Стихи про рыбака и рыбалку
Рыбак, не езди в бурю,
Когда со дна на берег
Бегут в лохматой шкуре
Чудовища и звери…
Пусть сеть другой закинет,
От месяца улыбку
Приняв в седой пучине
За золотую рыбку…
Челнок его потонет,
Не выйдет он на сушу…
Себя он похоронит,
Погубит свою душу!..
К утру уймется качка
И стихнет ветер крепкий,
И вдовая рыбачка
Сберет на память щепки…
А ты восславишь солнца
Ликующую славу
И парус с плоскодонца
Прибережешь на саван!..
Рыбак, не езди в бурю,
Когда со дна на берег
Бегут в лохматой шкуре
Чудовища и звери…
А. Н. Майкову
Опять дожди, опять туманы,
И листопад, и голый лес,
И потемневшие поляны,
И низкий, серый свод небес.
Опять осенняя погода!
И, мягкой влажности полна,
Мне сердце веселит она:
Люблю я это время года.
Люблю я звонкий свист синицы,
Скрып снегирей в моих кустах,
И белые гусей станицы
На изумрудных озимях.
Люблю я, зонтиком прикрытый,
В речном изгибе, под кустом,
Сидеть от ветра под защитой,
Согретый тёплым зипуном —
Сидеть и ждать с терпеньем страстным,
Закинув удочки мои
В зеленоватые струи,
Вглубь Вори тихой и неясной.
Глаз не спускаю с наплавка,
Хоть он лежит без измененья;
Но вдруг — чуть видное движенье,
И вздрогнет сердце рыбака!
И вот он, окунь благородный,
Прельстясь огромным червяком,
Подплыл отважно и свободно,
С разинутым, широким ртом
И, проглотив насадку смело,
Всё поволок на дно реки…
Здесь рыбаку настало дело,
И я, движением руки,
Проворно рыбу подсекаю,
Влеку из глубины речной
И на берег её бросаю,
Далёко за моей спиной.
Но окуни у нас не диво!
Люблю ершей осенний клёв:
Берут они не вдруг, не живо,
Но я без скуки ждать готов.
Трясётся наплавок… терпенье!
Идут кружочки… пустяки!
Пусть погрузит! Мне наслажденье
Ерша тащить со дна реки:
Весь растопыренный, сердитый,
Упорно лезет из воды,
Густою слизью ёрш покрытый,
Поднявши иглы для защиты, —
Но нет спасенья от беды!
Теперь не то. Внезапной хвори
Я жертвой стал. Что значим мы?
Гляжу на берега я Вори
В окно, как пленник из тюрьмы.
Прошло и тёплое ненастье,
Сковал мороз поверхность вод,
И грустно мне. Моё участье
Уже Москва к себе зовёт.
Опять прости, уединенье!
Бесплоден летний был досуг,
И недоступно вдохновенье.
Я не ропщу: я враг докук.
Прощайте, горы и овраги,
Воды и леса красота,
Прощайте ж вы, мои «коряги»,
Мои «ершовые места!»
У рыбака своя звезда —
Сестра рыбацких сейнеров и шхун,
В туманном небе в давние года
Ее зажег для нас Нептун.
Дальних причалов чужие огни…
Ищут кого-то лучи маяка…
Соленые волны, соленые дни,
А в небе горит, горит, горит звезда рыбака.
У рыбака свои мечты —
В суровой схватке с морем побеждать.
Чтоб пели ветры, чтоб любила ты,
Чтоб, как Ассоль, умела ждать.
У рыбака своя судьба
Здесь каждый с детства с морем обручен.
Где штормы да ветры, там вся жизнь — борьба.
Бесстрашье — наш морской закон.
Дальних причалов чужие огни…
Ищут кого-то лучи маяка…
Соленые волны, соленые дни,
А в небе горит, горит, горит звезда рыбака.
Выйди, Витя, на озера
И метни крючки под лед.
Ты себя утешишь скоро,
Если рыбка заклюет!
Белый снег блестит так ярко,
Очевидно, неспроста:
Колоссальная рыбалка —
Окуневые места.
Вот и все — конец стиху:
Улови себе уху!
Над песчаным обрывом рыбачья артель
У своих шалашей запалила костер.
Брызги-искры и страстные песни рекой
Потекли по-над степью в пустынный простор.
