Стихи про папу

Нет, мой отец погиб не на войне —
Был слишком стар он, чтобы стать солдатом,
В эвакуации, в сибирской стороне,
Преподавал он физику ребятам.

Он жил как все. Как все, недоедал.
Как все, вздыхал над невеселой сводкой.
Как все, порою горе заливал
На пайку хлеба выменянною водкой.

Ждал вести с фронта — писем от меня,
А почтальоны проходили мимо…
И вдалеке от дыма и огня
Был обожжен войной неизлечимо.

Вообще-то слыл он крепким стариком —
Подтянутым, живым, молодцеватым.
И говорят, что от жены тайком
Все обивал порог военкомата.

В Сибири он легко переносил
Тяжелый быт, недосыпанье, голод.
Но было для него превыше сил
Смириться с тем, что вновь мы сдали город.

Чернел, а в сердце ниточка рвалась —
Одна из тех, что связывают с жизнью.
(Мы до конца лишь в испытанья час
Осознаем свою любовь к Отчизне.)

За нитью — нить. К разрыву сердце шло.
(Теперь инфарктом называют это…)
В сибирское таежное село
Вползло военное второе лето.

Старались сводки скрыть от старика,
Старались — только удавалось редко.
Информбюро тревожная строка
В больное сердце ударяла метко.

Он задыхался в дыме и огне,
Хоть жил в Сибири — в самом центре тыла.
Нет, мой отец погиб не на войне,
И все-таки война его убила…

Ах, если бы он ведать мог тогда
В глухом селе, в час отступленья горький,
Что дочь в чужие будет города
Врываться на броне «тридцатьчетверки»!

Сегодня я слово хочу сказать
Всем тем, кому золотых семнадцать,
Кому окрыленных, веселых двадцать,
Кому удивительных двадцать пять.

По-моему, это пустой разговор,
Когда утверждают, что есть на свете
Какой-то нелепый, извечный спор,
В котором воюют отцы и дети.

Пускай болтуны что хотят твердят,
У нас же не две, а одна дорога.
И я бы хотел вам, как старший брат,
О ваших отцах рассказать немного.

Когда веселитесь вы или даже
Танцуете так, что дрожит звезда,
Вам кто-то порой с осужденьем скажет:
— А мы не такими были тогда!

Вы строгою меркою их не мерьте.
Пускай. Ворчуны же всегда правы!
Вы только, пожалуйста, им не верьте.
Мы были такими же, как и вы.

Мы тоже считались порой пижонами
И были горласты в своей правоте,
А если не очень-то были модными,
То просто возможности были не те.

Когда ж танцевали мы или бузили
Да так, что срывалась с небес звезда,
Мы тоже слышали иногда:
— Нет, мы не такими когда-то были!

Мы бурно дружили, мы жарко мечтали.
И все же порою — чего скрывать!-
Мы в парты девчонкам мышей совали,
Дурили. Скелетам усы рисовали,
И нам, как и вам, в дневниках писали:
«Пусть явится в срочном порядке мать!»

И все-таки в главном, большом, серьезном
Мы шли не колеблясь, мы прямо шли.
И в лихолетьи свинцово-грозном,
Мы на экзамене самом сложном
Не провалились. Не подвели.

Поверьте, это совсем не просто
Жить так, чтоб гордилась тобой страна,
Когда тебе вовсе еще не по росту
Шинель, оружие и война.

Но шли ребята, назло ветрам,
И умирали, не встретив зрелость,
По рощам, балкам и по лесам,
А было им столько же, сколько вам,
И жить им, конечно, до слез хотелось.

За вас, за мечты, за весну ваших снов,
Погибли ровесники ваши — солдаты:
Мальчишки, не брившие даже усов,
И не слыхавшие нежных слов,
Еще не целованные девчата.

Я знаю их, встретивших смерть в бою.
Я вправе рассказывать вам об этом,
Ведь сам я, лишь выживший чудом, стою
Меж их темнотою и вашим светом.

Но те, что погибли, и те, что пришли,
Хотели, надеялись и мечтали,
Чтоб вы, их наследники, в светлой дали
Большое и звонкое счастье земли
Надежно и прочно потом держали.

Но быть хорошими, значит ли жить
Стерильными ангелочками?
Ни станцевать, ни спеть, ни сострить,
Ни выпить пива, ни закурить,
Короче: крахмально белея, быть
Платочками-уголочками?!

Кому это нужно и для чего?
Не бойтесь шуметь нисколько.
Резкими будете — ничего!
И даже дерзкими — ничего!
Вот бойтесь цинизма только.

