Расул Гамзатов - Стихи о любви
Бросает свет светильник мой чадящий.
Все в доме спит, лишь я один не сплю,
Я наклонился над тобою, спящей,
Чтоб вновь промолвить: «Я тебя люблю».
И горше были дни мои и слаще,
Но, старше став, на том себя ловлю,
Что повторяю я теперь все чаще
Одно и то же: «Я тебя люблю!»
И я, порой неправдою грешащий,
Всего лишь об одном тебя молю:
Не думай, что настолько я пропащий,
Чтоб лгать признаньем: «Я тебя люблю!»
И мой единственный, мой настоящий
Стих только этот: «Я тебя люблю!»
Тобой протянутую руку
Боюсь в ладонях задержать.
Боюсь, испытывая муку,
И слишком быстро отпускать.
И вновь тайком из странствий дальних
К тебе, единственной стремлюсь,
Боюсь я глаз твоих печальных,
Но и веселых глаз – боюсь.
Боюсь, когда сидишь весь вечер
Ты одинешенька — одна
Боюсь, с другим тебя замечу
Подумаю что не верна.
Боюсь: не все во мне ты видишь,
Боюсь: все видишь без труда,
Боюсь, что скоро замуж выйдешь,
Боюсь, не выйдешь никогда.
Боюсь я, слишком осторожный,
Тебя по имени назвать,
И боязно, что останешься
Ты безымянною опять.
Я видел разными твои глаза:
Когда затишье в них, когда гроза,
Когда они светлы, как летний день,
Когда они темны, как ночи тень,
Когда они, как горные озера,
Из-под бровей глядят прозрачным взором.
Я видел их, когда им что-то снится,
Когда их прячут длинные ресницы,
Смеющимися видел их, бывало,
Печальными, глядящими устало-
Склонившимися над моей строкой…
Они забрали ясность и покой
Моих невозмутимых раньше глаз, —
А я, чудак, пою их в сотый раз.
Я звезду засвечу тебе в угоду,
Уйму холодный ветер и пургу,
Очаг нагрею к твоему приходу,
От холода тебя оберегу.
Мы сядем, мы придвинемся друг к другу,
Остерегаясь всяких громких слов,
Ярмо твоих печалей и недугов
Себе на шею я надеть готов.
Я тихо встану над твоей постелью,
Чтоб не мешать тебе, прикрою свет,
Твоею стану песней колыбельной,
Заклятьем ото всех невзгод и бед.
И ты поверишь: на земле метельной
Ни зла людского, ни печали нет.
Когда б за все, что совершили мы,
За горе, что любимым причинили,
Судом обычным каждого б судили,
Быть может, избежали б мы тюрьмы.
Но кодекс свой у каждого в груди,
И снисхождения не смею ждать я.
И ты меня, любимая, суди
По собственным законам и понятьям.
Суди меня по кодексу любви,
Признай во всех деяньях виноватым,
Чтоб доказать мою вину, зови
Минувшие рассветы и закаты.
Все, чем мы были счастливы когда-то
И что еще живет у нас в крови.
В моих воспоминаньях о весне,
В сознании, что осень наступила,
В моей заботе об идущем дне
Твое лицо все лица заслонило.
Об этом бы не надо говорить,
Но ты на грудь мне голову склонила,
И понял я, что не могу таить,
Ты все передо мною заслонила!
Нам многое увидеть довелось,
И радость, и печаль – все в жизни было,
Но светит серебро твоих волос,
Как никогда доселе не светило.
И все равно– мы вместе или врозь,
Ты все передо мною заслонила.
Когда ты вовсе не существовала б,
Я, кажется, не прожил бы и дня,
Кто б стал причиной бед моих и жалоб,
Кто б стал истоком счастья для меня?
К кому б летел я из краев далеких,
О ком печалился, о ком грустил,
К кому другому обратил бы строки,
Которые тебе я посвятил?
Ужель цвели б сады и птицы пели,
Когда бы я твоих не видел глаз,
Ужели б звезды в небесах горели
И солнца свет над миром не погас?
Коль не было б тебя, о неужели
Я быть бы мог счастливым, как сейчас?
Дождик за окном — о тебе я думаю,
Снег в саду ночном — о тебе я думаю.
Ясно на заре — о тебе я думаю,
Лето на дворе — о тебе я думаю.
Птицы прилетят — о тебе я думаю,
Улетят назад — о тебе я думаю.
Зелены кусты, скрыты ли порошею, —
Ни о чем невмочь, — о тебе я думаю.
Уж, наверно, ты девушка хорошая,
Если день и ночь о тебе я думаю.
Ты среди умных женщин всех умнее,
Среди красавиц – чудо красоты.
