Стихи про домашних животных
«Меня успокаивает пребывание в окружении красивых женщин.
Почему о таких вещах всегда нужно лгать?
Я повторяю:
Меня успокаивает беседа с красивыми женщинами,
Даже если мы несет полный вздор,
Мурлыканье невидимого усика
Одновременно возбуждает и радует.»
Люблю я собаку за верный нрав,
За то, что, всю душу тебе отдав,
В голоде, в холоде или разлуке
Не лижет собака чужие руки.
У кошки-дуры характер иной.
Кошку погладить может любой.
Погладил — и кошка в то же мгновенье,
Мурлыча, прыгает на колени.
Выгнет спину, трется о руку,
Щурясь кокетливо и близоруко.
Кошке дешевая ласка не стыдна,
Глупое сердце не дальновидно.
От ласки кошачьей душа не согрета.
За крохи немного дают взамен:
Едва лишь наскучит мурлыканье это —
Встанут и сбросят ее с колен.
Собаки умеют верно дружить,
Не то что кошки — лентяйки и дуры.
Так стоит ли, право, кошек любить
И тех, в ком живут кошачьи натуры?!
Хозяин погладил рукою
Лохматую рыжую спину:
— Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою,
Но все же тебя я покину.
Швырнул под скамейку ошейник
И скрылся под гулким навесом,
Где пестрый людской муравейник
Вливался в вагоны экспресса.
Собака не взвыла ни разу.
И лишь за знакомой спиною
Следили два карие глаза
С почти человечьей тоскою.
Старик у вокзального входа
Сказал:- Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы…
А то ведь простая дворняга!
Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали…
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!
Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!
Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела…
Труп волны снесли под коряги…
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце — чистейшей породы!
Учебно-егерский пункт в Мытищах,
В еловой роще, не виден глазу.
И все же долго его не ищут.
Едва лишь спросишь — покажут сразу.
Еще бы! Ведь там не тихие пташки,
Тут место веселое, даже слишком.
Здесь травят собак на косматого мишку
И на лису — глазастого Яшку.
Их кормят и держат отнюдь не зря,
На них тренируют охотничьих псов,
Они, как здесь острят егеря,
«Учебные шкуры» для их зубов!
Ночь для Яшки всего дороже:
В сарае тихо, покой и жизнь…
Он может вздремнуть, подкрепиться может,
Он знает, что ночью не потревожат,
А солнце встанет — тогда держись!
Егерь лапищей Яшку сгребет
И вынесет на заре из сарая,
Туда, где толпа возбужденно ждет
И рвутся собаки, визжа и лая.
Брошенный в нору, Яшка сжимается.
Слыша, как рядом, у двух ракит,
Лайки, рыча, на медведя кидаются,
А он, сопя, от них отбивается
И только цепью своей гремит.
И все же, все же ему, косолапому,
Полегче. Ведь — силища… Отмахнется…
Яшка в глину уперся лапами
И весь подобрался: сейчас начнется.
И впрямь: уж галдят, окружая нору,
Мужчины и дамы в плащах и шляпах,
Дети при мамах, дети при папах,
А с ними, лисий учуя запах,
Фоксы и таксы — рычащей сворой.
Лихие «охотники» и «охотницы»,
Ружья-то в руках не державшие даже,
О песьем дипломе сейчас заботятся,
Орут и азартно зонтами машут.
Интеллигентные вроде люди!
Ну где же облик ваш человечий?
— Поставят «четверку», — слышатся речи, —
Если пес лису покалечит.
— А если задушит, «пятерка» будет!
Двадцать собак и хозяев двадцать
Рвутся в азарте и дышат тяжко.
И все они, все они — двадцать и двадцать
На одного небольшого Яшку!
Собаки? Собаки не виноваты!
Здесь люди… А впрочем, какие люди?!
И Яшка стоит, как стоят солдаты,
Он знает, пощады не жди. Не будет!
Одна за другой вползают собаки,
Одна за другой, одна за другой…
И Яшка катается с ними в драке,
Израненный, вновь встречает атаки
И бьется отчаянно, как герой!
А сверху, через стеклянную крышу, —
Десятки пылающих лиц и глаз,
Как в Древнем Риме, страстями дышат:
— Грызи, Меркурий! Смелее! Фас!
Ну, кажется, все… Доконали вроде!..
И тут звенящий мальчиший крик:
— Не смейте! Хватит! Назад, уроды! —
И хохот: — Видать, сробел ученик!
Егерь Яшкину шею потрогал,
Смыл кровь… — Вроде дышит еще — молодец!
Предшественник твой протянул немного.
Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!
