Река сияет зеркала ясней.
Я отражусь в ней, подойдя поближе.
Но и сейчас я отражаюсь в ней,
Хоть отраженья своего не вижу.
Ведь если на тебя глядит река,
Ты отразился в ней наверняка.
В старших классах каждый школьник
Изучает треугольник.
Три каких-то уголка,
А работы – на века.
В открытой машине его привезли.
И крепкие руки у нашего дома
Хватают меня. Высоко от земли
Плечо председателя облисполкома.
Весёлым в то утро он был чересчур
И празднично слишком белела рубаха.
Авто распугало кудахтавших кур.
Сижу на коленях у гостя без страха.
Но страх в мою душу проникнет потом.
И в памяти долго рубаха белела
Того, кого вскоре объявят врагом
Народа за некое чёрное дело.
А он педагогов собрал в облоно
И дал указанье в последней беседе:
«Что будет – то будет. Но вы всё равно
Разумное, доброе, вечное сейте!»
Вот это да! Вот это рыба!
Длинною – во! А весом – глыба.
Огнём сверкает чешуя.
Постой, не сон ли вижу я?
Я ущипнул себя невольно.
И что ж? Ни капельки не больно.
И так и сяк себя щиплю
Опять не больно. Значит, сплю…
«Улица Лабзaк. Проезд Уйчи».
– Слушай, мальчик! Письма получи! –
Письма от одних от калужан
Шлют мне фронт, Сибирь и Казахстан.
Только из Калуги ни листка:
Там стоят фашистские войска.
Я уехал первым. Я – связной
У семей, развеянных войной.
В тыл глубокий и в жестокий бой
Адрес мой везли они с собой.
И хранился он, как талисман,
У больших и малых калужан.
С помощью бумаги и пера
Можно много совершить добра.
Листик треугольником сверну
И детей родителям верну.
Следами затканный бархан.
Мышей песчаных писк.
Сухое русло Даудан,
Лиловый тамариск.
Бросают тощие кусты
Коротенькую тень.
Но только пылью пахнешь ты,
Пустынная сирень.
Идти, брести в горячей мгле
По выжженным местам
И реку возвратить земле,
И запахи – цветам.
То считаю втихомолку я,
То опять на счётах щёлкаю.
Если правильно считать,
То всегда получишь пять!
Гриб за грибом ложился в кузовок.
Я счастлив был, хотя валился с ног.
Но я ещё счастливее бывал,
Когда глаза в постели закрывал,—
И вспыхивало сразу предо мной
Всё, что скрывал от глаза мрак лесной,с
Всё, что я, глядя под ноги, искал.
Кто в темноте ковёр цветной соткал
Из рыжиков, из белых и маслят?
Картинами такими тешит взгляд,
Работая тайком, не напоказ,
Художник, что живёт в любом из нас.
Могучая река
Катилась здесь когда-то.
И до сих пор горька
Земле её утрата.
Белеет кромкой льда
Солёное болотце.
И холодна вода
Солёного колодца.
Археологи, ликуя,
Открывают этот слой:
Храм, дворец и мастерскую
Между пеплом и золой,
Луки формы необычной,
Сабель ржавые клинки
И сохранности отличной
Человечьи костяки.
Слой набега, слой пожара –
Он таит предсмертный крик,
Ужас вражьего удара
И безумие владык.
Долгожданный суд потомков
Слишком поздно настаёт.
Перед нами средь обломков
Жизни прерванный полёт.
Меркнет за ёлками свет
Долгого летнего дня.
Свежепроложенный след
Пo лесу водит меня.
Кто ты, чудак-пешеход?
Лес почернел и притих.
След твой не к людям ведёт.
След твой уводит от них.
Радио слышно вон там.
Тут электричка трубит.
След по болотным местам
В чахлой чащобе пробит.
В луже – разгадка:
Два отпечатка
Круглых лосиных копыт.
Выпьют и покаются,
И снова налакаются.
След скарабея на бархане
Напомнил мне узор на ткани,
Как будто вышила рука
Волну и точки – след жука.
Скульптор в волненье. Сейчас покрывало со статуи cбросят.
Площадь народом полна. Люди открытия ждут.
Что ж волноваться? Твой труд утверждён и одобрен.
Он сквозь инстанции все благополучно прошёл.
В любви основа всех основ –
Осуществленье наших снов,
И самых поэтичных,
И самых неприличных.