Вера Полозкова — Хорошо, говорю: Стих

Хорошо, говорю.
Хорошо же, я им шепчу.
Все уже повисло на паутинке.
Д.Быков

Хорошо, говорю. Хорошо, говорю Ему, — Он бровями-тучами водит хмуро. —
Ты не хочешь со мной водиться не потому, что обижен, а потому, что я
просто дура. Залегла в самом отвратительном грязном рву и живу в нем, и
тщусь придумать ему эпитет. Потому что я бьюсь башкой, а потом реву, что
мне больно и все кругом меня ненавидят. Потому что я сею муку, печаль,
вражду, слишком поздно это осознавая. Потому что я мало делаю, много
жду, нетрудолюбива как таковая; громко плачусь, что не наследую капитал,
на людей с деньгами смотрю сердито. Потому что Ты мне всего очень много
дал, мне давно пора отдавать кредиты, но от этой мысли я ощетиниваюсь,
как ёж, и трясу кулаком – совсем от Тебя уйду, мол!..

Потому что Ты от меня уже устаешь. Сожалеешь, что вообще-то меня придумал.
Я тебе очень вряд ли дочь, я скорее флюс; я из сорных плевел, а не из
зерен; ухмыляюсь, ропщу охотнее, чем молюсь, все глумлюсь, насколько Ты
иллюзорен; зыбок, спекулятивен, хотя в любой русской квартире – схемка
Тебя, макетик; бизнес твой, поминальный и восковой – образцовый вполне
маркетинг; я ношу ведь Тебя распятого на груди, а Тебе дают с Тебя пару
центов, процентов, грошей? — Хорошо, говорю, я дура, не уходи. Посиди
тут, поговори со мной, мой хороший.

Ты играешь в огромный боулинг моим мирком, стиснув его в своей
Всемогущей руце, катишь его орбитой, как снежный ком, чувством влеком,
что все там передерутся, грохнет последним страйком игра Твоя. Твой
азарт уже много лет как дотлел и умер. А на этом стеклянном шарике
только я и ценю Твой гигантоманский усталый юмор.

А на этом стеклянном шарике только Ты мне и светишь, хоть Ты стареющий
злой фарцовщик. Думал ли Ты когда, что взойдут цветы вот такие из нищих
маленьких безотцовщин. Я танцую тебе, смеюсь, дышу горячо, как та
девочка у Пикассо, да-да, на шаре. Ты глядишь на меня устало через
плечо, Апокалипсис, как рубильник, рукой нашаря. И пока я танцую, спорю,
кричу «смотри!» — даже понимая, как это глупо, — все живет, Ты же ведь
стоишь еще у двери и пока не вышел из боулинг-клуба.