Стихи Роберта Рождественского о жизни

Е. Евтушенко

Такая жизненная полоса,
а, может быть, предначертанье свыше.
Других я различаю голоса,
а собственного голоса не слышу.
И все же он, как близкая родня,
единственный,
кто согревает в стужу.
До смерти будет он внутри меня.
Да и потом
не вырвется наружу.

А. Киреевой

Я, как блиндаж партизанский, травою пророс.
Но, оглянувшись, очень отчетливо вижу:
падают мальчики, запнувшись за мину, как за порог,
наткнувшись на очередь, будто на ленточку финиша.
Падают мальчики, руки раскинув просторно,
на чернозем, от безделья и крови жирный.
Падают мальчики, на мягких ладонях которых —
такие прекрасные,
такие длинные
линии
жизни.

Живу, как хочу,-
светло и легко.
Живу, как лечу,-
высоко-высоко.
Пусть небу смешно,
но отныне
ни дня
не будет оно
краснеть за меня…
Что может быть лучше —
собрать облака
и выкрутить тучу
над жаром песка!
Свежо и громадно
поспорить с зарей!
Ворочать громами
над черной землей.
Раскидистым молниям
душу открыть,
над миром,
над морем
раздольно парить!
Я зла не имею.
Я сердцу не лгу.
Живу, как умею.
Живу, как могу.
Живу, как лечу.
Умру, как споткнусь.
Земле прокричу:
«Я ливнем
вернусь!»

Не думай о секундах свысока.
Наступит время, сам поймешь, наверное,-
свистят они,
как пули у виска,
мгновения,
мгновения,
мгновения.
У каждого мгновенья свой резон,
свои колокола, своя отметина,
Мгновенья раздают — кому позор,
кому бесславье, а кому бессмертие.
Мгновения спрессованы в года,
Мгновения спрессованы в столетия.
И я не понимаю иногда,
где первое мгновенье, где последнее.
Из крохотных мгновений соткан дождь.
Течет с небес вода обыкновенная.
И ты, порой, почти полжизни ждешь,
когда оно придет, твое мгновение.
Придет оно, большое, как глоток,
глоток воды во время зноя летнего.
А в общем,
надо просто помнить долг
от первого мгновенья до последнего.
Не думай о секундах свысока.
Наступит время, сам поймешь, наверное,-
свистят они,
как пули у виска,
мгновения,
мгновения,
мгновения.

Есть граница между ночью и утром,
между тьмой и зыбким рассветом,
между призрачной тишью
и мудрым
ветром…

Вот осиновый лист трясется,
до прожилок за ночь промокнув.
Ждет, когда появится солнце…
В доме стали заметней окна.
Спит, раскинув улицы, город,
все в нем —
от проводов антенных
до замков, до афиш на стенах,—
все полно ожиданием:
скоро,
скоро! скоро!!—
вы слышите?— скоро
птицы грянут звонким обвалом,
растворятся,
сгинут туманы…
Темнота заползает
в подвалы,
в подворотни,
в пустые карманы,
наклоняется над часами,
смотрит выцветшими глазами
(ей уже не поможет это),—
и она говорит голосами
тех,
кто не переносит
света.
Говорит спокойно вначале,
а потом клокоча от гнева:
— Люди!
Что ж это?
Ведь при мне вы
тоже кое-что различали.
Шли, с моею правдой не ссорясь,
хоть и медленно, да осторожно…
Я темней становилась нарочно,
чтоб вас не мучила совесть,
чтобы вы не видели грязи,
чтобы вы себя не корили…
Разве было плохо вам?
Разве
вы об этом тогда
говорили?
Разве вы тогда понимали
в беспокойных красках рассвета?
Вы за солнце луну принимали.
Разве я виновата в этом?

Ночь, молчи!
Все равно не перекричать
разрастающейся вполнеба зари.
Замолчи!
Будет утро тебе отвечать.
Будет утро с тобой говорить.

Ты себя оставь для своих льстецов,
а с такими советами к нам не лезь —
человек погибает в конце концов,
если он скрывает свою болезнь.
…Мы хотим оглядеться и вспомнить теперь
тех, кто песен своих не допел до утра…
Говоришь, что грязь не видна при тебе?
Мы хотим ее видеть!
Ты слышишь?
Пора
знать, в каких притаилась она углах,
в искаженные лица врагов взглянуть,
чтобы руки скрутить им!
Чтоб шеи свернуть!
…Зазвенели будильники на столах.
А за ними нехотя, как всегда,
коридор наполняется скрипом дверей,
в трубах с клекотом гулким проснулась вода.

С добрым утром!
Ты спишь еще?
Встань скорей!
Ты сегодня веселое платье надень.
Встань!
Я птицам петь для тебя велю.
Начинается день.
Начинается день!
Я люблю это время.
Я жизнь люблю!

Человеку надо мало:
чтоб искал
и находил.
Чтоб имелись для начала
Друг — один
и враг — один…
Человеку надо мало:
чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете
мама.
Сколько нужно ей — жила..

Человеку надо мало:
после грома — тишину.
Голубой клочок тумана.
Жизнь — одну.
И смерть — одну.
Утром свежую газету —
с Человечеством родство.
И всего одну планету:
Землю!
Только и всего.
И — межзвездную дорогу
да мечту о скоростях.
Это, в сущности,- немного.
Это, в общем-то,- пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку мало надо.
Лишь бы дома кто-то
ждал.

Я жизнь люблю безбожно!
Хоть знаю наперёд,
что рано или поздно
настанет
мой черёд.
Я упаду на камни
и, уходя
во тьму,
усталыми руками
землю
обниму…
Хочу, чтоб не поверили,
узнав, друзья мой.
Хочу, чтоб на мгновение
охрипли
соловьи!
Чтобы впадая в ярость,
весна по свету шла…
Хочу, чтоб ты
смеялась!
И счастлива была.

Я родился — нескладным и длинным —
в одну из душных ночей.
Грибные июньские ливни
звенели, как связки ключей.
Приоткрыли огромный мир они,
зайчиками
прошлись по стене…

«Ребенок
удивительно смирный…» —
врач сказал обо мне.
…А соседка достала карты,
и они сообщили, что
буду я
ни слишком богатым,
но очень спокойным зато.
Не пойду ни в какие бури,
неудачи смогу обойти
и что дальних дорог
не будет
на моем пути.
Что судьбою, мне богом данной
(на ладони
вся жизнь моя!),
познакомлюсь с бубновой дамой,
такой же смирной,
как я…

Было дождливо и рано.
Жить сто лет кукушка звала..

Но глупые карты
врали!
А за ними соседка врала!
Наврала она про дорогу,
наврала она про покой…
Карты врали!..
И слава богу,
слава людям, что я не такой!
Что по жилам бунтует сила,
недовольство собой
храня!
Слава жизни!
Большое спасибо
ей
за то, что мяла меня!
Наделила мечтой богатой,
опалила ветром сквозным,
не поверила
бабьим картам,
а поверила
ливням
грибным!