Исходи весь город
 Поперек и вдоль —
 Не умолкнет сердце,
 Не утихнет боль.
В чьих-то узких окнах
 Стынет звон и свет,
 А со мною рядом
 Больше друга нет.
Сколько не досказано
 Самых нежных слов!
 Сколько не досмотрено
 Самых нужных снов!
Если б сил хватило,
 Можно закричать:
 На конверте белом
 Черная печать.
И знакомый почерк
 Поперек и вдоль.
 Чем письмо короче,
 Тем длиннее боль.
В дни разлуки дальней
 Письменная весть —
 Самое большое
 Из всего, что есть.
Соловей поет в затишье сада;
 Огоньки потухли за прудом;
 Ночь тиха.- Ты, может быть, не рада,
 Что с тобой остался я вдвоем?
Я б и сам желал с тобой расстаться;
 Да мне жаль покинуть ту скамью,
 Где мечтам ты любишь предаваться
 И внимать ночному соловью.
Не смущайся! Ни о том, что было,
 Ни о том, как мог бы я любить,
 Ни о том, как это сердце ныло,-
 Я с тобой не стану говорить.
Речь моя волнует и тревожит…
 Веселее соловью внимать,
 Оттого что соловей не может
 Заблуждаться и, любя, страдать…
Но и он затих во мраке ночи,
 Улетел, счастливец, на покой…
 Пожелай и мне спокойной ночи
 До приятного свидания с тобой!
Пожелай мне ночи не заметить
 И другим очнуться в небесах,
 Где б я мог тебя достойно встретить
 С соловьиной песнью на устах!
Вот флаг на мачте бьется,
 Горит в ночи звезда.
 Механик наш смеется
 И курит, как всегда.
 Смеется, смеется,
 А пламя в топке бьется,
 И кто-то расстается
 С судьбою навсегда.
И каждому придется
 Измерить этот путь,
 Где песня не поется
 И негде отдохнуть.
 Придется, придется,
 А сердце к сердцу рвется,
 И флаг на мачте бьется —
 Тяжелый долгий путь.
Но кто-то вновь вернется,
 Полсвета исходив,
 Волна на берег рвется
 Припасть к его груди.
 На берег, на берег,
 В который свято верят,
 Который, как надежда,
 Синеет впереди.
Разлука, разлука,
 Дрожит в окне звезда.
 Разлука, разлука,
 Ночные поезда.
А ты говоришь: «Люблю!»
 А я говорю: «Не лги!»
 Буксирному кораблю
 Всю жизнь отдавать долги.
 Приставлен мой путь к виску,
 Дороги звенит струна
 Туда, где встаёт Иркутск,
 По-видимому, спьяна.
Ах, как бы теперь легла
 Рука на твоё плечо!
 Земля до того кругла,
 Что свидимся мы ещё.
 По мокрому по песку
 Твой след замела волна,
 И грустно вздохнул Иркутск,
 Наверно-таки, спьяна.
А ты говоришь: «Постой!»
 А я говорю: «Дела!»
 Лечу в черноте пустой,
 Как ангел, но без крыла.
 И день без тебя — в тоску,
 И ночь без тебя больна.
 Навстречу летит Иркутск,
 Уж точно-таки, спьяна.
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены,
 Тих и печален ручей у янтарной сосны,
 Пеплом несмелым подёрнулись угли костра,
 Вот и окончилось всё — расставаться пора.
Милая моя,
 Cолнышко лесное,
 Где, в каких краях
 Встретишься со мною?
Крылья сложили палатки — их кончен полёт,
 Крылья расправил искатель разлук — самолёт,
 И потихонечку пятится трап от крыла,
 Вот уж действительно пропасть меж нами легла.
Милая моя,
 Cолнышко лесное,
 Где, в каких краях
 Встретишься со мною?
Не утешайте меня, мне слова не нужны,
 Мне б отыскать тот ручей у янтарной сосны,
 Вдруг сквозь туман там краснеет кусочек огня,
 Вдруг у огня ожидают, представьте, меня!
Милая моя,
 Cолнышко лесное,
 Где, в каких краях
 Встретишься со мною?
Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены,
 Тих и печален ручей у янтарной сосны,
 Пеплом несмелым подёрнулись угли костра,
 Вот и окончилось всё — расставаться пора.
Милая моя,
 Cолнышко лесное,
 Где, в каких краях
 Встретишься со мною?
И не было встреч, а разлука
 Как лезвие в сердце вошла.