И суть не в новейшем покрое брюк,
Не в платьях, порой кричащих,
А в правде, а в честном пожатье рук
И в ваших делах настоящих.

Конечно, не дай только бог, ребята,
Но знаю я, если хлестнет гроза,
Вы твердо посмотрите ей в глаза
Так же, как мы смотрели когда-то.

И вы хулителям всех мастей
Не верьте. Нет никакой на свете
Нелепой проблемы «отцов и детей»,
Есть близкие люди: отцы и дети!

Идите ж навстречу ветрам событий,
И пусть вам всю жизнь поют соловьи.
Красивой мечты вам, друзья мои!
Счастливых дорог и больших открытий!

мой отец был практичным человеком.
у него была идея.
«мой сын, видишь», — говорил он, —
«я могу платить за этот дом всю жизнь —
тогда он мой.
когда я умру, я передам его тебе.
ты можешь тоже всю жизнь приобретать дом,
и тогда у тебя будет два дома,
и ты передашь эти два дома своему
сыну, и он всю жизнь будет приобретать дом,
и, когда ты умрёшь, твой сын…»

«хорошо», — отвечал я.

мой отец умер, когда пытался отпить
воды из стакана. я похоронил его.
массивный коричневый гроб. после похорон
я пошёл на стадион, встретил высокую блондинку.
после скачек мы пошли к ней домой,
пообедать и развлечься.

я продал его дом где-то через месяц.
я продал его машину и мебель
и раздал все его картины, кроме одной
и все его фруктовые вазы,
(наполнявшиеся компотом в летнюю жару),
и отдал его собаку в приёмник.
я дважды назначал его девушке свидание,
но ничего не добился
и бросил это.

я проиграл и пропил все деньги.

теперь я живу в дешёвой комнате в Голливуде,
и выношу мусор, чтобы
заплатить ренту.

мой отец был практичным человеком.
он подавился стаканом воды
и оставил след в больничном архиве.

История для отцов, или как можно воспитать привычку ко лжи

Красив и строен мальчик мой —
Ему всего лишь пять.
И нежной любящей душой
Он ангелу под стать.

У дома нашего вдвоем
Мы с ним гуляли в ранний час,
Беседуя о том, о сем,
Как принято у нас.

Мне вспоминался дальний край,
Наш домик прошлою весной.
И берег Кильва, точно рай,
Возник передо мной.

И столько счастья я сберег,
Что, возвращаясь мыслью вспять,
Я в этот день без боли мог
Былое вспоминать.

Одетый просто, без прикрас,
Мой мальчик был пригож и мил.
Я с ним, как прежде много раз,
Беспечно говорил.

Ягнят был грациозен бег
На фоне солнечного дня.
«Наш Лисвин, как и Кильвский брег,
Чудесен», — молвил я.

«Тебе милее здешний дом? —
Спросил я малыша. —
Иль тот, на берегу морском?
Ответь, моя душа!

И где ты жить, в краю каком
Хотел бы больше, дай ответ:
На Кильвском берегу морском
Иль в Лисвине, мой свет?»

Глаза он поднял на меня,
И взгляд был простодушья полн:
«У моря жить хотел бы я,
Вблизи зеленых волн».

«Но, милый Эдвард, отчего?
Скажи, мой мальчик, почему?»
«Не знаю, — был ответ его, —
И сам я не пойму…»

«Зачем же эту благодать
Лесов и солнечных лугов
Ты безрассудно променять
На Кильв морской готов?»

Но, отведя смущенный взгляд,
Не отвечал он ничего.
Я повторил пять раз подряд:
«Скажи мне, отчего?»

Вдруг поднял голову малыш,
И, ярким блеском привлечен,
Увидел на одной из крыш
Сверкавший флюгер он.

И миг спустя его ответ,
Столь долгожданный, был таков:
«Все дело в том, что в Кильве нет
Вот этих петухов».

Я стать мудрей бы не мечтал,
Когда, мой дорогой сынок,
Тому, что от тебя узнал,
Сам научить бы мог.

Был мечтателем отец мой —
самоучка-ювелир.
Помню: вставил он однажды
в перстень голубой сапфир.

Подмастерьем шестилетним
я с отцом за верстаком.
Он сказал, дымя цигаркой
над сияющим кольцом:

— Этим камушком-сапфиром
сыты были б целый год.
Жили б мы с тобой, Серега,
без нужды и без забот…

Стрекотал сверчок за печкой.
Мать вздыхала в тишине.
Хлебца корочку сестренка
клянчила в бреду, во сне.