Пламя занавес ночи раскрыло,
и вот
Стал открытою сценой прибрежный обрыв.
Вышел стройный джигит и по кругу поплыл.
Ярко вспыхнул огонь, плясуна озарив.
Парень пляшет,
и ветви склонившихся ив,
И шуршащие глухо в вечернем дыму
Тростники,
и свои же друзья рыбаки
Прославляют его, рукоплещут ему.
Триста центнеров рыбы — улов рыбаков!
Наградил их Байкал, — и сегодня они
Воротились и празднуют у шалашей.
И на радостях жгут на привале огни.
Их сердца не размякли от стылой воды,
Их отвагу и ветер развеять не смог.
Настоящий рыбак не устанет вовек,
Триста центнеров рыбы добыв за денек.
Лишь один на серебряный месяц глядит,
Опустившись в сторонке на груду песка,
И тоскует его молодая душа
О любимой, что так от него далека.
Триста центнеров рыбы ему нипочем,
Коль стотонною тяжестью давит тоска.
Он не в силах заснуть, он мечтает всю ночь
О любимой, что так от него далека.
Сидел рыбак веселый
На берегу реки,
И перед ним по ветру
Качались тростники.
Сухой тростник он срезал
И скважины проткнул,
Один конец зажал он,
В другой конец подул.
И будто оживленный,
Тростник заговорил –
То голос человека
И голос ветра был.
И пел тростник печально:
«Оставь, оставь меня;
Рыбак, рыбак прекрасный,
Терзаешь ты меня!
И я была девицей,
Красавица была,
У мачехи в темнице
Я некогда цвела,
И много слез горючих
Невинно я лила,
И раннюю могилу
Безбожно я звала.
И был сынок-любимец
У мачехи моей,
Обманывал красавиц,
Пугал честных людей.
И раз пошли под вечер
Мы на берег крутой,
Смотреть на сини волны,
На запад золотой.
Моей любви просил он –
Любить я не могла,
И деньги мне дарил он —
Я денег не брала;
Несчастную сгубил он,
Ударил в грудь ножом,
И здесь мой труп зарыл он
На берегу крутом;
И над моей могилой
Взошел тростник большой,
И в нем живут печали
Души моей младой.
Рыбак, рыбак прекрасный,
Оставь же свой тростник.
Ты мне помочь не в силах,
А плакать не привык».
В тополях пылает осень…
И ко мне издалека
Ветер тянет
И доносит
Песню рыбака.
Ты поешь, рыбак, понурясь.
Чем уж плакать,
Лучше петь —
Про безжалостные бури,
Про ограбленную сеть…
На Ай-Петри1,
Ветром схвачен,
Снег ложится серебрясь.
Эти песни,
Не иначе,
Только песни сентября.
А весной
Взойдут баштаны,
И, по-прежнему любя,
Загорелая Татьяна
Снова выйдет
До тебя.
Снова будут неизменны —
Только время побороть —
И серебряная пена,
И сатиновая водь.
И опять
Ты будешь весел
И восторженно опять
Распахнешь объятья весел
На сверкающую гладь.
В тополях пылает осень…
И ко мне издалека
Ветер тянет
И доносит
Песню рыбака.
Наступает весна… Вновь обычность ее необычна,
Неожиданна жданность и ясность слегка неясна.
И опять — о, опять! — все пахуче, цветочно, и птично.
Даже в старой душе, даже в ней наступает весна!
Мох в еловом лесу засинел — забелел в перелесках.
О, подснежники, вы — обескрыленные голубки!
И опять в ущербленьях губчатых, коричневых, резких
Ядовитые ноздри свои раздувают сморчки.
И речонка безводная вновь многоводной рекою
Стала рыбной безрыбная, сильной лишенная сил,
Соблазнительною интересною стала такою,
Что, поверив в неё, я удилище вновь оснастил.
Я ушел на неё из прискучивших за зиму комнат,
Целодневно бродя вдоль извилин её водяных,
Посещая один за другим завлекающий омут,
Где таятся лохи, но кто знает — в котором из них?
Этот лох и сморчок, и подснежник незамысловатый,
Эта юнь, эта даль, что влекуще-озерно-лесна,
Все душе, упоеньем и радостью яркой объятой,
Говорит, что опять, что опять наступает весна!
Эта удочка мюнхенского производства,
Неизменная спутница жизни моей,
Отвлекает умело меня от уродства
Исторических — и истерических! — дней.
