Стихи о танцах

Танцуют лыжники,
танцуют странно,
танцуют
в узком холле ресторана,

сосредоточенно,
с серьезным видом
перед окном
с высокогорным видом,

танцуют,
выворачивая ноги,
как ходят вверх,
взбираясь на отроги,

и ставят грузно
лыжные ботинки
под резкую мелодию
пластинки.

Их девушки,
качаемые румбой,
прижались к свитерам
из шерсти грубой.

Они на мощных шеях
повисают,
закрыв глаза,
как будто их спасают,

как будто в лапах
медленного танца
им на всю жизнь
хотелось бы остаться,

но все ж на шаг отходят,
недотроги,
с лицом
остерегающим и строгим.

В обтяжку брюки
на прямых фигурках,
лежат их руки
на альпийских куртках,

на их лежащие
у стен рюкзаки
нашиты
геральдические знаки

Канады, и Тироля, и Давоса…
Танцуют в городке
среди заносов.

И на простой
и пуританский танец
у стойки бара
смотрит чужестранец,

из снеговой
приехавший России.
Он с добротой взирает
на простые

движенья и объятья,
о которых
еще не знают
в северных просторах.

Танцуют лыжники,
танцуют в холле,
в Доббиако,
в Доломитовом Тироле.

(Полька)

Левой, правой, кучерявый,
Что ты ёрзаешь, как чёрт?
Угощение на славу,
Музыканты — первый сорт.
Вот смотри:
Раз, два, три.
Прыгай, дрыгай до зари.

Ай, трещат мои мозоли
И на юбке позумент!
Руки держит, как франзоли,
А ещё интеллигент.
Ах, чудак,
Ах, дурак!
Левой, правой, — вот так-так!

Трим-ти, тим-ти — без опаски,
Трим-тим-тим — кружись вперёд!
Что в очки запрятал глазки?
Разве я, топ-топ, урод?
Топ-топ-топ,
Топ-топ-топ…
Оботри платочком лоб.

Я сегодня без обеда,
И не надо — ррри-ти-ти.
У тебя-то, буквоеда,
Тоже денег не ахти?
Ну и что ж —
Наживёшь.
И со мной, топ-топ, пропьёшь.

Думай, думай — не поможет!
Сорок бед — один ответ:
Из больницы на рогоже
Стащат чёрту на обед.
А пока,
Ха-ха-ха,
Не толкайся под бока!

Все мы люди-человеки…
Будем польку танцевать.
Даже нищие-калеки
Не желают умирать.
Цок-цок-цок
Каблучок,
Что ты морщишься, дружок?

Ты ли, я ли — всем не сладко,
Знаю, котик, без тебя.
Веселись же хоть украдкой,
Танцы — радость, книжки — бя.
Лим-тим-тись,
Берегись.
Думы к чёрту, скука — брысь!

Итак, Равель, танцуем болеро!
Для тех, кто музыку на сменит на перо,
Есть в этом мире праздник изначальный —
Напев волынки скудный и печальный
И эта пляска медленных крестьян…
Испания! Я вновь тобою пьян!
Цветок мечты возвышенной взлелеяв,
Опять твой образ предо мной горит
За отдаленной гранью Пиренеев!
Увы, замолк истерзанный Мадрид,
Весь в отголосках пролетевшей бруи,
И нету с ним Долорес Ибаррури!
Но жив народ, и песнь его жива.
Танцуй, Равель, свой исполинский танец,
Танцуй, Равель! Не унывай, испанец!
Вращай, История, литые жернова,
Будь мельничихой в грозный час прибоя!
О, болеро, священный танец боя!

Зарево, танца огненное зарево.
Зарево – а глаза у танца карие.
Зарево – где-то в Южном полушарии
Душной ночью встретил я
Танца карие глаза, карие глаза.

Зарево, глаз пленительное зарево.
Карие очи ночи, очи карие.
Заново подбираю на гитаре я
Танго «Карие глаза»,
Танго «Карие глаза», «Карие глаза».

Зарево любви, магия любви, огненные танцы,
Южная гроза, юные глаза, огненное танго,
Старое вино, доброе вино, старая таверна,
Южная гроза, юные глаза, карие глаза.

