Опять лежишь в ночи, глаза открыв,
 И старый спор сама с собой ведешь.
 Ты говоришь:
 — Не так уж он красив! —
 А сердце отвечает:
 — Ну и что ж!
Все не идет к тебе проклятый сон,
 Все думаешь, где истина, где ложь…
 Ты говоришь:
 — Не так уж он умен! —
 А сердце отвечает:
 — Ну и что ж!
Тогда в тебе рождается испуг,
 Все падает, все рушится вокруг.
 И говоришь ты сердцу:
 — Пропадешь! —
 А сердце отвечает:
 — Ну и что ж!
Хорошо молодое лицо —
 Жизнь еще не писала на нем,
 И своим не пахала резцом,
 И своим не дышала огнем.
 Больно время его обожжет,
 Так же, как обжигало и нас.
 Пусть упрямым останется рот,
 Не погаснет сияние глаз,
 Но добавится что-то еще —
 Станут тоньше, духовней черты.
 С этой грани начнется отсчет
 Настоящей мужской красоты.
 Да, тогда лишь придет Красота,
 И теперь навсегда, до конца:
 Красота не пустого холста —
 Обожженного жизнью лица.
Во второй половине двадцатого века
 Два хороших прощаются человека —
 Покидает мужчина родную жену,
 Но уходит он не на войну.
Ждет его на углу, возле дома, другая,
 Все глядит на часы она, нервно шагая:
 Покидает мужчина родную жену —
 Легче было уйти на войну!
Стало зрение сердца
 Острее,
 Если сердце прошло
 Через ад…
 Дорогие,
 Миритесь быстрее-
 Не существенно,
 Кто виноват.
Я прошу вас,
 Давайте не будем
 Рвать мосты за собой
 Сгоряча…
 Почему это
 Близкие люди
 Рубят прямо по душам
 Сплеча?
Я прошу вас,
 Поймите быстрее-
 В битве душ
 Победителей нет.
 Стало зрение сердца
 Острее
 После всех испытаний
 И бед.
Стал холоден мой тёплый старый дом.
 Как батарея, доброта остыла.
 И губы произносят лишь с трудом
 Привычное, простое слово “милый”.
Но невозможно жить без теплоты,
 И я не очень чётко понимаю,
 Как этот холод переносишь ты —
 Неужто веришь возвращенью мая?
Он застенчив и сдержан,
 Ты болтлива, резва.
 Он — хорошая музыка,
 Ты — пустые слова.
 Как случилось, что вроде
 Мило смотритесь вместе?
 Не словами — мелодией
 Покоряет нас песня…
О нет, любовь не измеряют стажем,
 Она не терпит директивных мер.
 Любовь бывает мимолётной даже —
 Ромео и Джульетта, например…
Я любила твой смех, твой голос.
 Я за душу твою боролась.
 А душа-то была чужою,
 А душа-то была со ржою.
 Но твердила любовь:«Так что же?
 Эту ржавчину уничтожу».
 Были бури. И были штили.
 Ах, какие пожары были!
 Только вот ведь какое дело —
 В том огне я одна горела.
 Ржа навеки осталась ржою,
 А чужая душа — чужою..
Жизнь моя не катилась
 Величавой рекою —
 Ей всегда не хватало
 Тишины и покою.
 Где найдешь тишину ты
 В доле воина трудной?..
 Нет, бывали минуты,
 Нет, бывали секунды:
 За минуту до боя
 Очень тихо в траншее,
 За секунду до боя
 Очень жизнь хорошеет.
 Как прекрасна травинка,
 Что на бруствере, рядом!
 Как прекрасна!.. Но тишь
 Разрывает снарядом.
Нас с тобой пощадили
 И снаряды и мины.
 И любовь с нами в ногу
 Шла дорогою длинной.
 А теперь и подавно
 Никуда ей не деться,
 А теперь наконец-то
 Успокоится сердце.
 Мне спокойно с тобою,
 Так спокойно с тобою,
 Как бывало в траншее
 За минуту до боя.
Большой ребёнок ты,
 Но я не кукла всё же —
 Своей судьбой
 Распоряжусь сама.
 Никто на свете
 Никому не должен —
 Ведёт лишь компас
 Сердца и ума.
Благодарю за счастье.
 А за горе
 Бессмысленно и глупо
 Упрекать…
 Боль взрослых
 Убаюкивают годы,
 Как малышей
 Баюкает кровать.
Как объяснить слепому,
 Слепому, как ночь, с рожденья,
 Буйство весенних красок,
 Радуги наважденье?
Как объяснить глухому,
 С рожденья, как ночь, глухому,
 Нежность виолончели
 Или угрозу грома?
Как объяснить бедняге,
 Рожденному с рыбьей кровью,
 Тайну земного чуда,
 Названного любовью?
А всё равно
 Меня счастливей нету,
 Хотя, быть может,
 Завтра удавлюсь…
 Я никогда
 Не налагала вето
 На счастье,
 На отчаянье,
 На грусть.
Я ни на что
 Не налагала вето,
 Я никогда от боли не кричу.
 Пока живу — борюсь.
 Меня счастливей нету,
 Меня задуть
 Не смогут, как свечу.
А я для вас неуязвима,
 Болезни,
 Годы,
 Даже смерть.
 Все камни — мимо,
 Пули — мимо,
 Не утонуть мне,
 Не сгореть.
 Все это потому,
 Что рядом
 Стоит и бережет меня
 Твоя любовь — моя ограда,
 Моя защитная броня.
 И мне другой брони не нужно,
 И праздник — каждый будний день.
 Но без тебя я безоружна
 И беззащитна, как мишень.
 Тогда мне никуда не деться:
 Все камни — в сердце,
 Пули — в сердце…
Чтоб человек от стужи не застыл,
 Не засосал его житейский омут,
 Обязан он иметь надёжный тыл,
 Где перевяжут, обогреют —
 дома.
 Любовью оградят его от бед,
 Что, словно мины, ставит нам эпоха.
 А если этакого тыла нет,
 Ему, как раненному
 На нейтралке,
 Плохо…
Вздыхает ветер. Штрихует степи
 Осенний дождик — он льет три дня…
 Седой, нахохленный, мудрый стрепет
 Глядит на всадника и коня.
 А мокрый всадник, коня пришпоря,
 Летит наметом по целине.
 И вот усадьба, и вот подворье,
 И тень, метнувшаяся в окне.
 Коня — в конюшню, а сам — к бумаге.
 Письмо невесте, письмо в Москву:
 «Вы зря разгневались, милый ангел, —
 Я здесь как узник в тюрьме живу.
 Без вас мне тучи весь мир закрыли,
 И каждый день безнадежно сер.
 Целую кончики ваших крыльев
 (Как даме сердца писал Вольтер).
 А под окном, словно верный витязь,
 Стоит на страже крепыш дубок…
 Так одиноко! Вы не сердитесь:
 Когда бы мог — был у ваших ног!
 Но путь закрыт госпожой Холерой…
 Бешусь, тоскую, схожу с ума.
 А небо серо, на сердце серо,
 Бред карантина — тюрьма, тюрьма…»
 Перо гусиное он отбросил,
 Припал лицом к холодку стекла…
 О злая Болдинская осень!
 Какою доброю ты была —
 Так много Вечности подарила,
 Так много русской земле дала!..
 Густеют сумерки, как чернила,
 Сгребает листья ветров метла.
 С благоговеньем смотрю на степи,
 Где он на мокром коне скакал.
 И снова дождик, и снова стрепет —
 Седой, все помнящий аксакал.