Стихи про аиста
Птицелов расставил на журавлей сети и издали наблюдал за ловлей. Вместе с журавлями опустился на поле и аист, и птицелов, подбежав, поймал его вместе с ними.
Стал аист просить не убивать его: ведь людям он не только не вреден, но даже полезен, потому что ловит и убивает змей и прочих гадов.
Ответил птицелов: «Будь ты хоть трижды полезен, но был ты здесь среди негодяев, а потому все равно заслужил наказание».
Мораль басни:
Так и мы должны избегать общества дурных людей, чтобы самим не прослыть их сообщниками в недобрых делах.
Одну простую сказку,
А может, и не сказку,
А может, не простую
Хочу я рассказать.
Ее я помню с детства,
А может, и не с детства,
А может, и не помню,
Но буду вспоминать.
В одном огромном парке,
А может, и не в парке,
А может, в зоопарке
У мамы с папой жил
Один смешной слоненок,
А может, не слоненок,
А может, поросенок,
А может, крокодил.
Однажды зимним вечером,
А может, летним вечером
Он погулять по парку
Без мамы захотел
И заблудился сразу,
А может, и не сразу,
Уселся на скамеечку
И громко заревал.
Какой-то взрослый аист,
А может, и не аист,
А может, и не взрослый,
А очень молодой
Решил помочь слоненку
А может, поросенку
А может, крокодильчику
И взял его с собой.
Вот эта твоя улица?
— Вот эта моя улица,
А может быть, не эта,
А может, не моя.
— Вот это твоя клетка?
— Вот это моя клетка,
А может, и не эта,
Не помню точно я.
Так целый час ходили,
А может, два ходили
От клетки до бассейна
Под солнцем и в пыли,
Но дом, где жил слоненок,
А может, поросенок,
А может, крокодильчик,
В конце концов нашли.
А дома папа с бабушкой,
А может, мама с дедушкой
Сейчас же накормили
Голодного сынка,
Слегка его погладили,
А может, не погладили,
Слегка его пошлепали,
А может, не слегка.
Но с этих пор слоненок
А может, поросенок
А может, крокодильчик
Свой адрес заучил
И помнит очень твердо,
И даже очень твердо.
Я сам его запомнил,
Но только позабыл.
Осень паутинки развевает,
В небе стаи будто корабли —
Птицы, птицы к югу улетают,
Исчезая в розовой дали…
Сердцу трудно, сердцу горько очень
Слышать шум прощального крыла.
Нынче для меня не просто осень —
От меня любовь моя ушла.
Улетела, словно аист-птица,
От иной мечты помолодев,
Не горя желанием проститься,
Ни о чем былом не пожалев.
А былое — песня и порыв.
Юный аист, птица — длинноножка,
Ранним утром постучал в окошко,
Счастье мне навечно посулив.
О любви неистовый разбег!
Жизнь, что обжигает и тревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.
Был тебе я предан, словно пес,
И за то, что лаской был согретым,
И за то, что сына мне принес
В добром клюве ты веселым летом.
Как же вышло, что огонь утих?
Люди говорят, что очень холил,
Лишку сыпал зерен золотых
И давал преступно много воли.
Значит, баста! Что ушло — пропало.
Я солдат. И, видя смерть не раз,
Твердо знал: сдаваться не пристало,
Стало быть, не дрогну и сейчас.
День окончен, завтра будет новый.
В доме нынче тихо… никого…
Что же ты наделал, непутевый,
Глупый аист счастья моего?!
Что ж, прощай и будь счастливой, птица!
Ничего уже не воротить.
Разбранившись — можно помириться.
Разлюбивши — вновь не полюбить.
И хоть сердце горе не простило,
Я, почти чужой в твоей судьбе,
Все ж за все хорошее, что было,
Нынче низко кланяюсь тебе…
И довольно! Рву с моей бедою.
Сильный духом, я смотрю вперед.
И, закрыв окошко за тобою,
Твердо верю в солнечный восход!
Он придет, в душе растопит снег,
Новой песней сердце растревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.
Пускай ничей их не видит взгляд,
Но, как на вершине горной,
На крыше моей день и ночь стоят
Два аиста: белый и черный.
Когда загорюсь я, когда кругом
Смеется иль жарит громом,
Белый аист, взмахнув крылом,
Как парус, косым накренясь углом,
Чертит круги над домом.
И все тут до перышка — это я:
Победы и пораженья,
Стихи мои — боль и любовь моя,
Радости и волненья.
Когда же в тоске, как гренландский лед,
Сердце скует и душит,
Черный аист слегка вздохнет,
Черный аист крылом качнет
И долго над домом кружит.
