Стихи о дружбе

Гремела музыка. Вино лилось рекой.
Бывало, вместе пировали.
Но друг вильнул, слегка махнув рукой,
На первом же опасном перевале.

Что верность друга? Что его плечо?
Мы упиваемся участьем.
Прижатые друг к другу горячо
Объединяющим несчастьем.

Оно нас сводит, не сводя с ума,
Поет о дружбе непреложно —
Больничная палата и тюрьма.
Всё остальное ненадежно.

Пусть много дружб хороших в жизни было —
А для меня всех ближе та братва,
Что даже полк уже считала тылом
И презирала выскочки-слова.
Нет, это ложь, что если грянут пушки,
То музы, испугавшись, замолчат.
Но не к лицу мужчинам побрякушки —
Модерным ритмом не купить солдат.
Их ловкой рифмой не возьмёшь за сердце:
Что им до виртуозной чепухи?
Коль ты поэт, такие дай стихи,
Чтоб ими, словно у костра, согреться!

Мой друг напал на друга!
Что за кровавый бой!
Я вздумала вмешаться,
Они лишь посмеялись надо мной,
И снова взялись друг за дружку!
Я оказалась лишней третьей!
Когда бы мне — большую пушку,
Я расстреляла б всех на свете!

Не должен быть оставлен друг —
Ведь если Смерть к нему придет,
Когда меня не будет, — рук
Ласкающих он не найдет.

И если взгляда моего —
Которого он ждал и ждал —
Не встретит, — он глаза свои
Закрыть не сможет, хоть устал.

И если веру я убью —
Что я приду, что я приду, —
Он будет имя повторять
Мое в горячечном бреду.

Так лучше раньше я умру —
О, лучше раньше, чем потом, —
Что толку в Солнце поутру,
Когда Земля покрыта льдом!

Когда умрет ваш лучший друг,
То вспомните острей
Всего, как он живой идет
В один из давних дней.

Его костюм в воскресный день,
Пробор его волос,
В одежде мелочь, что с собой
В могилу он унес.

Как было жарко в этот день
Вы вспомните, не веря,
Что это было так давно,
Когда свежа потеря.

Как рад он был услышать вас,
Как тронула улыбка
Углы его лучистых глаз,
Ведь смерть его — ошибка.

Как, пригласив его на чай,
Покуда он остынет,
О важных спорили вещах,
Что и не вспомнить ныне.

Поклоны, приглашения,
Беседы, обещания —
Все это мимолетная
Печаль воспоминания!

I

Одному, возвращаясь спустя несколько лет.
У тебя все та же тщательно подобранная одежда,
Ты не участвовал в моих победах,
Вокруг тебя все тот же воздух снисхождения,
Смешанный с странным страхом
Того, что я сам, возможно, и пользовался ими.
Te Voila, mon Bourrienne, ты тоже станешь бессмертным.

II
Другому.
И с тобой мы тоже прощаемся,
Потому что ты, видимо, так и не понял,
Что твое отношение – полностью паразитическое;
В наши праздники ты не вносил ни
Остроумия, ни хорошего настроения, ни любезного отношения
последователя.

III
Но тебя, bos amic, мы оставим,
Потому что перед тобой мы в долгу:
Несмотря на твои явные недостатки
Ты когда-то нашел скромный дешевый ресторанчик.

У меня что-то сердце щемит,
Словно в нем поселился термит.
Друг у меня был,
Но он обо мне забыл.

Звали его Андрей,
Но кажется, и Сергей…
И был мне Володя Кружков
Ближе всех прочих дружков.

Нет, не Кружков, а Квадратиков.
И жили мы, как пара братиков.
Сядем мы с ним на диван
И я говорю:
— Иван,
Пойдем мы с тобою в тайгу,
И я тебе помогу.

Уехал он с мамой в Италию,
И я так грущу по Виталию.
Мне все говорят:
— Бросьте,
Забудьте об этом Косте.

Не пишет тебе Клим,
И ладно, и бог с ним.
А может быть, в этом далеком краю
Глеб мой ранен в тяжелом бою?

А вдруг он сидит в Магадане
С папой на чемодане?
А там дуют сильные ветры
И не продают конверты.

Мне сейчас хорошо в Москве,
А он там вдали и в тоске.
Я сегодня весь день прогрущу
И себя никуда не пущу.

Сколько лет мы не виделись с вами —
Даже страшно уже считать!
Как в упряжке с лихими конями,
Прогремели года бубенцами,
И попробуй теперь догнать!

Ах, как мчались они сквозь вьюги!
Как нам веру и память жгли!
Но забыть-то мы друг о друге,
Что б там ни было, не смогли!