Будь со мной, в этом танце жизни будь со мной.
Путь земной – счастье осенью и грусть весной.
Будь со мной, раздели со мной весь путь земной,
Этот танец – путь земной,
Раздели его со мной, бурный путь земной!

Зарево – это танца очи карие.
Зарево – это тайны очи карие.
Знаю я: я погибну в этом зареве,
И забыть теперь нельзя
Танца карие глаза, карие глаза.

Ещё звучит в моих ушах
Седьмого вальса легкий шаг,
Как вешний ветерок,
Как трепетанье птичьих крыл,
Как мир, который я открыл
В сплетенье нотных строк.
Еще звучит тот вальс во мне,
Как облако в голубизне,
Как родничок в траве,
Как сон, что вижу наяву,
Как весть о том, что я живу
С природою в родстве.

Тронь, скрипач, смычком струну,
Звук разбудит тишину,
И грянет бал ночной,
Летящий и шальной.
К нами звезда летит в ночи,
Эта ночь нас разлучит,
С тобой в последний раз
Танцуем мы сейчас.

Ах, ночка, чаро-чародейка, не спеши
К рассвету, не спеши.
Разлука, мука и злодейка, боль души,
Разлука – боль души.

Всё растает, как мираж,
И последний танец наш,
И скрипок нежный звук,
И нежность глаз и рук.
Будь, что будет, всё судьба,
Ты ночной запомни бал.
В шатре ночных огней
Ты даришь танец мне.

Порой, признаюсь, видеть странно,
Как строг в балете каждый шаг
И как танцовщики бесстрастно
Красавиц носят на руках!

В балете сдержаны порывы,
Подвластны пластике права;
Там все признанья молчаливы:
Лишь па-дед-де, па-де-труа…

В балете даже ревность, ссора,
Вражды холодная струя –
Сверкает, словно – из фарфора,
Иль, может быть, – из хрусталя!..

Там все мучительные чувства,
Дела и помыслы людей
Волшебной магией искусства
Преобразились в лебедей.

И на короткий миг предстали,
Всего земного лишены,
В их совершенстве, идеале,
Какими быть они должны.

Спят на борту грузовики,
спят
краны.
На палубе танцуют вальс
бахилы,
кеды.
Все на Камчатку едут здесь —
в край
крайний.
Никто не спросит: «Вы куда?» —
лишь:
«Кем вы?»
Вот пожилой мерзлотовед.
Вот
парни —
торговый флот — танцуют лихо:
есть
опыт!
На их рубашках Сингапур,
пляж,
пальмы,
а въелись в кожу рук металл,
соль,
копоть.
От музыки и от воды
плеск,
звоны.
Танцуют музыка и ночь
друг
с другом.
И тихо кружится корабль,
мы,
звезды,
и кружится весь океан
круг
за кругом.
Туманен вальс, туманна ночь,
путь
дымчат.
С зубным врачом танцует
кок
Вася.
И Надя с Мартой из буфета
чуть
дышат —
и очень хочется, как всем,
им
вальса.
Я тоже, тоже человек,
и мне
надо,
что надо всем. Быть одному
мне
мало.
Но не сердитесь на меня
вы,
Надя,
и не сердитесь на меня
вы,
Марта.
Да, я стою, но я танцую!
Я
в роли
довольно странной, правда, я
в ней
часто.
И на плече моем руки
нет
вроде,
и на плече моем рука
есть
чья-то.
Ты далеко, но разве это
так
важно?
Девчата смотрят — улыбнусь
им
бегло.
Стою — и все-таки иду
под плеск
вальса.
С тобой иду! И каждый вальс
твой,
Белла!
С тобой я мало танцевал,
и лишь
выпив,
и получалось-то у нас —
так
слабо.
Но лишь тебя на этот вальс
я
выбрал.
Как горько танцевать с тобой!
Как
сладко!
Курилы за бортом плывут,..
В их складках
снег
вечный.
А там, в Москве,— зеленый парк,
пруд,
лодка.
С тобой катается мой друг,
друг
верный.
Он грустно и красиво врет,
врет
ловко.
Он заикается умело.
Он
молит.
Он так богато врет тебе
и так
бедно!
И ты не знаешь, что вдали,
там,
в море,
с тобой танцую я сейчас
вальс,
Белла.

