Цветок случайный, полевой,
Я — твой двойник, я — рыцарь твой!
Как ты узор по лепестку,
Свои мечты я в сердце тку…
Тебе я грезами сродни,
И в целом мире мы — одни…
Один на свете труд у нас —
Как жить-цвести в полдневный час,—
Как божьим светом, синевой,
Наполнить малый кубок свой!
Цветок мой, слушай — не дыши,
Мы — две раскрывшихся души…
Одна весна нам в мире мать,
Наш жребий — вместе умирать…
Мы — вся нарядность бытия,
Нас в мире двое:— ты да я!
У меня живёт цветок.
Он бы море выпить мог.
Дам водички-
Он глотает
И немножко расцветает!
Представь, что маленький цветок
Из северных широт
Спустился вниз вдоль долготы
И вот, открывши рот,
Глядит на летний континент,
На солнце без границ,
На пеструю толпу цветов,
На иностранцев птиц!
Скажи, пусть даже это Рай,
Куда забрел цветок,
То что с того? Какой тому
Ты подведешь итог!
За каждый букет и за каждый цветок
Я людям признателен чуть не до гроба.
Люблю я цветы! Но средь них особо
Я эту вот розу в душе сберег.
Громадная, гордая, густо-красная,
Благоухая, как целый сад,
Стоит она, кутаясь в свой наряд,
Как-то по-царственному прекрасная.
Ее вот такою взрастить сумел,
Вспоив голубою водой Севана,
Солнцем и песнями Еревана,
Мой жизнерадостный друг Самвел.
Девятого мая, в наш день солдатский,
Спиной еще слыша гудящий ИЛ,
Примчался он, обнял меня по-братски
И это вот чудо свое вручил.
Сказал: — Мы немало дорог протопали,
За мир, что дороже нам всех наград,
Прими же цветок как солдат Севастополя
В подарок от брестских друзей-солдат.
Прими, дорогой мой, и как поэт,
Этот вот маленький символ жизни.
И в память о тех, кого с нами нет,
Чьей кровью окрашен был тот рассвет —
Первый военный рассвет Отчизны.
Стою я и словно бы онемел…
Сердце вдруг сладкой тоскою сжало.
Ну, что мне сказать тебе, друг Самвел?!
Ты так мою душу сейчас согрел…
Любого спасибо здесь будет мало!
Ты прав: мы немало прошли с тобой,
И все же начало дороги славы —
У Бреста. Под той крепостной стеной,
Где принял с друзьями ты первый бой,
И люди об этом забыть не вправе!
Чтоб миру вернуть и тепло, и смех,
Вы первыми встали, голов не пряча,
А первым всегда тяжелее всех
Во всякой беде, а в войне — тем паче!
Мелькают рассветы минувших лет,
Словно костры у крутых обочин.
Но нам ли с печалью смотреть им вслед?!
Ведь жаль только даром прошедших лет,
А если с толком — тогда не очень!
Вечер спускается над Москвой,
Мягко долив позолоты в краски,
Весь будто алый и голубой,
Праздничный, тихий и очень майский.
Но вот в эту вешнюю благодать
Салют громыхнул и цветисто лопнул,
Как будто на звездный приказ прихлопнул
Гигантски-огненную печать.
То гром, то минутная тишина,
И вновь, рассыпая огни и стрелы,
Падает радостная волна,
Но ярче всех, в синем стекле окна —
Пламенно-алый цветок Самвела!
Как маленький факел горя в ночи,
Он словно растет, обдавая жаром.
И вот уже видно, как там, в пожарах,
С грохотом падают кирпичи,
Как в вареве, вздыбленном, словно конь,
Будто играя со смертью в жмурки,
Отважные, крохотные фигурки,
Перебегая, ведут огонь.
И то, как над грудой камней и тел,
Поднявшись навстречу свинцу и мраку,
Всех, кто еще уцелеть сумел,
Бесстрашный и дерзкий комсорг Самвел
Ведет в отчаянную атаку.
Но, смолкнув, погасла цветная вьюга,
И скрылось видение за окном.
И только горит на столе моем
Пунцовая роза — подарок друга.
Горит, на взволнованный лад настроив,
Все мелкое прочь из души гоня,
Как отблеск торжественного огня,
Навечно зажженного в честь героев!
Твои цветы… цветы от друга,
Моей Испании цветы.
Я их замкну чертою круга
Моей безрадостной мечты.
Заворожу печальным взглядом
Двенадцать огненных гвоздик,
Чтоб предо мною с ними рядом
Из мрака образ твой возник.
И я скажу… но нет, не надо,-
Ведь я не знаю тихих слов.
И в этот миг я только рада
Молчанью ласковых цветов.
Цветы живут в людских сердцах;
Читаю тайно в их страницах
О ненамеченных границах,
О нерасцветших лепестках.