Впрочем, если б и захотели,
Как там, может быть, ни смешно,
Все равно бы ведь не сумели,
Не сумели бы все равно!

Чувства — страшная это сила!
И каким бы ветрам ни выть,
Слишком много у нас их было,
Чтоб хоть что-нибудь изменить.

Жизнь не вечно горит жар-птицей.
И, признаться, что, хмуря бровь,
Нам случалось не раз сразиться,
Огорчаться и вновь мириться,
И восторгами вспыхнуть вновь.

Все же, как бы жизнь ни штормила,
Только искренность наших фраз,
Честность чувства и правды силу
Нам ни разу не нужно было
Проверять, ну хотя бы раз.

Никаких-то мы тайн не держали,
И, теплом согревая речь,
Друг о друге всегда мы знали
Каждый шаг или вздох. Едва ли
Не от детства до наших встреч.

У людей есть любые чудачества,
Качеств множество у людей.
Но прадивость — вот это качество
Было, кажется, всех важней!

Звезды с вьюгой, кружась, колышатся,
Бьет за стенкой двенадцать раз…
Как живется вам? Как вам дышится?
Что на сердце сейчас у вас?

То ли радостью новой мучитесь,
То ль мечтаете в тишине?
Ну, а что, если вдруг соскучитесь,
Вот припомните и соскучитесь
Не о ком-то, а обо мне?..

Может, скрыть эту муку, ставшую
Сладкой тайной? Да вот беда —
Все равно вы с душою вашею,
А тем паче с глазами вашими
Не слукавите никогда…

Ах, как трудно мы воздвигаем
Замки праздника своего!
И как просто вдруг разрушаем
И при этом не понимаем,
Что творим мы и для чего?!

Впрочем, как бы там жизнь ни била,
Только время не двинешь вспять.
И все то, что для нас светило
И действительным счастьем было,
Никому уже не отнять!

Были праздники. Были грозы.
Шутки. Дятел в лесной тиши,
И упреки, и ваши слезы,
И ошибки моей души…

Искры счастья не брызжут долго.
Рвали сердце мне в злой борьбе.
Я считал, что я — рыцарь долга
И в другой прозвенел судьбе…

Но расплата придет, конечно,
Если мозг твой — тупей стены.
Был я предан бесчеловечно,
Так что помните, знайте вечно:
Вы стократно отомщены!

А за горечь иль даже муки,
Что принес я вам, может быть,
Сквозь года и дымы разлуки
Я вам тихо целую руки
И почти что молю простить!

И когда б синекрылый ветер
Мой привет вдруг до вас донес,
То в прозрачной его карете
Я послал бы вам строки эти
Вместе с ворохом свежих роз!

В мире светлое есть и скверное.
Только знаю я сквозь года:
Наших встреч красота безмерная
Многим людям уже, наверное,
И не выпадет никогда!

Да, легко живет, наверно, тот,
Кто всерьез не любит никого.
Тот, кто никому не отдает
Ни души, ни сердца своего.

У него — ни дружбы, ни любви,
Ибо втайне безразличны все.
Мчит он, как по гладкому шоссе,
С равнодушным холодком в крови.

И, ничьей бедой не зажжено,
Сердце ровно и спокойно бьется,
А вот мне так в мире не живется,
Мне, видать, такого не дано.

Вот расстанусь с другом и тоскую,
Сам пишу и жду, чтоб вспомнил он.
Встречу подлость — бурно протестую,
Ну, буквально лезу на рожон!

Мне плевать на злобную спесивость,
Пусть хоть завтра вздернут на суку!
Не могу терпеть несправедливость
И смотреть на подлость не могу!

Видимо, и в прошлом, и теперь
Дал мне бог привязчивое сердце,
И для дружбы я не то что дверцу,
А вовсю распахиваю дверь!

Впрочем, дружба — ладно. Чаще проще:
Где-нибудь на отдыхе порой
Свел знакомство на прогулке в роще
С доброю компанией живой.

Встретились и раз, и пять, и восемь,
Подружились, мыслями зажглись,
Но уже трубит разлуку осень,
Что поделать? Жизнь — ведь это жизнь!

Люди разлетелись. И друг друга,
Может, и не будут вспоминать.
Только мне разлука — злая вьюга,
Не терплю ни рвать, ни забывать.

А порой, глядишь, и так случится:
В поезде соседи по вагону
Едут. И покуда поезд мчится,
Все в купе успели подружиться
По дорожно-доброму закону.

А закон тот вечно обостряет
Чувства теплоты и доброты.
И уже знаком со всеми ты,
И тебя все превосходно знают.