Очарованный, смотрел я
на волшебный тот светец.
Но, устало улыбаясь,
сказку начинал отец.

И лачуга исчезала,
и до третьих петухов
Жил я в царстве великанов,
рыцарей и колдунов…

— Горе мыкали три брата.
Вот, покинув отчий дом,
Хитрую Жар-птицу — счастье —
добывать пошли втроем.

Скоро ль, долго ль… Видят братья —
на распутье трех дорог
Камень бел-горючий вырос.
По какой идти из трех?

И услышали три брата
из-под камня тяжкий гуд:
«Клад — налево, рай — направо,
впереди — борьба и труд…»

Разошлись по трем дорогам…
День за днем, за годом год.
Солнце всходит и заходит.
По миру молва идет:

Сна не знал, не видел света
над богатством старший брат.
По земле блуждая, где-то
сгинул средний, говорят.

Младший брат огонь и воду
на своем прошел пути,
Стал он крепкого закала;
душу крепче не найти.

Вместе с песней-чародейкой
землю рыл, леса валил,
Чудо-города построил,
в сад пустыню превратил,

Победил царя Кащея,
пали злые силы в прах,
И Жар-птица полыхала
в молодых его руках…

…За окошком рассветало.
Стихла жалоба сверчка.
Сказку кончив, улыбался
мне отец исподтишка.

— Ну, какую же дорогу
выберешь себе, сынок?..-
Если б знал отец мой, сколько
было предо мной дорог…

Не стоял я на распутье,
а пошел я по прямой,
По тернистой, по кремнистой,
по дороге трудовой.

И, несметный, все преграды
на своем прошел пути,
В братстве крепкого закала —
крепче в мире не найти.

Все, о чем с тобой мечтали,-
все добыли мы, отец:
Стала в жизни сказка явью.
Тут и присказке конец.

Это — папа,
Это — я,
Это — улица моя.

Вот, мостовую расчищая,
С пути сметая сор и пыль,
Стальными щетками вращая,
Идет смешной автомобиль.
Похож на майского жука —
Усы и круглые бока.

За ним среди ручьев и луж
Гудит, шумит машина-душ.

Прошла, как туча дождевая,—
Блестит на солнце мостовая:
Двумя машинами она
Умыта и подметена.
____

Здесь на посту в любое время
Стоит знакомый постовой.
Он управляет сразу всеми,
Кто перед ним на мостовой.

Никто на свете так не может
Одним движением руки
Остановить поток прохожих
И пропустить грузовики.
____

Папа к зеркалу садится:
— Мне постричься и побриться!
Старый мастер все умеет:
Сорок лет стрижет и бреет.
Он из маленького шкапа
Быстро ножницы достал,
Простыней укутал папу,
Гребень взял, за кресло встал.
Щёлкнул ножницами звонко,
Раз-другой взмахнул гребенкой,
От затылка до висков
Выстриг много волосков.
Расчесал прямой пробор,
Вынул бритвенный прибор,
Зашипело в чашке мыло,
Чтобы бритва чище брила.
Фыркнул весело флакон
С надписью «Одеколон».

Рядом девочку стригут,
Два ручья из глаз бегут.
Плачет глупая девчонка,
Слезы виснут на носу —
Парикмахер под гребенку
Режет рыжую косу.

Если стричься решено,
Плакать глупо и смешно!
____

В магазине как в лесу:
Можно тут купить лису,
Лопоухого зайчонка,
Снежно-белого мышонка,
Попугайчиков зеленых —
Неразлучников влюбленных.

Мы не знали, как нам быть:
Что же выбрать? Что купить?
— Нет ли рыжего щенка?
— К сожаленью, нет пока!
____

Незабудки голубые,
Колокольчик полевой…
— Где растут цветы такие?—
Отвечают: — Под Москвой!

Мы их рвали на опушке,
Там, где много лет назад
По врагам стрелял из пушки
Нашей армии солдат.

— Дайте нам букет цветов!..—
Раз-два-три! Букет готов!
____

В переулке, за углом,
Старый дом идет на слом,
Двухэтажный, деревянный,—
Семь квартир, и все без ванной.
Скоро здесь, на этом месте,
Встанет дом квартир на двести —
В каждой несколько окон
И у многих свой балкон.
____

Иностранные туристы
На углу автобус ждут.
По-французски очень чисто
Разговор они ведут.

Может быть, не по-французски,
Но уж точно не по-русски!