Я знаю души, как лаванда,
Я знаю девушек-мимоз,
Я знаю, как из чайных роз
В душе сплетается гирлянда.
В ветвях лаврового куста
Я вижу прорезь черных крылий,
Я знаю чаши чистых лилий
И их греховные уста.
Люблю в наивных медуницах
Немую скорбь умерших фей
И лик бесстыдных орхидей
Я ненавижу в светских лицах.
Акаций белые слова
Даны ушедшим и забытым,
А у меня, по старым плитам,
В душе растет разрыв-трава.
Фиалке ранней бросил я упрек:
Лукавая крадет свой запах сладкий
Из уст твоих, и каждый лепесток
Свой бархат у тебя берет украдкой.
У лилий — белизна твоей руки,
Твой темный локон — в почках майорана,
У белой розы — цвет твоей щеки,
У красной розы — твой огонь румяный.
У третьей розы — белой, точно снег,
И красной, как заря, — твое дыханье.
Но дерзкий вор возмездья не избег:
Его червяк съедает в наказанье
Каких цветов в саду весеннем нет!
И все крадут твой запах или цвет.
Перевод С.Маршака
Как тучи одинокой тень,
Бродил я, сумрачен и тих,
И встретил в тот счастливый день
Толпу нарциссов золотых.
В тени ветвей у синих вод
Они водили хоровод.
Подобно звездному шатру,
Цветы струили зыбкий свет
И, колыхаясь на ветру,
Мне посылали свой привет.
Их были тысячи вокруг,
И каждый мне кивал, как друг.
Была их пляска весела,
И видел я, восторга полн,
Что с ней сравниться не могла
Медлительная пляска волн.
Тогда не знал я всей цены
Живому золоту весны.
Но с той поры, когда впотьмах
Я тщетно жду прихода сна,
Я вспоминаю о цветах,
И, радостью осенена,
На том лесистом берегу
Душа танцует в их кругу.
Перевод А. Ибрагимова
Вянут лилии, бледны и немы…
Мне не страшен их мертвый покой,
В эту ночь для меня хризантемы
Распустили цветок золотой!
Бледных лилий печальный и чистый
Не томит мою душу упрек…
Я твой венчик люблю, мой пушистый,
Златоцветный, заветный цветок!
Дай вдохнуть аромат твой глубоко,
Затумань сладострастной мечтой!
Радость знойная! Солнце востока!
Хризантемы цветок золотой!
На ромашку, как на балерину,
Издали любуется лесок.
У неё на лепестки накинут
Паутинки лёгкий волосок.
Ветер листья гонит по дорожке,
Вянут травы —
Осень настаёт.
Лишь ромашка на упругой ножке
Кружится, танцует и —
Цветёт!
Плакала Снегурочка,
Зиму провожая.
Шла за ней печальная,
Всем в лесу чужая.
Там, где шла и плакала,
Трогая берёзы,
Выросли подснежники —
Снегурочкины
Слезы.
Отчего пpохладно стало
Одуванчику в боpу?
Оттого, что пpошлой ночью
Облысел он
На ветpу!
Молочная роза краснела стократ,
И алая бледность наполнила мглу –
Так плыл, умирал над полями закат,
Где ивы плясали, срывая листву.
Потом потемнело, и чья-то душа
Упала в репейник, что чёрен, как смоль.
Я долго смотрела на всё не дыша,
И кто-то дышал за моею спиной.
А чьей-то души молодой мотылёк
Такое шептал, что рождалась Луна.
И шёлк – из нейтрино! – свивался и тёк
Сквозь чернь и жнивьё, как живая волна.
Наверно, я вновь проломилась в миры,
Где жизнь и нежизнь перевиты, как плеть.
Где та, что ушла, накрывает столы,
А тот, что ушёл, собирается петь.
Он локтем задел нежнобокий кувшин –
Тот медленно падал, схватить не смогла!
И долго – веками! – сквозь тёмную синь
Молочные розы текли со стола.
Ночь. И снег валится.
Спит Москва… А я…
Ох, как мне не спится,
Любовь моя!
Ох, как ночью душно
Запевает кровь…
Слушай, слушай, слушай!
Моя любовь:
Серебро мороза
В лепестках твоих.
О, седая роза,
Тебе — мой стих!
Дышишь из-под снега,
Роза декабря,
Неутешной негой
Меня даря.
Я пою и плачу,
Плачу и пою,
Плачу, что утрачу
Розу мою!
Сорву одуванчики – будет казаться,
Что солнце поймал я руками…
У поля спрошу:
– Чем с тобой рассчитаться?
И поле ответит:
– Стихами…
Весна всколыхнула и землю, и воду –
Ручья не смолкает бубенчик…
И выпорхнул радостно стих на свободу,
Как будто из гнёздышка птенчик!