Стихи про брата

Брат, столько лет сопутствовавший мне,
И ты ушел — куда мы все идем,
И я теперь — на голой вышине
Стою один, — и пусто все кругом —

И долго ли стоять тут одному?
День, год-другой — и пусто будет там,
Где я теперь, смотря в ночную тьму
И — что со мной, не сознавая сам…

Бесследно все — и так легко не быть!
При мне иль без меня — что нужды в том?
Все будет то ж — и вьюга так же выть
И тот же мрак — и та же степь кругом.

Дни сочтены — утрат не перечесть…
Живая жизнь давно уж позади —
Передового нет — и я, как есть,
На роковой стою очереди…

Я, наверное, должен быть рад:
К нам приехал троюродный брат.
А ведь я до вчерашнего дня
И не знал, что он есть у меня.

В нашем городе он первый раз,
Он молчит и стесняется нас,
Посолидней старается сесть:
Ему в марте исполнилось шесть.

А приехал он издалека,
Где и в марте большие снега,
Где от холода мёрзнет мазут
И где почту собаки везут.

Что тут думать! Конечно, я рад!
Хоть троюродный, он же мне брат.
Не беда, что ему только шесть, —
Младший брат не у каждого есть.

Жили два брата. Вместе росли,
Вместе учились в школе.
Один другому однажды сказал:
— Давай поборемся, что ли?
Они боролись, Вильям и Джон,
И Джон упал на поляну,
А Вильям упавшему Джону ножом
Нанес смертельную рану.
— Возьми меня н’a спину, брат дорогой,
К ручью отнеси с поляны
И рану прозрачной водою омой,
Чтобы кровь не текла из раны.
И Вильям на спину ношу взвалил,
К ручью отправился с нею
И рану прозрачной водою омыл,
Но кровь текла все сильнее.
— Возьми меня н’a спину и отнеси
На кладбище, брат мой милый,
Могилу глубокую выкопай мне
И меня уложи в могилу.
И Вильям на спину брата взвалил,
И отнес на погост унылый,
И могилу глубокую вырыл ему,
И его уложил в могилу.
— Но что я скажу дорогому отцу,
Если спросит меня: где Джон?
— Скажи отцу: за бочонком вина
В Лондон уехал он.
— А что же я матери нашей скажу,
Если спросит меня: где Джон?
— Скажи: купить тебе новый наряд
В Лондон уехал он.
— А что я отвечу нашей сестре,
Если спросит меня: где Джон?
— Скажи: за ее обручальным кольцом
В Лондон уехал он.
— А что мне ответить милой твоей,
Если спросит меня: где Джон?
— Скажи ей: твой Джон на погосте лежит
И домой не вернется он.

Брат не слушается снова…
Я сказал ему сурово:
— Ни на что не погляжу,
Непременно накажу!-

Наказать — легко сказать,
Но попробуй наказать!
Пусть он даже виноват —
Он же брат мой,
Младший брат…

Как хорошо слова звучат:
Братишка, братик, брат,
Когда с тобою рядом брат,
Ну, как не будешь рад?

Когда есть брат,
То во сто крат
Быстрей отыщешь клад,
В игре один солдат — солдат,
А два — уже отряд!

Когда есть брат,
Пусть сыплет град,
Пусть тысяча преград,
Ты не попятишься назад,
Тебе поможет брат.

Как хорошо, когда есть брат,
Хоть маленький, один.
И папа с мамой говорят:
— Ну, так и быть, пусть будет брат,
Он так необходим!

Я в детстве бросил рисовать.
Кто в этом виноват?
Хочу виновника назвать:
Мой милый младший брат.

Меня он рано превзошел:
Похоже — значит, хорошо
Свой собственный портрет
Набрасывал карандашом.
А я так мог?.. Нет, нет!

Посредственные, не скорбя,
Свои рисунки сжег,
А старшеклассного себя
Легко утешить смог:

Мой брат рисует лучше пусть,
Рисунки — пустяки,
А у меня отличный вкус,
И я пишу стихи.
В искусстве — так казалось мне —
Я больше понимал.
Мне нравились Мане, Моне,
Гоген и Ренуар.

Мой брат поздней меня узнал
Про то, кем был Ван-Гог,
Но постоянно рисовал —
Художником стать мог.

И мог в Манеже выставлять
Он свой автопортрет,
И мог еще известней стать,
Чем я теперь поэт.

Печальным словом помяну
Года больших утрат:
В Отечественную войну
Погиб мой младший брат.