Должен каждый ученик
Изучать чужой язык!
____

Вот пришли отец и сын.
Окна открываются.
Руки мыть!
Цветы — в кувшин!
И стихи кончаются.

Папа, мама, брат и я —
Это наша вся семья.

Брату только двадцать лет,
А посмотришь: дед как дед!
Папа — бритый — молодой,
А братишка с бородой.

Не простая бороденка,
А такая борода,
Что железная гребенка
Даже гнется иногда.

Папа волосы стрижет,
А братишка бережет —
На лице среди волос
Виден только острый нос.

Папа просит, мама просит:
— Федя, милый, постыдись!
Кто такие космы носит?
Ну, побрейся! Постригись!

Брат сопит, не отвечает
И, по правде говоря,
На глазах у нас дичает,
Превращаясь в дикаря.

Только вдруг случилось чудо:
Появилась в доме Люда…
Смотрим: Федя изменился,
Что-то с ним произошло,
Он подстригся и побрился
Волосатикам назло.

Чистит ногти, моет руки,
Каждый вечер гладит брюки —
Джинсы снял, надел костюм,
Вообще взялся за ум!

— Эй, старик,— спросил я брата,
В этом Люда виновата?—
Усмехнулся брат в ответ,
Не сказал ни «да», ни «нет».

Но теперь уж нам не трудно
Разгадать его секрет!

Может быть, зимой, а может, летом
оборвался твой солдатский путь.
Ничего не знаю. Даже это:
в день какой тебя мне помянуть?
В сторону какую поклониться
по-сыновьи праху твоему?..
Черный ворон, вековуха-птица,
ты не в том ли почернел дыму,
что ему, солдату, выел очи?..
И не ты ли, сидя на суку,
перед самым боем напророчил
долюшку такую мужику?
Долюшку — растаять с дымом взрыва
в облаках?..
Несутся облака.
Ворон дремлет. Ворон нем, как рыба.
Только ель скрипит под ним слегка…

Вот портфель,
Пальто и шляпа.
День у паны
Выходной.
Не ушел
Сегодня
Папа.
Значит,
Будет он со мной.

Что мы нынче
Делать будем?
Это вместе
Мы обсудим.
Сяду к папе
На кровать —
Станем вместе
Обсуждать.

Не поехать ли
Сегодня
В ботанический музей?
Не созвать ли нам
Сегодня
Всех знакомых и друзей?

Не отдать ли
В мастерскую
Безголового коня?
Не купить ли нам
Морскую
Черепаху для меня?

Или можно
Сделать змея
Из бумажного листа,
Если есть
Немного клея
И мочалка
Для хвоста.

Понесется змей гремучий
Выше
Крыши,
Выше тучи!..

— А пока, —
Сказала мать, —
Не пора ли
Вам вставать?..

— Хорошо! Сейчас встаем! —
Отвечали мы вдвоем.

Мы одеты
И обуты.
Мы побрились
В две минуты.
(Что касается
Бритья —
Брился папа,
А не я!)

Мы постель убрали сами.
Вместе с мамой пили чай.
А потом сказали маме:
— До свиданья! Не скучай!

Перед домом на Садовой
Сели мы в троллейбус новый.
Из открытого окна
Вся Садовая видна.

Мчатся стаями «Победы»,
«Москвичи», велосипеды.
Едет с почтой почтальон.

Вот машина голубая
Разъезжает, поливая
Мостовую с двух сторон.

Из троллейбуса
Я вылез,
Папа выпрыгнул за мной.

А потом
Мы прокатились
На машине легковой.

А потом
В метро спустились
И помчались
Под Москвой.

А потом
Стреляли в тире
В леопарда
Десять раз:
Папа — шесть,
А я — четыре:
В брюхо,
В ухо,
В лоб
И в глаз!

Голубое,
Голубое,
Голубое
В этот день
Было небо над Москвою,
И в садах цвела сирень.

Мы прошлись
По зоопарку.
Там кормили сторожа
Крокодила
И цесарку,
Антилопу
И моржа.

Сторожа
Давали свеклу
Двум
Задумчивым
Слонам.
А в бассейне
Что-то мокло…
Это был гиппопотам!

Покатался я
На пони, —
Это маленькие
Кони.
Ездил прямо
И кругом,
В таратайке
И верхом.

Мне и папе
Стало жарко.
Мы растаяли, как воск.
За оградой зоопарка
Отыскали мы киоск.

Из серебряного крана
С шумом
Брызнуло ситро.
Мне досталось
Полстакана,
А хотелось бы —
Ведро!

Мы вернулись
На трамвае,
Привезли домой
Сирень.