Ну что ж, это тоже, пожалуй, я:
Обманутых чувств миражи,
Чьи-то измены, беда моя,
Полночь, чернее сажи…
А разлетится беда, как пыль,
Схлынет тоски удушье,
И тут подкрадется полнейший штиль —
Серое равнодушье.
Тогда наверху, затуманя взгляд
И крылья сложив покорно,
Понуро нахохлятся, будто спят,
Два аиста-белый и черный.
Но если хозяин — всегда боец,
Он снова пойдет на кручи,
И вновь, как грядущих побед гонец,
Белый рванется к тучам.
Вот так, то один, то другой взлетит.
А дело уже скоро к ночи…
Хозяин не очень себя щадит.
И сердце — чем жарче оно стучит,
Тем время его короче.
И будет когда-то число одно,
Когда, невидимый глазу,
Черный вдруг глянет темным-темно,
Медленно спустится на окно
И клюнет в стекло три раза.
Перо покатится на паркет,
Лампа мигнет тревогой,
И все. И хозяина больше нет!
Ушел он за черною птицей вслед
Последней своей дорогой.
Ушел в неразгаданные края,
Чтоб больше не возвращаться…
И все-таки верю: второе я —
Песни мои и любовь моя
Людям еще сгодятся.
И долго еще, отрицая смерть,
Книжек моих страницы,
Чтоб верить, чтоб в жизни светло гореть,
Будут вам дружески шелестеть
Крыльями белой птицы…
Поспорила Лягушка с Аистом:
— Кто красивее?
— Я! — уверенно сказал Аист. — Посмотри, какие у меня красивые ноги!
— Зато у меня их четыре, а у тебя только две! — возразила Лягушка.
— Да, у меня только две ноги, — сказал Аист, — но они у меня длинные!
— А я квакать умею, а ты нет!
— А я летаю, а ты только прыгаешь!
— Летаешь, а нырять не можешь!
— А у меня есть клюв!
— Подумаешь, клюв! На что он нужен?!
— А вот на что! — рассердился Аист и… проглотил Лягушку.
_______________
Не зря говорят, что аисты глотают лягушек, чтобы понапрасну с ними не
спорить.
Анализ басни «Аисты и лягушки» Михалкова
Произведение «Аисты и лягушки» написано С. Михалковым в 1963 году году. Сюжет разворачивается вокруг спора двух представителей фауны – аиста и лягушки. Лягушка в самом начале совершила ошибку, начав пререкаться с тем, кто сильнее. Она изо всех сил старалась доказать птице, что является чуть ли не эталоном красоты: и ног у нее больше, и квакать она умеет, и нырять, в отличие от аиста. И даже над клювом его посмеялась, сказав, что он ни на что не годен. Аист не растерялся и показал дерзкой лягушке, для чего ему клюв. В итоге – кто сильнее, тот и прав. Главная мысль выражена в последней строчке: «Не зря говорят, что аисты глотают лягушек, чтобы понапрасну с ними не спорить».
Сам автор считает это произведение поучительной сказкой, но во многих сборниках она отнесена к басням. Она имеет характерные для басенного жанра признаки:
- Небольшой объем.
- Двучастная структура. Основное повествование держится на споре двух оппонентов. Вывод, мораль содержатся в заключительной строчке.
- Сатира. Автор высмеивает пороки своих героев: никчемность аргументов, которые они приводят в споре и бессмысленность самого выяснения отношений.
- Аллегоричность. Прототипами животных в басне стали отрицательные черты человеческого характера – упрямство, гордыня, желание покрасоваться.
- Диалогичность. Сюжет басни Михалкова разворачивается благодаря разговору героев.
- Просторечность. Автор использует в своем произведении лексику каждодневной речи. Например, лягушка, говоря про клюв, употребляет выражение «на что» вместо «зачем».
- Герои – животные.
Произведение называется «Аисты и лягушки». На первый взгляд, по названию ясно, кто является героем басни. Действующие лица – два представителя животного мира. Однако в заглавии их названия даны во множественном числе. Это не случайно. Такой прием позволяет обобщить образы, которые вырисовывает автор и подчеркнуть их типичность. Таким образом достигается главная задача басни как жанра – проповедовать некую моральную идею, чтобы каждый читатель задумался, а не о нем ли писал Михалков? Не он ли так же, как эти животные готов спорить до последнего, приводя пустяковые аргументы, лишь бы доказать свою правоту?
Такие взаимоотношения между аистом и лягушкой напоминают человеческие. Мы часто меряемся своей красотой, силой, богатством и даже правильностью жизни, забывая, что все люди разные. Каждый человек прекрасен в своей индивидуальности. Автор осуждает неуступчивость, болтливость, назойливость, хвастовство героя этого произведения.