Какой был бал! Накал движенья, звука, нервов!
Сердца стучали на три счёта вместо двух.
К тому же дамы приглашали кавалеров
На белый вальс традиционный — и захватывало дух.

Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам,
Давно решился пригласить её одну,
Но вечно надо отлучаться по делам,
Спешить на помощь, собираться на войну.

И вот, всё ближе, всё реальней становясь,
Она, к которой подойти намеревался,
Идёт сама, чтоб пригласить тебя на вальс, —
И кровь в виски твои стучится в ритме вальса.

Ты внешне спокоен
средь шумного бала,
Но тень за тобою
тебя выдавала —
Металась, ломалась
она в зыбком свете свечей.
И бережно держа,
и бешено кружа,
Ты мог бы провести её по лезвию ножа…
Не стой же ты руки сложа
сам не свой и — ничей!

Был белый вальс — конец сомненьям маловеров
И завершенье юных снов, забав, утех.
Сегодня дамы приглашали кавалеров
Не потому, не потому, что мало храбрости у тех.

Возведены на время бала в званье дам,
И кружит головы нам вальс, как в старину.
Но вечно надо отлучаться по делам,
Спешить на помощь, собираться на войну.

Белее снега, белый вальс, кружись, кружись,
Чтоб снегопад подольше не прервался!
Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь,
И ты был бел — бледнее стен, белее вальса.

Ты внешне спокоен
средь шумного бала,
Но тень за тобою
тебя выдавала —
Металась, дрожала,
ломалась она в зыбком свете свечей.
И бережно держа,
и бешено кружа,
Ты мог бы провести её по лезвию ножа…
Не стой же ты руки сложа
сам не свой и — ничей!

Где б ни был бал — в лицее, в Доме офицеров,
В дворцовой зале, в школе — как тебе везло!
В России дамы приглашали кавалеров
Во все века на белый вальс, и было всё белым-бело.

Потупя взоры, не смотря по сторонам,
Через отчаянье, молчанье, тишину
Спешили женщины прийти на помощь нам.
Их бальный зал — величиной во всю страну.

Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез,
Припомни вальс: как был ты бел — и улыбнёшься.
Век будут ждать тебя — и с моря, и с небес —
И пригласят на белый вальс, когда вернёшься.

Ты внешне спокоен
средь шумного бала,
Но тень за тобою
тебя выдавала —
Металась, дрожала,
ломалась она в зыбком свете свечей.
И бережно держа,
и бешено кружа,
Ты мог бы провести её по лезвию ножа…
Не стой же ты руки сложа
сам не свой и — ничей!
И — ничей!

Всё, что тривиально,
И всё, что банально,
Что равно- и прямопропорционально, —
Всё это корёжит чечётка, калечит,
Нам нервы тревожит: чёт-нечет, чёт-нечет.

В забитые уши врывается чётко,
В сонливые души лихая чечётка.
В чечёточный спринт не берём тех, кто сыт, мы.
Чёт-нечет, чёт-нечет, ломаются ритмы.

Брэк! Барабан, тамтам, трещотка,
Где полагается — там чечётка.
Брак не встречается.
Темп рвёт и мечет.
Брэк! Чёт-нечет!
Жжёт нам подошвы, потолок трепещет.
Чёт-нечет!

Эй, кто там грозит мне?
Эй, кто мне перечит?
В замедленном ритме о чём-то лепечет?
Сейчас перестанет — его изувечит
Ритмический танец, чёт-нечет, чёт-нечет!

Кровь гонит по жилам не крепкая водка —
Всех заворожила шальная чечётка.
Замолкни, гитара! Мурашки до жути!
На чёт — два удара, и чем чёрт не шутит!

Брэк! Барабан, тамтам, трещотка,
Где полагается — там чечётка.
Брак не встречается.
Темп рвёт и мечет.
Брэк! Чёт-нечет!
Жжёт нам подошвы, потолок трепещет.
Чёт-нечет!