День помутневший в овраг сползает,
Небо зажглось светляками ночными,
Они надо всеми равно сияют,
Над добрыми душами и над злыми…
Лишь, может, чуть ласковей смотрят туда,
Где в старом сарае, при егерском доме,
Маленький Яшка спит на соломе,
Весь в шрамах от носа и до хвоста.
Ночь для Яшки всего дороже:
Он может двигаться, есть, дремать,
Он знает, что ночью не потревожат,
А утро придет, не прийти не может,
Но лучше про утро не вспоминать!
Все будет снова — и лай и топот,
И деться некуда — стой! Дерись!
Пока однажды под свист и гогот
Не оборвется Яшкина жизнь.
Сейчас он дремлет, глуша тоску…
Он — зверь. А звери не просят пощады…
Я знаю: браниться нельзя, не надо,
Но тут, хоть режьте меня, не могу!
И тем, кто забыл гуманность людей,
Кричу я, исполненный острой горечи:
— Довольно калечить души детей!
Не смейте мучить животных, сволочи!
Мой котик, подойди, ложись ко мне на грудь,
Но когти убери сначала.
Хочу в глазах твоих красивых потонуть —
В агатах с отблеском металла.
Как я люблю тебя ласкать, когда, ко мне
Пушистой привалясь щекою,
Ты, электрический зверек мой, в тишине
Мурлычешь под моей рукою.
Ты как моя жена. Ее упорный взгляд —
Похож на твой, мой добрый котик:
Холодный, пристальный, пронзающий, как дротик.
И соблазнительный, опасный аромат
Исходит, как дурман, ни с чем другим не схожий,
От смуглой и блестящей кожи.
От книжной мудрости иль нег любви устав,
Мы все влюбляемся, поры достигнув зрелой,
В изнеженность и мощь их бархатного тела,
В их чуткость к холоду и домоседный нрав.
Покоем дорожа и тайными мечтами,
Ждут тишины они и сумерек ночных.
Эреб в свой экипаж охотно впрег бы их,
Когда бы сделаться могли они рабами!
Святошам и толпе они внушают страх.
Мечтая, вид они серьезный принимают
Тех сфинксов каменных, которые в песках
Неведомых пустынь красиво так мечтают!
Их чресла искр полны, и в трепетных зрачках
Песчинки золота таинственно блистают.
По одной картине
Бог лучезарный, спустись! жаждут долины
Вновь освежиться росой, люди томятся,
Медлят усталые кони,-
Спустись в золотой колеснице!
Кто, посмотри, там манит из светлого моря
Милой улыбкой тебя! узнало ли сердце?
Кони помчались быстрее:
Манит Фетида тебя.
Быстро в объятия к ней, вожжи покинув,
Спрянул возничий; Эрот держит за уздцы;
Будто вкопаны, кони
Пьют прохладную влагу.
Ночь по своду небес, прохладою вея,
Легкой стопою идет с подругой-любовью.
Люди, покойтесь, любите:
Феб влюбленный почил.
Моя Лусия ноги в ручей опустила?
Три необъятных тополя,
над ними звезда одинокая.
Тишина, лягушачьими криками
изъязвленная над затонами,
точно тюль, разрисованный лунами
зелеными.
Ствол засохшего дерева между
двумя берегами
расцветал концентрическими
кругами.
И мечтал я, на воду глядя,
об одной смуглолицей в Гранаде.
И пришла ко мне утром
Лохматая чья-то дворняжка,
Да уж вовсе ничья — ни кола, ни двора!
Я не стала шептать:
«Ты моя дорогая бедняжка!»
Я пыталась прогнать ее,
долго, но тщетно гнала.
Примостилась у ног,
Но тогда, что же скажут соседи?
Если утром иль ночью
Поднимешь ты яростный лай?
Хорошо, что не ходят
К нам запросто
В гости медведи!
И пантеры не ходят…
Да, ладно, живи уж давай!
Была эта женщина с кошкой,
Жила эта женщина в дома…
Сюжет для журнальной обложки —
Простершая руки в истоме.
Кому она руки тянула
От жизни пустой и постылой?
Там кошка на кафель шагнула,
В рисунок вросла и застыла.
Заманивала хозяйка
Колбаской и молочком:
Эй, кошка, дружок, слезай-ка!
И кошка глядит тайком.
Приручила к дому кошку —
Стала кошка песни петь
И глазами понемножку
Стала мне в глаза глядеть.
Приручила к веслам речку,
Приручила к сказкам печку,
К травам- лес, а снег — к теплу,
Нетерпение — к перу.
Иногда тебя встречаю.
Прохожу, не замечаю
Все равно потом скучаю —
Сердце к сердцу приручаю.
Пес лопоухий у пекаря жил.
