Стихи о городах странах

По утру только искры рассвета блестнут в синеве,
По полям, по мостам электрички бегут к Москве.
По утру в ясный радостный час у Москвы у реки
Запевают, как птицы, гудки.

Хороша столица на заре,
И весной, и в снежном серебре.
И по всей земле летит на крыльях молва
О тебе, Москва!

Светлым днём солнце льёт на столицу поток золотой.
Как хорош в золотистых лучах город наш родной!
Светлым днём на лице жизни краски как всегда горячи.
Строят счастье своё москвичи.

Хороша столица ясным днём
В молодом порыве трудовом.
И по всей земле летит на крыльях молва
О тебе, Москва!

В поздний час голубые просторы Москвы хороши.
Крепким сном спят в кроватках своих малыши в тиши.
В поздний час, как всегда, звёзды красные край наш хранят,
Словно звёзды на шлемах солдат.

Хороша столица в час ночной.
Звёзды мирно светят над тобой.
И по всей земле летит на крыльях молва
О тебе, Москва!

Я иду по Москве вдоль вечерней реки,
А кругом, где ни глянешь, горят огоньки.
Всюду светятся окна, как звёзды в ночи,
И за каждым, за каждым — друзья-москвичи.

Вот за тем собралася, быть может, семья,
А за этим окном веселятся друзья.
Молодой и задорный студенческий круг,
Слышны шутки и смех, льются песни подруг.

И за этим окошком — негаснущий свет:
Здесь, наверно, живёт мой товарищ-поэт,
Ищет ночь напролёт золотые слова —
Может, их завтра утром подхватит Москва!

А за этим, за этим неярким окном —
Милый профиль, тяжёлые косы венком
Той, которой сказать всё давно мне пора,
Той, чьё имя я молча твержу до утра.

Я иду по Москве — скоро будет рассвет.
Я слагаю все сердцем последний куплет.
Гаснут звёзды вокруг. Всё светлей синева.
С добрым утром, моя дорогая Москва!

И вновь передо мной красавица Одесса,
Волнующий момент свидания пришел.
По случаю сему позвольте приодеться,
Позвольте подойти к вам с трепетной душой.

Прошу у вас руки, красавица Одесса,
Позвольте вас обнять по-дружески пока.
Я, правда, вам писал из юности, из детства:
Эпистолярный стиль — не стиль для моряка.

А мне все плыть и плыть к тебе, моя Одесса,
Из северных морей стучаться в твой эфир,
И от любви такой мне никуда не деться —
Одна на всю округу, одна на целый мир.

Пока еще жива надежда на надежду,
Я помню вас всегда среди зеленых стран,
Пока еще корабль с названьем тихим «Нежность»
Из гавани души не вышел в океан.

Не сразу все устроилось,
Москва не сразу строилась,
Москва слезам не верила,
А верила любви.
Снегами запорошена,
Листвою заворожена,
Найдет тепло прохожему,
А деревцу — земли.
Александра, Александра,
Этот город — наш с тобою,
Стали мы его судьбою —
Ты вглядись в его лицо.
Чтобы ни было в начале,
Утолит он все печали.
Вот и стало обручальным
Нам Садовое Кольцо.
Москву рябины красили,
Дубы стояли князями,
Но не они, а ясени
Без спросу наросли.
Москва не зря надеется,
Что вся в листву оденется,
Москва найдет для деревца
Хоть краешек земли.
Александра, Александра,
Что там вьется перед нами?
Это ясень семенами
Кружит вальс над мостовой.
Ясень с видом деревенским
Приобщился к вальсам венским.
Он пробьется, Александра,
Он надышится Москвой.
Москва тревог не прятала,
Москва видала всякое,
Но беды все и горести
Склонялись перед ней.
Любовь Москвы не быстрая,
Но верная и чистая,
Поскольку материнская
Любовь других сильней.
Александра, Александра,
Этот город — наш с тобою,
Стали мы его судьбою —
Ты вглядись в его лицо.
Чтобы ни было в начале,
Утолит он все печали.
Вот и стало обручальным
Нам Садовое Кольцо.

Перевод Г. Шенгели

Вот Лондон, о душа, весь медный и чугунный,
Где в мастерских визжит под сотней жал металл,
Откуда паруса уходят в мрак бурунный,
В игру случайностей, на волю бурь и скал.