Мы младшего брата
Давно уже ждём.
О нём об одном
Разговоры ведём.
Мы ждём его вечером,
Ждём поутру
Любимого брата
(А может, сестру).
И пусть он без спросу
Хватает игрушки!
Пусть пьёт из моей
Разрисованной кружки,
Пусть будет пока
Маловат, слабоват
— За брата всегда
Заступается брат!
Уже обзавёлся я
Гирей тяжёлой,
Семь раз по утрам
Отжимаюсь от пола…
И брюки теперь
Аккуратно ношу:
Ещё пригодятся они
Малышу.

До чего же он пригож!
— На кого же он похож?
Папа говорит: — На маму!
Очень славненький с лица.
Мама говорит: — На папу!
Взгляд смышлёный у мальца.
Обе бабушки друг дружке
Уступают битый час:
Внук похож на вас, не спорьте!
Что вы, душенька, — на вас!
Я один сижу, как мышка:
Пусть потешится родня…
Я-то знаю, что братишка
Уродился весь в меня!

Без повороту и без возврату,
Часом и веком.

Это сестра провожает брата
В тёмную реку.

Без передыху и без пощады

Это сестра оскользнулась взглядом
В братнюю руку.

Будь у меня любимый старший брат,
Его советы слушал бы, робея,
Его защите братской был бы рад
До той поры, покуда я слабее.

Будь у меня любимый младший брат,
Его учил бы жизни, как умею,
И защищал, не требуя наград,
До той поры, покуда я сильнее.

Будь у меня любимая сестра,
Я поверял бы ей свои секреты.
Она умна была бы и добра,
Мы были б дружбой нежною согреты.

Они читали б мой веселый стих,
В тиши рожденный, в грохоте и лязге.
Для их детей, племянников моих,
Я б не жалел ни времени, ни ласки.

Нет у меня ни братьев, ни сестры.
И не было.
Пусть есть жена и дети,
Друзья… Но с незапамятной поры
Мне грустно иногда на белом свете.

— Брат, над лугом ты трубишь
В свою золотую трубу.
Если меня ты любишь,
Скажи мне мою судьбу.

— Быть тебе вечно со мною,
И всегда быть белой, сестра.
Тебе уготован Луною
Путь серебра.

Если в часах — ты минуты
Захочешь, минуты одной,
На горы пойдешь ты круты,
В замок, где сон ледяной.

Если в минуте — минутней,
Воздушней захочешь быть,
Я буду с весною и с лютней,
И тебя научу любить.

Если ты птиц захочешь,
Голубей тебе дам, лебедей.
Если наряд свой омочишь,
Это брызги небесных дождей.

Если цветов захочешь,
Я тебе ландыш найду.
— Брат, ты нежно пророчишь,
А если я к Солнцу пойду?

— Если ты не боишься жгучих
Праздников вешней игры,
Иди, на превыспренних кручах
Я тебе приготовил шатры.

— Я белая, так, я белее,
Чем лилия тихих вод.
Но ты золотишься, и, рдея,
Поешь, твой голос зовет.

— Я зову на высокие выси,
Я зову до исподних глубин.
Я огонь в вековом кипарисе,
Я в пещерах полночных рубин.

— Зачем же тебе золотое,
Скажи, а белое — мне?
— Чтоб быть нам счастливее вдвое,
Чтобы Солнце сияло — Луне.

Макс! Так ты опять, проказник,
Едешь к русским! То-то праздник!
Ведь тебе любой трактир —
Наслаждений целый мир!

С первой встречною девчонкой
Ты под гром валторны звонкой,
Под литавры — тра-ра-ра! —
Пьешь и пляшешь до утра.

И, бутылок пять осиля, —
Ты и тут не простофиля, —
Полон Вакхом, как качнешь,
Феба песнями забьешь!

Мудрый Лютер так и рубит:
Пейте! Лишь дурак не любит
Женщин, песен и вина, —
Это знал ты, старина.

Пусть судьба тебя ласкает,
Пусть бокал твой наполняет, —
И сквозь жизнь, справляя пир.
Ты пройдешь, как сквозь трактир.

Он лишь наметился в наброске,
Раскрыв пеленок лепестки,
А я оценивал по-братски
Различий будущих ростки.

Я потеснился: нас ведь двое!
Зато позволит наша связь
На все свое, как на чужое,
Взглянуть, немножко отстранясь.

Глаза следили-созерцали:
Пристрастный взгляд не устает!..
Один поток двумя сердцами
Два разных русла создает.

Мы оба равновероятны,
А ведь (душою не кривя)
Нам так приятны варианты
Того же собственного «я»!

Барьеры возраста и роста
Я убирал с. путей родства.
Будь даже в нем черты уродства,
Я утверждал бы: красота!..