Двор, кладовую и дом сторожил.
Летом под грушей валялся в тени,
Прятался в будку в дождливые дни.
Даже соседям хвостом не вилял,
Редко погладить себя позволял.
Лаял тревожно на скрип и на стук,
Хлеба не брал у прохожих из рук.
Пекарь в избе под периной лежит —
Пес под окном его сон сторожит.
Пекарь проснулся, в пекарню идет —
Пес провожает его до ворот.
Пекарь пришел через восемь часов,
В белой муке от сапог до усов,—
Пес на пороге, хозяину рад.
«Что за собака!» — кругом говорят.
Только однажды был день выходной,
Пекарь, шатаясь, вернулся домой.
Пес на крыльце ему руку лизнул —
Пекарь его сапогом оттолкнул.
Пес шевельнул добродушно хвостом —
Пекарь на пса замахнулся шестом,
Пекарь бутылкой в него запустил.
Этого пекарю пес не простил…
Пекарь в пекарне стоит у печи,
Песни поет и печет калачи
И, над котлом поднимая лоток,
Сыплет баранки в крутой кипяток.
В доме у пекаря шарят в углах,
Воры посуду выносят в узлах
И говорят: — Повезло в этот раз!
Что за собака? Не лает на нас…
На свете множество собак
И на цепи и просто так:
Собак служебных — пограничных,
Дворовых «шариков» обычных,
И молодых пугливых шавок,
Что тявкать любят из-под лавок,
И тех изнеженных болонок,
Чей нос курнос, а голос тонок,
И ни на что уже не годных —
Бродячих псов, всегда голодных.
В любой момент готовы к драке
Псы— драчуны и забияки.
Псы — гордецы и недотроги
Спокойно дремлют на пороге.
А сладкоежки-лизоблюды
Всё лижут из любой посуды.
Среди собак любой породы
Есть и красавцы и уроды,
Есть великаны, это — доги!
Коротконогие бульдоги
И жесткошерстные терьеры.
Одни — черны, другие — серы,
А на иных смотреть обидно —
Так заросли, что глаз не видно!
Известны всем собачьи свойства:
И ум, и чуткость, и геройство,
Любовь, и верность, и коварство,
И отвратительное барство,
И с полуслова послушанье,
И это все — от воспитанья!
Ленива сытая хозяйка,
И такса Кнопочка — лентяйка!
Бесстрашен пограничник-воин,
И пес Руслан его достоин!
Хозяин пса — кулак и скряга,
Под стать ему Репей-дворняга.
Не зря собака тех кусает,
Кто камень зря в нее бросает.
Но если кто с собакой дружит,
Тому собака верно служит.
А верный пес — хороший друг
Зависит от хороших рук!
Мои стихи для пионеров,
А не для такс и фокстерьеров.
Вы послушайте, ребята,
Я хочу вам рассказать;
Родились у нас котята —
Их по счету ровно пять.
Мы решали, мы гадали:
Как же нам котят назвать?
Наконец мы их назвали:
Раз, Два, Три, Четыре, Пять.
Раз — котенок самый белый,
Два — котенок самый смелый,
Три — котенок самый умный,
А Четыре — самый шумный.
Пять — похож на Три и Два —
Тот же хвост и голова,
То же пятнышко на спинке,
Так же спит весь день в корзинке.
Хороши у нас котята —
Раз, Два, Три, Четыре, Пять!
Заходите к нам, ребята,
Посмотреть и посчитать.
Раньше всех проснулся кот,
Поднял рыжий хвост столбом,
Спинку выпятил горбом
И во весь кошачий рот
Как зевнет!
«Мур! умыться бы не грех…»
Вместо мыла — язычок,
Кот свернулся на бочок
И давай лизать свой мех!
Просто смех!
А умывшись, в кухню шмыг;
Скажет «здравствуйте» метле
И пошарит на столе:
Где вчерашний жирный сиг?
Съел бы вмиг!
Насмотрелся да во двор —
Зашипел на индюка,
Пролетел вдоль чердака
И, разрыв в помойке сор, —
На забор!…
В доме встали. Кот к окну:
«Мур! на ветке шесть ворон!»
Хвост забился, когти вон,
Смотрит кот наш в вышину —
На сосну.
Убежал, разинув рот…
Только к вечеру домой,
Весь в царапках, злой, хромой.
Долго точит когти кот
О комод…
Ночь. Кот тронет лапкой дверь,
Проберется в коридор
И сидит в углу, как вор.
Тише, мыши! здесь теперь
Страшный зверь!
Нет мышей… кот сел на стул
И зевает: «Где б прилечь?»
Тихо прыгнул он на печь,
Затянул «мурлы», вздохнул
И заснул.