С. Михалков хочет нас научить быть скромными, не хвастаться, уметь дружить и не ссориться.
В воде декламирует жаба,
Спят груши вдоль лона пруда.
Над шапкой зеленого граба
Топорщатся прутья гнезда.
Там аисты, милые птицы,
Семейство серьезных жильцов…
Торчат материнские спицы
И хохлятся спинки птенцов.
С крыльца деревенского дома
Смотрю — и как сон для меня:
И грохот далекого грома,
И перьев пушистых возня.
И вот… От лугов у дороги,
На фоне грозы, как гонец,
Летит, распластав свои ноги,
С лягушкою в клюве отец.
Дождь схлынул. Замолкли перуны.
На листьях — расплавленный блеск.
Семейство, настроивши струны,
Заводит неслыханный треск.
Трещат про лягушек, про солнце,
Про листья и серенький мох —
Как будто в ведерное донце
Бросают струею горох…
В тумане дороги и цели,
Жестокие черные дни…
Хотя бы, хотя бы неделю
Пожить бы вот так, как они!
Однажды аист длинноногий
Лягушку встретил на дороге.
«Ох, не люблю вас, долговязых!»
Она проквакала, вздохнув.
«А я люблю вас, пучеглазых'» —
Сказал он, раскрывая клюв.
Приближается к Каиру судно
С длинными знаменами Пророка.
По матросам угадать нетрудно,
Что они с востока.
Капитан кричит и суетится,
Слышен голос, гортанный и резкий,
Меж снастей видны смуглые лица
И мелькают красные фески.
На пристани толпятся дети,
Забавны их тонкие тельца,
Они сошлись еще на рассвете
Посмотреть, где станут пришельцы.
Аисты сидят на крыше
И вытягивают шеи.
Они всех выше,
И им виднее.
Аисты — воздушные маги.
Им многое тайное понятно:
Почему у одного бродяги
На щеках багровые пятна.
Аисты кричат над домами,
Но никто не слышит их рассказа,
Что вместе с духами и шелками
Пробирается в город зараза.
Уж повеяло ранней весною
И фиалки в лесах расцвели.
Высоко, высоко над землею
Из далекой полдневной земли
В край родимый летят журавли.
Вот еще перелетные птицы,
И еще, и еще вереницы.
С светлой радостью каждый я год
Их встречаю обратный прилет.
Каждый год, лишь сугробы растают
И на реках лишь тронется лед,
Стаи целые птиц направляют
К нам на север свой быстрый полет.
Что их гонит и что их здесь ждет?
Или, может быть, страстно, глубоко
Они любят отчизны далекой
Пусты дикие так же, как я?
Дорога им отчизна моя?
Каждый год тот же аист на крышу
Вновь садится. Я вижу, как лист
Иль солому он носит, но слышу
Только крыльев размашистых свист,
Редко голос — он мало речист.
Милой крикнет любовно, игриво
И потом уж стоит молчаливо
На одной лишь ноге, на трубе,
Горд, спокоен, уверен в себе.
И когда для далекого юга
В том году он наш край покидал,
Я, как старого, милого друга,
С нежным смехом его провожал:
Смех мой светлой надеждой звучал.
Говорил я: для родины бедной
Час настал, час великий, победный,
И когда ты вернешься назад,
Ты свободе, как я, будешь рад.
Вновь цветы на полях распустились,
Реки тронулись, к крыше моей
Перелетные птицы спустились.
Аист милый, лети поскорей
Ты в тот край, где теперь веселей.
Ведь поля эти — гробы да гробы
Павших жертвою вражеской злобы,
А в реках не вода — это кровь
Тех, кто жизнь погубил за любовь.
За любовь к своей родине бедной.
Ведь на этих полях сражены
Под рукою чужою победной
И ее уж не встанут сыны.
Ты счастливец, ты две стороны
Называешь родной стороною.
Улетай! Я же страстной душою,
Я одну лишь люблю, да и та,
Видно, Богом самим проклята!
Нет уж мест по галерам, темницам,
И венгерцев теперь из темниц
Выпускают и шлют их к границам,
И на землю у этих границ
Упадают изгнанники ниц.
На пути ты их, может быть, встретишь,
Ты узнаешь их, ты их заметишь
По печали их сумрачных лиц
И по взорам тоски без границ.
И расскажешь ты им, как от гнева
Мы сжимаем в тоске кулаки,
Как идут в монастырь наши девы
И как рады у нас старики,
Что года их кончины близки.
И как матери слышатся стоны,
Как рыдают в отчаяньи жены
И боятся рожденья детей,
Обреченных рукам палачей!
Об одном лишь молчи, ради Бога!