Я льщу не своему подобью —
Товарищу: ведь — будет срок —
Он совершит большую долю
Того, что я один не смог.

…Я ошибаюсь (все мы люди!),
Блуждаю, возвращаюсь вспять..
Под грузом рухнувших иллюзий
И дел, которых не поднять,
Вот-вот сейчас я наземь гряну —
Хоть надрывайся, хоть свали!..

Он подошел, подставив рядом
Худые плечики свои!

Короче день,— и реже с океана
Снимается седая ткань тумана;
Желтеет мой любимец, гордый клен,
Который прихотливою судьбою
Был с рощей разлучен родною
И здесь меж камней возращен…
Так! осень царствует,— и скоро, скоро птицы
Подымутся с полночных, грозных скал:
На полдень путь им начертал
Всемощный перст невидимой десницы.
Усмотрит над собой их вереницы
С высокой палубы пловец
И скажет: «Красным дням на севере конец».
Мертвеет бледная природа;
На сумрачный полет дряхлеющего года
Взирает, в думы погружен, певец.
Но и без летнего блестящего светила
Мне свят и дорог праздник Михаила1
Давно не для меня и аромат цветов,
И роскошь нив, и вид с присолнечных холмов,
Не для меня дубравы томный шепот,
И песни соловья,
И водопада рев, и плеск и шум и ропот
Прозрачного ручья;
Давно покинул я все красоты вселенной:
В стенах угрюмых заключенный,
Давно от них оторван я;
Остались мне одни воспоминанья…
Но, друг мой, в день твоих ли именин
Я буду в одиночестве один?
Сберется мой народ, крылатые мечтанья,
И с ними сяду я за пир,
Забуду стражей и затворы,
Забуду целый мир
И вдруг перенесусь за степи, реки, горы,
В твой тихий дом,— к тебе!
Там, сердца счастливым обманом упоенный,
Воскликну: «Будь хвала судьбе!
Мне возвращен мой брат, со мною разлученный»;
И что ж? пространство ли одно
По воле сокращать мечтаниям дано?
Их ветреное племя
Не покорило ли и самый рок и время?
Не призрак ли былых, прекрасных дней
Они подъемлют из могилы?
От веянья их чудотворной силы
Вдруг предо мной всплывает сонм теней;
Я вижу утра моего друзей:
Всех вижу их, как их видал, бывало!
Так,— вот и тот, кого давно уже не стало,
И тот, который жив, но дружбе изменил;
Те с высоты честей, те из степей изгнанья,
Из шумных городов, из тишины могил,—
Все, все стеклися для свиданья!
Сдается: только сон все наши испытанья:
Их образ тот же,— тот же разговор,
И слышу тот же смех, и тот же резвый спор…
Но миг — и нет их!— Я на бреге Авиноры,
Над зеркалом реки моей родной…
Здесь за струей когда–то наши взоры
Бежали, жадные, в туман дали седой;
Мы здесь, мой брат, рука с рукой
Бродили, счастливые дети,
Глядели, как рыбак закидывает сети,
Или как челн скользит над светлой глубиной.
Напомнить ли тебе робинсонады,
Романы пылкие младенческой мечты,
Какие слуху нам внимающей наяды
Рассказывали здесь когда–то я и ты?
Пойти ли в садик посетить цветы,
Взглянуть на дерева, посаженные нами?
Увы! давно цветы те отцвели,
Давно смешались с перстию земли,
И узнаны не будем деревами…
Всё минуло; быть может, не найти
Нам даже места на кладбище,
Где наш старик, сошед с житейского пути,
Обрел последнее жилище.
О! да покоится на лоне тишины!
Он вовремя сомкнул страдальческие вежды:
Еще тогда его сыны
Вливали в грудь отца и радость и надежды.
Но полно!— чувствую, как голос мой дрожит,
Как слезы брызнуть из очей готовы.
Мой утешитель–гений прочь летит:
Уже не светлы — мрачны и суровы
Те гостьи, коих в уголку своем
На праздник друга созвал твой пустынник..
Бог с ними! Пользы нет тужить вдвоем:
Умолкну, милый именинник!
Очнулся я,— и нет уже картин,
Какими тешило меня воображенье;
Подъемлю взоры — я по–прежнему один;
Склоняю слух — кругом уединенье.

Ведь надо же! Брат ещё верит всерьёз
Тому, что давно для меня под вопросом.
Когда он пыхтит, он ещё паровоз.
А мне уже больше не быть паровозом.

← Предыдущая Следующая → 1 2
Показаны 1-15 из 22