Спасайся, кто может!
А кто обезножит —
Утешься: твой час в ритме правильном прожит.
Под брэк, человече, расправятся плечи,
И сон обеспечит чёт-нечет, чёт-нечет.

Изменится ваша осанка, походка.
Вам тоже, папаша, полезна чечётка!
Не против кадрили мы проголосуем,
Но в пику могиле чечётку станцуем.

Брэк! Барабан, тамтам, трещотка,
Где полагается — там чечётка.
Брак не встречается.
Темп рвёт и мечет.
Брэк! Чёт-нечет!
Жжёт нам подошвы, потолок трепещет.
Чёт-нечет!

Все блестит: цветы, кенкеты,
И алмаз, и бирюза,
Люстры, звезды, эполеты,
Серьги, перстни и браслеты,
Кудри фразы и глаза.
Все в движеньи: воздух, люди.
Блонды, локоны и груди
И достойные венца
Ножки с тайным их обетом,
И страстями и корсетом
Изнуренные сердца.
Бурей вальса утомленный
Круг, редея постепенно,
Много блеска своего
Уж утратил. Прихотливо
Пары, с искрами разрыва,
Отпадают от него.
Будто прах неоценимый —
Пыль с алмазного кольца,
Осьпь с пышной диадимы,
Брызги с царского венца;
Будто звезды золотые,
Что, покинув небеса,
Вдруг летят в края земные,
Будто блестки рассыпные,
Переливчато — цветные,
С огневого колеса.
Вот осталась только пара,
Лишь она и он. На ней
Тонкий газ — белее пара;
Он — весь облака черней.
Гений тьмы и дух эдема,
Мниться, реют в облаках,
И Коперника система
Торжествует в их глазах.
Вот летят! — Смычки живее
Сыплют гром; чета быстрее
В новом блеске торжества
Чертит молнии кругами,
И плотней сплелись крылами
Неземные существа.
Тщетно хочет чернокрылой
Удержать полет свой: силой
Непонятною влеком
Как над бездной океана,
Он летит в слоях тумана,
Весь обхваченный огнем.
В сфере радужного света
Сквозь хаос и огнь и дым
Мчится мрачная планета
С ясным спутником своим.
Тщетно белый херувим
Ищет силы иль заклятий
Разломить кольцо объятий;
Грудь томится, рвется речь,
Мрут бесплодные усилья,
Над огнем открытых плеч
Веють блондовые крылья,
Брызжет локонов река,
В персях места нет дыханью,
Воспаленная рука
Крепко сжата адской дланью,
А другою — горячо
Ангел, в ужасе паденья,
Держит демона круженья
За железное плечо.

В ритме вальса все плывет,
Весь огромный небосвод.
Вместе с солнцем и луной
Закружился шар земной, —
Все танцует в этой музыке ночной.

В ритме вальса все плывет,
Весь огромный небосвод,
Все танцует, скользя,
Удержаться нельзя —
В ритме вальса все плывет!..
Светят звезды далеко,

Все и просто и легко…
Этой пляской голубой
Заражается любой, —
В ритме вальса мы закружимся с тобой!

В ритме вальса все плывет,
Весь огромный небосвод,
Все танцует, скользя,
Удержаться нельзя —
В ритме вальса все плывет!..

В ревю танцовщица раздевается, дуря…
Реву?..
Или режут мне глаза прожектора?

Шарф срывает, шаль срывает, мишуру.
Как сдирают с апельсина кожуру.

А в глазах тоска такая, как у птиц.
Этот танец называется «стриптиз».

Страшен танец. В баре лысины и свист,
Как пиявки, глазки пьяниц налились.

Этот рыжий, как обляпанный желтком,
Пневматическим исходит молотком!

Тот, как клоп — апоплексичен и страшон.
Апокалипсисом воет саксофон!

Проклинаю твой, Вселенная, масштаб!
Марсианское сиянье на мостах,
Проклинаю, обожая и дивясь.
Проливная пляшет женщина под джаз!..

«Вы Америка?» — спрошу, как идиот.
Она сядет, сигаретку разомнет.

«Мальчик,— скажет,— ах, какой у вас акцент!
Закажите мне мартини и абсент».