Шли по лестнице,
Хромая, —
Так устали
В этот день!

Я нажал звонок знакомый —
Он ответил мне, звеня,
И затих…
Как тихо дома,
Если дома нет меня!

Был честный фермер мой отец.
Он не имел достатка,
Но от наследников своих
Он требовал порядка.
Учил достоинство хранить,
Хоть нет гроша в карманах.
Страшнее — чести изменить,
Чем быть в отрепьях рваных!

Я в свет пустился без гроша,
Но был беспечный малый.
Богатым быть я не желал,
Великим быть — пожалуй!
Таланта не был я лишен,
Был грамотен немножко
И вот решил по мере сил
Пробить себе дорожку.

И так и сяк пытался я
Понравиться фортуне,
Но все усилья и труды
Мои остались втуне.
То был врагами я подбит,
То предан был друзьями
И вновь, достигнув высоты,
Оказывался в яме.

В конце концов я был готов
Оставить попеченье.
И по примеру мудрецов
Я вывел заключенье:
В былом не знали мы добра,
Не видим в предстоящем,
А этот час — в руках у нас.
Владей же настоящим!

Надежды нет, просвета нет,
А есть нужда, забота.
Ну что ж, покуда ты живешь,
Без устали работай.
Косить, пахать и боронить
Я научился с детства.
И это все, что мой отец
Оставил мне в наследство.

Так и живу — в нужде, в труде,
Доволен передышкой.
А хорошенько отдохну
Когда-нибудь под крышкой.
Заботы завтрашнего дня
Мне сердца не тревожат.
Мне дорог нынешний мой день,
Покуда он не прожит!

Я так же весел, как монарх
В наследственном чертоге,
Хоть и становится судьба
Мне поперек дороги.
На завтра хлеба не дает
Мне эта злая скряга.
Но нынче есть чего поесть, —
И то уж это благо!

Беда, нужда крадут всегда
Мой заработок скудный.
Мой промах этому виной
Иль нрав мой безрассудный?
И все же сердцу своему
Вовеки не позволю я
Впадать от временных невзгод
В тоску и меланхолию!

О ты, кто властен и богат,
Намного ль ты счастливей?
Стремится твой голодный взгляд
Вперед — к двойной наживе.
Пусть денег куры не клюют
У баловня удачи, —
Простой, веселый, честный люд
Тебя стократ богаче!

Есть слово-образ, слово-образец,
и это слово чистое: «Отец».

Есть слово-храм, возвышенный венец,
и это слово вечное: «Отец».

Есть слово-дом и крыша, и боец,
и это слово прочное: «Отец».

Есть слово-сердце, нежность, наконец,
есть слово-слезы, это мой Отец.

Истерзан он, поруган и убит,
но не забыт, ни разу не забыт.

Для всех сиротских, плачущих сердец
есть слово — облегчение: Отец.

Я очень хотел,
Я очень хотел —
И я полетел,
И я полетел!
Внизу проплывали
Деревья и крыши,
И птицы кричали:
— Повыше, повыше!
А в воздухе пахло
И морем, и летом,
Но дело не в этом,
Но дело не в этом,
А в том, что летел
Надо мной в вышине
Мой папа!
Мой папа,
Не веривший мне!

Если б мой папа был капитаном,
Плавал бы он по морям-океанам,
А я бы
Без папы
Скучал…

Если б мой папа водил самолёты,
Дальние он совершал перелёты,
А я бы
Без папы
Скучал…

Если б мой папа был машинистом,
Если бы папа был альпинистом,
Если б в ракете космической мчал —
Я бы, тогда бы
Без папы,
Скучал!

Но папа мой здесь, на соседнем заводе,
Каждое утро машину заводит,
И я его вечером дома встречаю,
Встречаю, встречаю,
А всё же
Скучаю!

Папы разными бывают:
Тот молчит, а тот кричит,
Тот, бывает, напевает,
Тот у телека торчит,

Тот, бывает, обнимает
Теплотою сильных рук,
Тот, бывает, забывает,
Что он сыну лучший друг.

Папы разными бывают…
И, когда проходят дни,
Сыновья их вырастают
Точка в точку, как они.

Папа, ты меня прости,
Но тебе уж не расти,
Ну, а я расту, расту
И тебя перерасту,
Сто кило я буду весить
И не стану забывать
Каждый вечер ровно в десять
Отправлять тебя в кровать.
Ты-то станешь маленький
И пойдёшь, как миленький!

← Предыдущая Следующая → 1 2 3 4
Показаны 1-15 из 46