Поверяют искренно и тихо
Ворох тайн соседям, как друзьям.
И за чаем или кружкой пива
Чуть не душу делят пополам.

И по тем же взбалмошным законам
(Так порой устроен человек) —
Не успели выйти из вагона,
Как друг друга в городских трезвонах
Позабыли чуть ли не на век!

Вот и мне бы жить позабывая,
Сколько раз ведь получал урок!
Я ж, как прежде, к людям прикипаю
И сижу, и глупо ожидаю
Кем-нибудь обещанный звонок.

А любви безжалостные муки?!
Ведь сказать по правде, сколько раз
Лгали мне слова и лгали руки.
Лгали взгляды преданнейших глаз!

Кажется, и понял, и измерил
Много душ и множество дорог,
Все равно: при лжи не лицемерил
И, подчас, по-идиотски верил
И привыкнуть к лжи никак не мог.

Не хвалю себя и не ругаю,
Только быть другим не научусь.
Все равно, встречаясь, — доверяю,
Все равно душою прикипаю
И ужасно трудно расстаюсь!..

Ну, а если б маг или святой
Вдруг сказал мне: — Хочешь превращу
В существо с удачливой душой,
Сытой и бесстрастно-ледяной? —
Я сказал бы тихо:
— Не хочу…

Над Киевом апрельский, журавлиный
Играет ветер клейкою листвой.
Эх, Борька, Борька! Друг ты мой старинный,
Ну вот и вновь мы встретились с тобой.

Под сводами завода «Арсенала»,
Куда стихи читать я приглашен,
Ты спрятался куда-то в гущу зала,
Мол, я не я и, дескать, он не он…

Ах ты мой скромник, милый чудачина!
Видать, таким ты будешь весь свой век.
Хоть в прошлом сквозь бои за Украину
Шагал отнюдь не робкий человек.

Вечерний город в звездах растворился,
А мы идем, идем по-над Днепром.
Нет, ты совсем, совсем не изменился,
Все так же ходишь чуточку плечом,

И так же ногу раненую ставишь,
И так же восклицаешь:- Это да!
И так же «р» отчаянно картавишь,
И так же прямодушен, как всегда.

Как два солдата летом и зимою,
Беря за перевалом перевал,
Уж двадцать с гаком дружим мы с тобою,
А кстати, «гак» не так уже и мал.

Но что, скажи, для нас с тобою годы?
Каких еще нам проб, каких преград?
Ведь если дружба рождена в невзгодах,
Она сильней всех прочих во сто крат!

Ты помнишь госпитальную палату,
В которой всех нас было двадцать пять,
Где из троих и одного солдата,
Пожалуй, сложно было бы собрать…

Я трудным был. Порою брежу ночью,
Потом очнусь, а рядом ты сидишь,
И губы мне запекшиеся мочишь,
И что-нибудь смешное говоришь.

Моя сиделка с добрыми руками!
Нет, ничего я, Боря, не забыл:
Ни как читал ты книги мне часами,
Ни как, бывало, с ложечки кормил.

И в дни, когда со смертью в трудном споре
Меня хирург кромсал и зашивал,
Ты, верно, ждал за дверью в коридоре
Сидел и ждал. И я об этом знал.

И все же, как нам ни бывало горько,
Мы часто были с шуткою на «ты»
И хохотали так, ты помнишь, Борька,
Что чуть порой не лопались бинты?!

А помнишь, вышло раз наоборот:
Был в лежку ты, а я кормить пытался,
И как сквозь боль ты вдруг расхохотался,
Когда я пролил в нос тебе компот.

Эх, Борька, Борька! Сколько звонких лет
С тех пор уплыло вешним ледоходом?
А дружбе нашей, видно, сносу нет,
Она лишь все надежней с каждым годом.

И хоть не часто видимся порою,
Ведь тыща верст и сотни разных дел…
Но в трудный час любой из нас с тобою
За друга бы и в пекло не сробел!

Мы хорошо, мы горячо живем
И ничего не делаем халтурно:
Ни ты, я знаю, в цехе заводском,
Ни я, поверь, в цеху литературном!

Уже рассвет над Киевом встает,
Ну вот и вновь нам надо расставаться.
Тебе, наверно, скоро на завод,
А мне в Москву… В дорогу собираться…

Не смей, злодей, покашливать так горько!
Не то и я… Я тоже ведь живой…
Дай поцелую… добрый, славный мой…
Мой лучший друг! Мой самый светлый, Борька!..

Нет, друзья не там, где за столом
Друг за друга тосты возглашают.
Дружба там, где заслонят плечом,
Где последним делятся рублем
И в любых невзгодах выручают.