Что забывших про долг и про честь
Беглецов и предателей много
У несчастной их родины есть;
Что трусов малодушных не счесть;
Но что больше всего равнодушных,
Беззаботно насилью послушных:
Про позор их родной стороны
Пусть не знают несчастья сыны!
Лиса, скупая от природы,
Вдруг хлебосолкою затеяла прослыть.
Да только как тут быть,
Чтоб не вовлечь себя в излишние расходы?
Вопрос мудрен — решит его не всяк,
Но для Лисы такой вопрос пустяк:
Плутовка каши жидкой наварила,
Ее на блюдо тонко наложила,
И Аиста зовет преважно на обед.
На зов является сосед,
И оба принялись за поданное блюдо.
Ну, кашка, хоть куда! Одно лишь худо,
Что Аист есть так не привык:
Он в блюдо носом тык да тык,
Но в клюв ему ни крошки не попало;
А Лисанька меж тем в единый миг
Всю кашу языком слизала.
Вот Аист в свой черед,
Чтоб наказать Лису, а частью для забавы,
Ее на завтра ужинать зовет.
Нажарил мяса он, сварил к нему приправы,
На мелкие кусочки накрошил
И в узенький кувшин сложил.
Меж тем Лиса, почуяв запах мяса,
Пришла голодная, едва дождавшись часа,
И ну, что было сил,
Давай вокруг стола юлить и увиваться
И щедрости сосуда удивляться.
Но лесть ей тут не помогла:
По клюву Аисту кувшин пришелся впору,
У гостьи ж мордочка чресчур была кругла…
И жадная Кума ни с чем, как и пришла,
Поджавши хвост, к себе убралась в нору.
Скоро белые метели
Снег подымут от земли.
Улетают, улетели,
улетели журавли.
Не слыхать кукушки в роще,
И скворечник опустел.
Аист крыльями полощет —
Улетает, улетел!
Лист качается узорный
В синей луже на воде.
Ходит грач с грачихой чёрной
В огороде, по гряде.
Осыпаясь, пожелтели
Солнца редкие лучи.
Улетают, улетели,
улетели и грачи.
Перевод Б. Заходера
Нашел местечко для гнезда
Наш аист!.. Эта птица —
Гроза лягушек из пруда —
На звоннице гнездится!
Они там день-деньской трещат,
Народ буквально стонет,—
А вот никто — ни стар, ни млад
Гнезда его не тронет!
Ты спросишь, чем такой почет
Завоевала птичка? —
Она — пардон! — на церковь с…!
Похвальная привычка!
Небо этого дня —
ясное,
Но теперь в нём броня
лязгает.
А по нашей земле
гул стоит,
И деревья в смоле —
грустно им.
Дым и пепел встают,
как кресты,
Гнёзд по крышам не вьют
аисты.
Колос — в цвет янтаря.
Успеем ли?
Нет! Выходит, мы зря
сеяли.
Что ж там цветом в янтарь
светится?
Это в поле пожар
мечется.
Разбрелись все от бед
в стороны…
Певчих птиц больше нет —
вороны!
И деревья в пыли
к осени.
Те, что песни могли, —
бросили.
И любовь не для нас —
верно ведь,
Что нужнее сейчас
ненависть?
Дым и пепел встают,
как кресты,
Гнёзд по крышам не вьют
аисты.
Лес шумит, как всегда,
кронами,
А земля и вода —
стонами.
Но нельзя без чудес —
аукает
Довоенными лес
звуками.
Побрели все от бед
на восток,
Певчих птиц больше нет,
нет аистов.
Воздух звуки хранит
разные,
Но теперь в нём гремит,
лязгает.
Даже цокот копыт —
топотом,
Если кто закричит —
шёпотом.
Побрели все от бед
на восток,
И над крышами нет
аистов,
аистов…
Аист над Литвой
Вертит головой.
Выбирает птица,
Где бы приземлиться.
Люди машут аисту:
«К нам лети, пожалуйста!
Строй гнездо на крыше снова!
Колесо давно готово!»
Через границу,
Через небо, облака и листву
Аист летит из Белоруссии в Литву.
Крылья расправил и спокойно парит…
А мне таможенник говорит:
«Ваши документы. Техпаспорт. Права».
Я завидую аисту.
Я не права.
Аиста ждут. Ему рады все.
Ему приготовили гнездо в колесе.
Люди в небо глядят, дыхание затая:
«Аист… Где аист?»
А тут я.
А кто меня ждет? Никто не ждет.
В гнездо полезу – оно упадет…
И вообще, чего уж там говорить.
Я не умею ни летать, ни парить.
Чем я могу порадовать людей?
Пусть лучше аист
Летит без очередей.