 Без зова вошла и без стука —
 Умна, осторожна и зла.
Сказала я: «Сделай мне милость,
 Исчезни! Так больно с тобой…»
«Нет, я навсегда поселилась,
 Я стала твоею судьбой».
Я не люблю
 Распутывать узлы.
 Я их рублю —
 Ведь боль
 Мгновенье длится.
 Терпения покорные волы —
 Не создана
 Быть вашею возницей.
Нет, если надо —
 Все перетерплю.
 Но если впереди
 Итог единый,
 Одним ударом
 Цепь перерублю
 И в ночь уйду,
 Держать стараясь спину.
 Без лишних слов,
 Не опуская глаз…
Но сколько раз сутулюсь,
 Сколько раз!
Недостойно сражаться с тобою,
 Так любимым когда-то —
 Пойми!..
 Я сдаюсь,
 Отступаю без боя.
 Мы должны
 Оставаться людьми.
 Пусть, доверив тебе свою душу,
 Я попала в большую беду.
 Кодекс чести
 И здесь не нарушу —
 Лишь себя упрекая,
 Уйду…
Друг без друга у нас получается всё
 В нашем жизненном трудном споре.
 Всё своё у тебя, у меня все свое,
 И улыбки свои, и горе.
 Мы премудры: мы выход в конфликтах нашли
 И, вчерашнего дня не жалея,
 Вдруг решили и новой дорогой пошли,
 Ты своею пошла, я — своею.
 Все привольно теперь: и дела, и житье,
 И хорошие люди встречаются.
 Друг без друга у нас получается все.
 Только счастья не получается…
Ты далеко сегодня от меня
 И пишешь о любви своей бездонной,
 И о тоске-разлучнице бессонной,
 Точь-в-точь все то же, что пишу и я.
Ах, как мы часто слышим разговоры,
 Что без разлуки счастья не сберечь.
 Не будь разлук, так не было б и встреч,
 А были б только споры да раздоры.
Конечно, это мудро, может статься,
 И все-таки, не знаю почему,
 Мне хочется, наперекор всему,
 Сказать тебе: — Давай не разлучаться!
Я думаю, что ты меня поймешь:
 К плечу плечо — и ни тоски, ни стужи?
 А если и поссоримся — ну что ж,
 Разлука все равно намного хуже!
Сквозь звёздный звон, сквозь истины и ложь,
 Сквозь боль и мрак и сквозь ветра потерь
 Мне кажется, что ты ещё придёшь
 И тихо-тихо постучишься в дверь…
На нашем, на знакомом этаже,
 Где ты навек впечаталась в рассвет,
 Где ты живёшь и не живёшь уже
 И где, как песня, ты и есть, и нет.
А то вдруг мниться начинает мне,
 Что телефон однажды позвонит
 И голос твой, как в нереальном сне,
 Встряхнув, всю душу разом опалит.
И если ты вдруг ступишь на порог,
 Клянусь, что ты любою можешь быть!
 Я жду. Ни саван, ни суровый рок,
 И никакой ни ужас и ни шок
 Меня уже не смогут устрашить!
Да есть ли в жизни что-нибудь страшней
 И что-нибудь чудовищнее в мире,
 Чем средь знакомых книжек и вещей,
 Застыв душой, без близких и друзей,
 Бродить ночами по пустой квартире…
Но самая мучительная тень
 Легла на целый мир без сожаленья
 В тот календарный первый летний день,
 В тот памятный день твоего рожденья…
Да, в этот день, ты помнишь? Каждый год
 В застолье шумном с искренней любовью
 Твой самый-самый преданный народ
 Пил вдохновенно за твоё здоровье!
И вдруг — обрыв! Как ужас, как провал!
 И ты уже — иная, неземная…
 Как я сумел? Как выжил? Устоял?
 Я и теперь никак не понимаю…
И мог ли я представить хоть на миг,
 Что будет он безудержно жестоким,
 Твой день. Холодным, жутко одиноким,
 Почти как ужас, как безмолвный крик…
Что вместо тостов, праздника и счастья,
 Где все добры, хмельны и хороши, —
 Холодное, дождливое ненастье,
 И в доме тихо-тихо… Ни души.
И все, кто поздравляли и шутили,
 Бурля, как полноводная река,
 Вдруг как бы растворились, позабыли,
 Ни звука, ни визита, ни звонка…
Однако было всё же исключенье:
 Звонок. Приятель сквозь холодный мрак.