Погибли те, кто был меня сильнее,
И я б давно пропал, когда б не ты.
Махмуд не пал бы много лет назад,
Когда Марьям сдержала б слово честно,
Не дали бы Эльдарилаву яд,
Когда б верна была его невеста.
Лишь женщина в любые времена
Спасала и губила нас, я знаю,
Вот и меня спасала ты одна,
Когда я столько раз стоял у края.
Неверному, ты мне была верна,
Своею верностью меня спасая.
Поскольку знаю, что уже давно
Доверья к слову меньше, чем к бумажке,
Пишу я: «Настоящее дано
В том, что люблю я преданно и тяжко.
Что обязуюсь до скончанья дней
Безропотно служить своей любимой,
Что будет страсть моя необоримой
И с каждым днем все жарче и сильней!»
И с давних дней, воистину любя,
Что вызывает у иных сомненье,
Подписываю это сочиненье
Почетным званьем «Любящий тебя»
И отдаю на вечное храненье
Тебе, печатью круглою скрепя.
Ты задаешь вопрос свой не впервые.
Я отвечаю: не моя вина,
Что есть на свете женщины другие,
Их тысячи, других, а ты – одна.
Вот ты стоишь, тихонько поправляя
Пять пуговиц на кофте голубой.
И точка, что чернеет над губой,
Как сломанная пуговка шестая.
И ты опять, не слышав слов моих,
Вопрос извечный задаешь мне строго.
Кто виноват, стран и народов много
И много женщин на земле других.
Но изменяю я с тобой одной
Всем женщинам, рожденным под луной.
Я думал, деревья в цвету белоснежном,
А ближе подъехал — деревья в снегу.
Я думал, ты любящей будешь и нежной,
Попал я впросак, а уйти не могу.
Помчался я тропами горного края.
И бурку не взял, а в ущельях дожди.
Моя дорогая, моя ледяная,
Скажи мне, что делать, согрей, пощади!
1
В Японии читал стихи свои
На языке родном — в огромном зале.
— О чем стихи?- спросили.- О любви.
— Еще раз прочитайте,- мне сказали.
Читал стихи аварские свои
В Америке.- О чем они?- спросили.
И я ответил честно:- О любви.
— Еще раз прочитайте,- попросили.
Знать, на любом понятны языке
Стихи о нашем счастье и тоске,
И о твоей улыбке на рассвете.
И мне открылась истина одна:
Влюбленными земля населена,
А нам казалось, мы одни на свете.
2
— Скажи «люблю»,- меня просили в Риме,
На языке народа своего!-
И я назвал твое простое имя,
И повторили все вокруг его.
— Как называют ту, что всех любимей?
Как по-аварски «жизнь» и «божество»? —
И я назвал твое простое имя,
И повторили все вокруг его.
Сказали мне:- Не может быть такого,
Чтоб было в языке одно лишь слово.
Ужель язык так необычен твой?
И я, уже не в силах спорить с ними,
Ответил, что одно простое имя
Мне заменяет весь язык родной.
3
Нет, ты не сон, не забытье,
Не чудной сказки свет туманный
Страданье вечное мое,
Незаживающая рана.
Я буду глух и слеп к обману,
Но только пусть лицо твое
Мне озаряет постоянно
Дорогу, дни, житье-бытье.
Чтобы с тобою рядом быть,
Готов я песни все забыть,
Вспять повернуть земные реки —
Но понимаю я, скорбя,
Что на земле нашел тебя,
Чтоб тут же потерять навеки.
— Скажи, каким огнем был рад
Гореть ты в молодости, брат?
— Любовью к женщине!
— Каким, не избежав потерь,
Горишь огнем ты и теперь?
— Любовью к женщине!
— Каким, ответь, желаешь впредь
Огнем пожизненно гореть?
— Любовью к женщине!
— Чем дорожишь ты во сто крат
Превыше славы и наград?
— Любовью женщины!
— Чем был низвергнут, как поток,
И вознесен ты, как клинок?
— Любовью женщины!
— С чем вновь,
как рок ни прекословь,
Разделишь не на срок любовь?
— С любовью женщины!
— А с чем, безумный человек,
Тогда окончится твой век?
— С любовью женщины!
С годами изменяемся немало.
Вот на меня три женщины глядят.
— Ты лучше был,- одна из них сказала.
Я с ней встречался десять лет назад.
Касаясь гор заснеженного края,
Вдали пылает огненный закат.
— Ты все такой же,- говорит вторая,
Забытая пять лет тому назад.
А третья, рук не размыкая милых,
Мне жарко шепчет, трепета полна:
— Ты хуже был… Скажи, что не любил их…-
Каким я был, не ведает она.