Эта палочка, тоненькая, как тростинка,
Невесомая, гибкая, точно мечта,
Точно девушка, — уж непременно блондинка, —
Восхитительные мне открыла места.
Мы идём с нею долго, — с утра до заката, —
По тропинкам, что трудный соткали узор.
Нам встречается лишь лесниковая хата,
Но зато нам встречается много озёр.
И на каждом из них, в мелочах нам знакомом,
Мы безмолвный устраивать любим привал,
Каждый куст служит нам упоительным домом,
Что блаженство бездомному мне даровал.
Наклонясь над водой и любуясь собою
В отразивших небес бирюзу зеркалах,
Смотрит долго подруга моя в голубое,
Любопытство в тигровых будя окунях.
И маня их своим грустно-гибким нагибом,
Привлекает на скрытый червями крючок,
Чисто женским коварством доверчивым рыбам
Дав лукавый, — что делать: смертельный — урок.
Уловив окунька, выпрямляется тотчас
И, свой стан изогнув, лёгкий свист торжества
Издавая, бросает, довольная очень,
Мне добычу, лицо мне обрызгав слегка…
Так подруга моя мне даёт пропитанье,
Увлекает в природу, дарует мечты.
Оттого-то и любы мне с нею скитанья —
С деревянной служительницей красоты.
Ночью выплыла из Байкала,
И поближе держась к кайме
Нижних скал (не меня ль искала?),
Ангарою пошла таймень.
К Ледовитому океану
В неприснившиеся края
Увлекала (это всё по плану!)
Малахитовая струя.
Перерезала путь фаланге
Лодок с рыбой, плывущих в порт,
Посетила в пути Архангельск
И в Норвежский зашла фиорд.
Только — долго ли там, коротко ль, —
Много странного пережив,
Утомлённая рыба кротко
Финский выискала залив.
И в ту речку, где я весною
Постоянно, она вплыла,
И ту удочку, что со мною
Неизменно, она нашла…
Так я выудил в предвесенний
Бодрый солнечный, тихий день
В силу высших предназначений
Мне ниспосланную таймень.
Вновь ловля рыбная в разгаре:
Вновь над рекою поплавки,
И в рыбном у кустов угаре
Азартящие рыбаки.
Форель всегда клюёт с разбегу
На каменистой быстрине.
Лещ апатичный любит негу:
Клюёт лениво в полусне.
И любящий ракитный локон,
Глубокий теневой затон
Отчаянно рвёт леску окунь,
И всех сильнее бьётся он.
Рыб всех глупей и слабовольней
Пассивно держится плотва.
А стерлядь, наподобье молний,
Скользнув, песком ползет едва.
У каждой рыбы свой характер,
Свои привычки и устав…
…Не оттого ли я о яхте
Мечтаю, от земли устав.
Вода за холодные серые дни в октябре
На отмелях спала — прозрачная стала и чистая.
В песке обнаженном оттиснулась лапка лучистая:
Рыбалка сидела на утренней ранней заре.
В болоте лесном, под высоким коричневым шпажником,
Где цепкая тина с листвою купав сплетена,
Все лето жила, тосковала о дружке она,
О дружке, убитой заезжим охотником-бражником.
Зарею она улетела за дальний Дунай —
И горе забудет. Но жизнь дорожит и рыбалкою:
Ей надо помучить кого-нибудь песенкой жалкою —
И Груня жалкует, поет… Вспоминай, вспоминай!
Так рыбина утащит рыбака
во тьму и глубь, по тайному теченью,
когда добраться до материка
уже не составляло… Но значенье
имеет только море над тобой.
И всё, что было важным и искомым,
вдруг обернётся не дорогой к дому,
но пустотой.
***
И в пустоте отыскивать приметы,
но я молчу (прости меня, прости),
в какую степень нас произвести,
чтоб уравнение сошлось с ответом?
И как простым сложением измерить
всю эту толщу ночи и воды…
Слова в гортани — что твои следы
на ручке двери.
Бежит волна, шумит волна!
Задумчив, над рекой
Сидит рыбак; душа полна
Прохладной тишиной.
Сидит он час, сидит другой;
Вдруг шум в волнах притих…
И влажною всплыла главой
Красавица из них.
Глядит она, поет она:
«Зачем ты мой народ
Манишь, влечешь с родного дна
В кипучий жар из вод?