«Не имей ста рублей, а имей сто друзей!» —
Мысль, конечно, мудра и проста, не скрою.
Отчего ж без солидных подчас должностей
И без денег не то чтобы сотню друзей,
А десяток и то не найдешь порою?!

Ах, как же это важно, как же нужно
В час, когда беды лупят горячо
И рвут, как волки, яростно и дружно,
Иметь всегда надёжное плечо!

Неважно чьё: жены, или невесты,
Иль друга, что стучится на крыльце.
Всё это — сердцу дорогие вести.
Но всех важней, когда всё это — вместе,
Когда жена и друг в одном лице.

Пусть чувства те воспеты и прославлены,
И всё-таки добавим ещё раз,
Что коль любовь и дружба не разбавлены,
А добровольно воедино сплавлены,
То этот сплав прочнее, чем алмаз.

А если всё совсем наоборот,
Вот так же бьёт беда и лупит вьюга,
И нет нигде пощады от невзгод,
И ты решил, что тут-то и спасёт
Тебя плечо единственного друга!

И вот ты обернулся сгоряча,
Чтоб ощутить родное постоянство,
И вдруг — холодный ужас: нет плеча!
Рука хватает чёрное пространство…

Нет, не сбежала близкая душа,
И вроде в злом не оказалась стане,
А лишь в кусты отпрянула, спеша,
Считая бой проигранным заранее.

И наблюдая издали за тем,
Как бьют тебя их кулаки и стрелы,
Сурово укоряла: — Ну зачем
Ты взял да и ввязался в это дело?!

Вот видишь, как они жестоко бьют
И не щадят ни сил твоих, ни сердца,
А можно было и сберечь уют,
И где-то в ямке тихо отсидеться.

И вот, сражаясь среди злой пурги,
Ты думаешь с отчаяньем упрямым:
Ну кто тебе опаснее: враги
Или друзья, что прячутся по ямам?!

И пусть невзгоды лупят вновь и вновь,
Я говорю уверенно и круто:
Не признаю ни дружбу, ни любовь,
Что удирают в трудную минуту!

Да, в мире есть различные сердца.
Но счастлив тот, я этого не скрою,
Кому досталось именно такое:
В любое время, доброе и злое,
Надёжное навек и до конца!

Дружба с любовью судьбой мне завещаны.
Вот потому-то всю жизнь, вероятно,
Меня любили собаки и женщины,
Что было и дорого, и приятно.

Однако, я думаю, что едва ли
Красавицы смогут простить мне фразу
О том, что женщины мне изменяли,
В то время как псы — никогда и ни разу.

Обид тут не надо! Душа расцвечена
Прекрасною, но фантастической задачей:
Эх, дать бы всем псам напористость женщины,
А женщинам верность внушить собачью.

Знакомя, друг сказал мне сокровенно:
— Рекомендую: Коля. Пианист.
Прекрасный парень и душою чист,
И ты его полюбишь непременно!

«Прекрасный парень» в меру был живой.
Сел за рояль, Прокофьева сыграл,
Смеялся шуткам, подымал бокал,
Потом простился и ушел домой.

Ушел и канул в темноту и снег…
И я спросил у друга своего:
— Вот ты прекрасным называл его.
А чем прекрасен этот человек?

С минуту друг растерянно молчал.
Ходил, курил и молвил наконец:
— Он никому вреда не причинял,
Не лицемер, не склочник, не подлец…

И вновь спросил я друга своего:
— А доброго он людям сделал много? —
Мой друг вздохнул:- Да вроде ничего.
И все-таки он неплохой, ей-богу!

И тут мелькнуло: а не так ли я
Хвалю порой того, кто не подлец?
Но сколько рядом истинных сердец?
И все ль друзья действительно друзья?

Не прямодушен — ладно, ничего!
Не сделал зла — приветствуем его.
Мог утащить, а он не утащил
И чуть ли уж не подвиг совершил.

Иль, скажем, парень в девушку влюбился,
Жениться обещал. И под конец
Не оскорбил, не бросил, а женился —
И вот уже герой и молодец!

А то вдруг вам как на голову снег
Свалилось горе. Друг о том проведал.
Он мог добить, предать, но он не предал.
Нет, не помог ничем, а лишь не предал,-
И вот уж он «прекрасный человек».

Смешно, но факт: мы, будто с ценной ношей,
Со странной меркой носимся порой:
«Прекрасный»- лишь за то, что не плохой,
А не за то, что истинно хороший!

Так не пора ль действительно начать
С других позиций доблести считать?