И за синие моря.
Там смотрел, учился, строил.
Днём работал, а во сне
Фёдор грезил о престольной
Запорошенной Москве.
Всё, что в первом Риме встретил
И в Венеции встречал,
То построить в Риме третьем
Непрестанно Конь мечтал.
Мастера далёких стран тех
Архитектору Коню
Предлагали оставаться
В ихнем солнечном краю.
Было там, наверно, лучше.
Лучше было. Ну и пусть…
Фёдор Конь решил вернуться
В недостроенную Русь.
И в России снова вот он,
А не в солнечном краю,
И царю Ивану подал
Челобитную свою.
Царь Иван, желая форму
И порядок соблюсти,
Мастеру городовому
Жить дозволил на Руси.
Но, чтоб не было веселья,
Был указ царя таков:
За побег в чужие земли
Дать полсотни батогов.
Конь мечтал не о Москве ли
Белокаменных дворцов,
А ему, Коню, велели
Строить лавки для купцов.
Фёдор Конь тогда построил
Много лавок и домов;
На престол взошёл царь Фёдор,
Коим правил Годунов.
Годунов придумал дело,
Чтоб украсилась Москва:
Приказал воздвигнуть стену
(В наши дни по кругу «А»)
Тут Конь Фёдор бесшабашно
Окунулся в глубь работ;
То почти достроит башню,
А потом вдруг разберёт.
Засверкали камни в досказ,
Много было там работ
С этой башней у Чертольских
(У Кропоткинских) ворот.
Но Борису Годунову
Думны дьяки донесли,
Что нельзя раз третий снова
строить башню на Руси.
Годунов проверил числа:
Раз… Два… Три… Указ таков:
Ежели и впредь бесчинства
Злоумыслит Федька Конь,
Бить нещадно батогами,
Как последнего раба.
То была его такая злополучная судьба.
А потом что было дальше?
Фёдор Конь назло дьякам
С горя запил и шатался
По московским кабакам
Если горе, то напейся,
Покупай хмельной товар.
Конь бродил Москвой и песни
Непристойные орал.
Ибо понял, что в боярской
Недостроенной Москве
Не исполниться прекрасной
Белокаменной мечте.
Он построил стену граду
И за это получил
От царя Руси в награду
Шубу и кусок парчи.
А потом что было дальше?
Не прикованный к стене
Фёдор, пьянствуя,шатался
По Российской стороне.
Строил крепости и храмы,
Но бывал нередко пьян
И тогда ругал упрямо
Духовенство и бояр.
Батогами его били
И ссылали в этот раз
В Соловецкую обитель,
Где Макар телят не пас.
Но художник всюду волен
Волю вольную любить.
Конь сбежал и не был пойман —
Ветра в поле не словить.
Пять столетий миновало,
Изменилась вся страна,
Лишь у Трубной у бульвара
Сохранилась та стена.
Испытали камни эти
Вековечных дней покой.
Их в шестнадцатом столетье
Нам оставил Фёдор Конь.
Свои грехи преодолей,
Как Эверест турист,
И ты не протоиерей,
А неофутурист.
А в этом счастье и тоска,
Но так и надо так.
И прогремят стихи пускай
Созвучьями атак.
А фронда — это ерунда.
Да сгинет пусть она.
Иди туда, ведёт куда
Тебя твоя страна.
А бога нет, и чёрта нет,
И жизнь одна дана,
Но если смерть придёт, поэт,
То смерть, как жизнь, одна.
В моей душе добро и зло
Оставили свой след.
Мне не везло и не везло
В теченье многих лет.
Наисквернейшая стезя
Мне выпала опять:
Я нынче там, где жить нельзя,
Где можно умирать!..
Своих стихов не издавая,
Ищу работу отовсюду,
Пилить дрова не уставая
Могу с рассвета до салюта.
Могу к Казанскому вокзалу
Доставить чемоданов пару.
Могу шататься по базару
И загонять там что попало.
В Поэтоград моя дорога,
Меня среда не понимала,
Так что могу я очень много
И в то же время очень мало.
Первые люди, которые жили в пещерах,
Часто женились и свадьбы справляли охотно.
Можно об этом прочесть в популярных брошюрах,
Благо издательства их выдают ежегодно.
Ратные люди Ассирии и Вавилона
Тоже женились, ища после битв утешенья.
Чувственны были зело обнажённые жёны
В памятный день вавилонского столпотворенья.
В древнем Египте жрецы одобряли всё это,
Благословляла женитьбы богиня Изида.
Лики мужей сохранились в фаюмских портретах,
Мумии жён и мужей возлежали века в пирамидах.
Древние греки на свадьбах резвились, как дети.
Мудро сказал Гесиод относительно брачного ложа:
— Лучше хорошей жены ничего не бывает на свете,
Но ничего не бывает ужасней жены нехорошей.
Гордые римляне тоже любили жениться,
Кубки на свадьбах сияли у них золотые.
Брачные шествия, факелы и колесницы
Средневековая переняла Византия.
Наша Москва — современного мира столица.
Надо, чтоб вечная жизнь лучезарно сверкала.
Русские люди прекрасно умеют жениться, —
За новобрачных, друзья, благородно поднимем бокалы!