Ах! если б знал, как рыбкой жить
Привольно в глубине,
Не стал бы ты себя томить
На знойной вышине.
Не часто ль солнце образ свой
Купает в лоне вод?
Не свежей ли горит красой
Его из них исход?
Не с ними ли свод неба слит
Прохладно-голубой?
Не в лоно ль их тебя манит
И лик твой молодой?»
Бежит волна, шумит волна…
На берег вал плеснул!
В нем вся душа тоски полна,
Как будто друг шепнул!
Она поет, она манит —
Знать, час его настал!
К нему она, он к ней бежит…
И след навек пропал.
Перевод В.Жуковского
Анализ баллады «Рыбак» Гёте / Жуковского
Произведение «Рыбак» Иоганна Гёте не раз переводилось на русский язык, один из самых колоритных переводов принадлежит перу Василия Жуковского.
Стихотворение датируется 1778 годом. Молодой адвокат и поэт приглашен к герцогскому двору, с головой погружается в работу, присматривает не только за дворцовым театром, но и дает дельные советы по сельскому хозяйству. На творчество остается не так много времени, а тут еще назревает мучительный разрыв давних отношений с замужней Ш. фон Штейн. В жанровом отношении – баллада, 4 строфы с перекрестной рифмовкой. Композицию стиха можно назвать кольцевой, рефрен первой строфы повторяется в финале. Следует сказать, что переложение В. Жуковского – воздушная вещь в романтическом русле, тогда как оригинал И. Гёте тяготеет к фольклору, своеобразному реализму. Строфа открывается рокотом волн, движением. «Над рекой»: кто знает, не имел ли в виду автор реку Ильм в окрестностях Веймара, где сам на тот момент проживал. Юноша-рыбак проникся гармонией места, потерял счет времени. «Шум притих»: сверхъестественный момент сам по себе. Иная реальность вторгается в мир. Эффектный и устрашающий образ морской девы, всплывающей из глубины. Вторая строфа – песня русалки. Парадоксально, но она упрекает рыбака: «зачем манишь?», хотя обычно манят как раз таки сами русалки. «Рыбкой жить»: намек на рыбий хвост существа. Дальше «красавица» искушает молодого рыбака броситься в реку. Туда, где отражается небо, восходы солнца, где царит покой и прохлада. Там можно забыть о тяготах жизни, обрести друзей и любовь, которой на земле не сыщешь. «Будто друг шепнул!»: напряжение нарастает, кажется, рыбак решился последовать безумному совету странного создания. «Она поет»: завораживающая песнь русалок известна еще со времен античности. «Он к ней бежит»: наваждение заканчивается гибелью человека. Инфернальная морская дева ему не возлюбленная, она лишь утянет его на дно, опутав распущенными волосами. Юноша в стихе безмолвствует, отвечает только сердцем. Восклицания, умолчания и вопросы придают сюжету экспрессию, глаголы – динамичность. Лексика возвышенная. Индивидуально-авторский эпитет: прохладно-голубой. Повторы слов, перечисления, инверсия (бежит волна), поэтический пейзаж, эпитеты (кипучий жар, знойной вышине), междометье (ах!), ряд гипнотизирующих отрицаний (не стал бы, не свежей ли), сравнения (рыбкой, будто друг).
Баллада «Рыбак» И. Гёте – сверхъестественная история о фатальной ошибке лирического героя.
Неслась волна, росла волна,
Рыбак над ней сидел,
С душой, холодною до дна,
На уду он глядел.
И как сидит он, как он ждет,
Разверзлась вдруг волна,
И поднялась из шума вод
Вся влажная жена.
Она поет, она зовет:
«Зачем народ ты мой
Людским умом и злом людским
Манишь в смертельный зной?
Ах, если б знал, как рыбкам весть
Отрадно жизнь на дне,
Ты сам спустился бы, как есть,
И был здоров вдвойне.
Иль солнце красное с луной
Над морем не встают
И лики их, дыша волной,
Не вдвое краше тут?
Иль не влечет небес тайник,
Блеск голубой красы,
Не манит собственный твой лик
К нам, в вечный мир росы?»
Шумит волна, катит волна
К ногам из берегов,
И стала в нем душа полна,
Как бы под страстный зов.
Она поет, она зовет, —
Знать, час его настал:
Влекла ль она, склонялся ль он, —
Но с той поры пропал.