Ночью в колыбель младенца
Месяц луч свой заронил.
«Отчего так светит Месяц?» —
Робко он меня спросил.
В день-деньской устало Солнце,
И сказал ему господь:
«Ляг, засни, и за тобою
Все задремлет, все заснет».
И взмолилось Солнце брату:
«Брат мой, Месяц золотой,
Ты зажги фонарь — и ночью
Обойди ты край земной.
Кто там молится, кто плачет,
Кто мешает людям спать,
Все разведай — и поутру
Приходи и дай мне знать».
Солнце спит, а Месяц ходит,
Сторожит земли покой.
Завтра ж рано-рано к брату
Постучится брат меньшой.
Стук-стук-стук! — отворят двери.
«Солнце, встань — грачи летят,
Петухи давно пропели —
И к заутрене звонят».
Солнце встанет, Солнце спросит:
«Что, голубчик, братец мой,
Как тебя господь-бог носит?
Что ты бледен? что с тобой?»
И начнет рассказ свой Месяц,
Кто и как себя ведет.
Если ночь была спокойна,
Солнце весело взойдет.
Если ж нет — взойдет в тумане,
Ветер дунет, дождь пойдет,
В сад гулять не выйдет няня:
И дитя не поведет.
Солнце светлое восходит,
Озаряя мглистый дол,
Где еще безумство бродит,
Где ликует произвол.
Зыбко движутся туманы,
Сколько холода и мглы!
Полуночные обманы
Как сильны еще и злы!
Злобы низменно-ползучей
Ополчилась шумно рать,
Чтоб зловещей, черной тучей
Наше солнце затмевать.
Солнце ясное, свобода!
Горячи твои лучи.
В час великого восхода
Возноси их, как мечи.
Яркий зной, как тяжкий молот,
Подними и опусти,
Побеждая мрак и холод
Загражденного пути.
Тем, кто в длительной печали
Гордой волей изнемог,
Озари святые дали
За усталостью дорог.
Кто в объятьях сна немого
Позабыл завет любви,
Тех горящим блеском слова
К новой жизни воззови.
Пали меня, пали, златое!
С твоих высот без облаков;
Да снидет с неба отнятое
Грехами у земных сынов!..
Когда бия неугасимо,
Как ты, любовию горел
К тому, кто благостью незримой
Меня кормил, берег и грел!..
В лицо морозу я гляжу один:
Он — никуда, я — ниоткуда,
И всё утюжится, плоится без морщин
Равнины дышащее чудо.
А солнце щурится в крахмальной нищете —
Его прищур спокоен и утешен…
Десятизначные леса — почти что те…
И снег хрустит в глазах, как чистый хлеб, безгрешен.
Как давно это, Господи, было!
Сущий мир обустраивал Бог.
И земля вокруг солнца кружила,
Как вертящийся детский волчок.
В небе юное солнце играло
На заре исторических дней.
И лучами оно согревало
Всех питомцев игрушки своей.
С той поры по просторам Вселенной
Столько бурь и тайфунов прошло!
Только солнце и нощно, и денно
Отдавало нам свет и тепло.
Сопрягались легенды и были.
Люди знатных добились побед.
И о лучших из нас говорили:
Дети Солнца. Несущие свет.
Солнце — это прекрасно и ясно.
Солнце — это любовь и судьба.
Разве солнышком ясным напрасно
Называл я, родная, тебя?
Только что же случилось с землёю?
Где себя потеряла земля?
Дети Солнца сегодня — изгои.
Дети тьмы на земле — у руля.
Всё старается мир искорёжить
Зла и злата кривая рука.
Всё старается жизнь уничтожить,
Да не может, не может пока.
Но уже накопилась усталость.
Бога мы не снимаем с креста…
Только чёрные дыры остались
Да зияющая пустота.
Все святые молитвы нарушив,
Сами стали мессиями бед:
Убиваем в младенческих душах
Убывающий солнечный свет.
Сердце Солнца уже отболело.
Солнце в чёрную тучу ушло.
Видно, Солнцу уже надоело
На людей своё тратить тепло.
Без солнца,
Без яростного светила —
Не зря его люди прозвали
Ярило, —
Не может быть вёсен,
Не может быть песен.
Без солнца
Весь мир этот тёмен и тесен.
Луч солнца —
И в капле, пронизанной светом,
И в каждой тропинке,
Бегущей по свету,
И в каждой слезинке,
Что светит в ресницах,
И в каждой кровинке,
Что в сердце стучится.