 Нет, не зашёл, а вспомнил о рожденье,
 И — с облегченьем — трубку на рычаг.
И снова мрак когтит, как злая птица,
 А боль — ни шевельнуться, ни вздохнуть!
 И чем шагами мерить эту жуть,
 Уж лучше сразу к чёрту провалиться!
Луна, как бы шагнув из-за угла,
 Глядит сквозь стёкла с невесёлой думкой,
 Как человек, сутулясь у стола,
 Дрожа губами, чокается с рюмкой…
Да, было так, хоть вой, хоть не дыши!
 Твой образ… Без телесности и речи…
 И… никого… ни звука, ни души…
 Лишь ты, да я, да боль нечеловечья…
И снова дождь колючею стеной,
 Как будто бы безжалостно штрихуя
 Всё, чем живу я в мире, что люблю я,
 И всё, что было исстари со мной…
Ты помнишь ли в былом — за залом зал…
 Аншлаги! Мир, заваленный цветами,
 А в центре — мы. И счастье рядом с нами!
 И бьющийся ввысь восторженный накал!
А что ещё? Да всё на свете было!
 Мы бурно жили, споря и любя,
 И всё ж, признайся, ты меня любила
 Не так, как я — стосердно и стокрыло,
 Не так, как я, без памяти, тебя!
Но вот и ночь, и грозовая дрожь
 Ушли, у грома растворяясь в пасти…
 Смешав в клубок и истину, и ложь,
 Победы, боль, страдания и счастье…
А впрочем, что я, право, говорю!
 Куда, к чертям, исчезнут эти муки?!
 Твой голос, и лицо твое, и руки…
 Стократ горя, я век не отгорю!
И пусть летят за днями дни вослед,
 Им не избыть того, что вечно живо.
 Всех тридцать шесть невероятных лет,
 Мучительных и яростно-счастливых!
Когда в ночи позванивает дождь
 Сквозь песню встреч и сквозь ветра потерь,
 Мне кажется, что ты ещё придёшь
 И тихо-тихо постучишься в дверь…
Не знаю, что разрушим, что найдём?
 И что прощу и что я не прощу?
 Но знаю, что назад не отпущу.
 Иль вместе здесь, или туда вдвоём!
Но Мефистофель в стенке за стеклом
 Как будто ожил в облике чугонном,
 И, глянув вниз темно и многодумно,
 Чуть усмехнулся тонгогубым ртом:
«Пойми, коль чудо даже и случится,
 Я всё ж скажу, печали не тая,
 Что если в дверь она и постучится,
 То кто, скажи мне, сможет поручиться,
 Что дверь та будет именно твоя?..»
Ветер разлуки — студеный ветер,
 Самая горькая вещь на свете!
 Без устали кружит в злобе своей
 Вдоль станционных путей.
Только напрасно он так завывает,
 Живое тепло гоня.
 Гаснут лишь искры. Костер пылает.
 Ветер его лишь сильней раздувает —
 Ветер слабей огня!
Как нас ни угнетай разлука,
 Не покоряемся мы ей —
 Для сердца есть другая мука,
 Невыносимей и больней.
Пора разлуки миновала,
 И от нее в руках у нас
 Одно осталось покрывало,
 Полупрозрачное для глаз.
И знаем мы: под этой дымкой
 Все то, по чем душа болит,
 Какой-то странной невидимкой
 От нас таится — и молчит.
Где цель подобных искушений?
 Душа невольно смущена,
 И в колее недоумений
 Вертится нехотя она.
Пора разлуки миновала,
 И мы не смеем, в добрый час
 Задеть и сдернуть покрывало,
 Столь ненавистное для нас!
В разлуке есть высокое значенье:
 Как ни люби, хоть день один, хоть век,
 Любовь есть сон, а сон — одно мгновенье,
 И рано ль, поздно ль пробужденье,
 А должен наконец проснуться человек…
Уж если ты разлюбишь — так теперь,
 Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
 Будь самой горькой из моих потерь,
 Но только не последней каплей горя!
 И если скорбь дано мне превозмочь,
 Не наноси удара из засады.
 Пусть бурная не разрешится ночь
 Дождливым утром — утром без отрады.
 Оставь меня, но не в последний миг,
 Когда от мелких бед я ослабею.
 Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
 Что это горе всех невзгод больнее,
Что нет невзгод, а есть одна беда —
 Твоей любви лишиться навсегда.
Перевод С. Маршака