Не надо мне кладов,
Не надо мне злата,—
Душа моя
Солнечным кладом богата:
Он светит ночами,
Он плещет ручьями,
Он крылья растит
У меня за плечами.
Меня он, как песню,
К вершинам возносит…
Без солнца ж не будет
Ни песен,
Ни вёсен!
Как желтые крылья иволги,
как стоны тяжелых выпей,
ты песню зажги и вымолви
и сердце тоскою выпей!
Ведь здесь — как подарок царский —
так светится солнце кротко нам,
а там — огневое, жаркое
шатром над тобой оботкано.
Всплыву на заревой дреме
по утренней синей пустыне,
и — нету мне мужества, кроме
того, что к тебе не остынет.
Но в гор голубой оправе
все дали вдруг станут отверстыми
и нечему сна исправить,
обросшего злыми верстами.
У облак темнеют лица,
а слезы, ты знаешь, солены ж как!
В каком мне небе залиться,
сестрица моя Аленушка?
Случились вместе два Астронома в пиру
И спорили весьма между собой в жару.
Один твердил: земля, вертясь, круг Солнца ходит;
Другой, что Солнце все с собой планеты водит:
Один Коперник был, другой слыл Птолемей.
Тут повар спор решил усмешкою своей.
Хозяин спрашивал: «Ты звезд теченье знаешь?
Скажи, как ты о сем сомненье рассуждаешь?»
Он дал такой ответ: «Что в том Коперник прав,
Я правду докажу, на Солнце не бывав.
Кто видел простака из поваров такова,
Который бы вертел очаг кругом жаркова?»
Как солнце зимнее прекрасно,
Когда, бродя меж серых туч,
На белые снега напрасно
Оно кидает слабый луч!
Так, точно дева молодая,
Твой образ предо мной блестит;
Но взор твой, счастье обещая,
Мою ли душу оживит?
Люблю я солнце осени, когда,
Меж тучек и туманов пробираясь,
Оно кидает бледный мертвый луч
На дерево, колеблемое ветром,
И на сырую степь. Люблю я солнце,
Есть что-то схожее в прощальном взгляде
Великого светила с тайной грустью
Обманутой любви; не холодней
Оно само собою, но природа
И всё, что может чувствовать и видеть,
Не могут быть согреты им; так точно
И сердце: в нем всё жив огонь, но люди
Его понять однажды не умели,
И он в глазах блеснуть не должен вновь
И до ланит он вечно не коснется.
Зачем вторично сердцу подвергать
Себя насмешкам и словам сомненья?
Полдневное солнце дрожа растеклось,
И пламень был слизан голодной луною.
Она, оголтелая, выползла вкось,
До скул налакавшись зенитного зною.
Себя всенебесной владычицей мня,
Она завывала багровою пастью…
В ту ночь подошло, чтоб ударить меня,
Суровое, бронзоволикое счастье.
Эхо стонало, шумела река,
Ливень стучал тяжело,
Луч серебристый пронзил облака.
Им любовались мы долго, пока
Солнышко, солнце взошло!
Два солнца стынут,- о Господи, пощади!-
Одно — на небе, другое — в моей груди.
Как эти солнца,- прощу ли себе сама?-
Как эти солнца сводили меня с ума!
И оба стынут — не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.
Песня волжских босяков, записанная М. Горьким
Из пьесы «На дне»
Солнце всходит и заходит,
А в тюрьме моей темно.
Дни и ночи часовые
Стерегут мое окно.
Как хотите стерегите,
Я и так не убегу.
Мне и хочется на волю —
Цепь порвать я не могу.
Эх вы, цепи, мои цепи,
Вы железны сторожа,
Не порвать мне, не разбить вас
Без булатного ножа.
Святое око дня, тоскующий гигант!
Я сам в своей груди носил твой пламень пленный,
Пронизан зрением, как белый бриллиант,
В багровой тьме рождавшейся вселенной.
Но ты, всезрящее, покинуло меня,
И я внутри ослеп, вернувшись в чресла ночи.
И вот простерли мы к тебе — истоку Дня —
Земля — свои цветы и я — слепые очи.
Невозвратимое! Ты гаснешь в высоте,
Лучи призывные кидая издалека.
Но я в своей душе возжгу иное око
И землю поведу к сияющей мечте!