Вокзалы в копоти, где газ роняет слезы —
Свой сплин серебряный — на молнии путей,
Где ящерами скук зевают паровозы,
Под звон Вестминстера срываясь в глубь ночей.

И доки черные; и фонарей их пламя
(То веретёна мойр в реке отражены);
И трупы всплывшие, венчанные цветами
Гнилой воды, где луч дрожит в прыжках волны;

И шали мокрые, и жесты женщин пьяных;
И алкоголя вопль в рекламах золотых;
И вдруг, среди толпы, смерть восстает
в туманах…
Вот Лондон, о душа, ревущий в снах твоих!

От ленью поливающего жара,
Растекшегося жидкою смолой,
Земля разбухла, как в печи опара,
И коркою потрескалась ржаной…
И мы ль не помним ветер и раздолье,
Чертополох и крылья ветряков,
Возы с таранью…
И в широком поле
Дырявые кафтаны чумаков.
Куда ведет степное бездорожье —
Не всё ль равно!
Но посреди реки
Гудит камыш,
Дымится Запорожье,
Курятся чубы, веют бунчуки.
Встает, встает веселая ватага,
Под сапогами клонится репье…
Что нужно вам, когда полна баклага,
И длинное заряжено ружье!
Какие горькие уронит слезы
Шляхтянка в жесткую степную пыль…
Уже казачьи проползли обозы,
Уж сохнет кровь
И стелется ковыль.
Уже ползет медлительною тучей
Степной пожар…
И высохла трава…
Уже в бурьян, высокий и колючий,
Чубатая скатилась голова…
Так отступает чрез поля ржаные,
К вишневому сиянию зари,
На тихий Днепр,
На хутора родные,
Где древние рыдают кобзари…
И пролетели журавлиной стаей
Века над Украиною…
…И вот,
Тугие струны в лад перебирая,
О повой вольнице кобзарь поет…
И жаворонков дробные свирели
Стекают в молодые города,
Где, как волы ворочаясь, ревели
Медлительные бронепоезда.
И тракторист, поющий за работой,
Припоминает, как во ржи густой
Перепелами били пулеметы,
Тянулся дым горячей полосой.
Весенние сияющие грозы,
Над влагой озими
Грачиный гам,
Мычат стадами
Грузные совхозы,
И агрономы ходят по лугам…
Гей, Ненасытец!
Где ты, Запорожье?
Блеск бунчуков…
Литавр тяжелый строй…
Знобимый электрическою дрожью,
Дорогу вод взрывает Днепрострой.
Коммуна мира!
Мы твои навеки!
Да здравствует веселая орда…
Мы дружно поворачиваем реки,
Мы грозно подымаем города!
О Украина!
Этого ли мало?..
Стучит бензин…
Шатается огонь…
Ты с севера протянутую сжала
Широкую и жесткую ладонь.

Мой друг! И вблизи, и в любой дали
Запомни хорошее, звонкое слово:
Есть город под небом Московской земли
С лирическим именем — Одинцово.

Зимою в снегах, а весной в листве,
С лугами, рекой и сосновым бором
Стоит он, спиной прислонясь к Москве,
И смотрит на запад спокойным взором.

В историю вписано красной строкой,
Как правил в Москве по веленью сердец
Надежда отечества — Дмитрий Донской,
И был у него всегда под рукой
Любимый боярин Андрей Одинец.

И вот за любовь и за то, что ни разу
Не гнул пред врагами в боях головы,
Пожалован был он великим князем
Деревней на западе от Москвы.

А грамота князя и мудрое слово
Вовек нерушимы. На том конец!
И если хозяин селу Одинец,
То, значит, и зваться ему — Одинцово!

И двинулось дело упрямо в рост
При жизни достойнейшей и неброской.
Процесс этот сложен, и мудр, и прост,
И вот Одинцово — уже форпост
Упорства и славы земли Московской!

Припомните: смуту и боль земли
В страстях и пожарах, как в лютой пасти,
Когда вдруг Лжедмитрии к нам пришли
Под стягами польско-литовской власти.

Но долго ль царить на земле моей
Могли те поляки и те литовцы?!
Гнев бурно прошел по России всей,
И первыми стали их гнать взашей
Все те же отважные одинцовцы!

И слово «форпост» не трезвон, а суть,
Тут воля, стоящая непреклонно.
Припомните: где заступили путь
Безжалостным ордам Наполеона?!

Да, здесь, как седьмой, как девятый вал,
Лупили врагов всех мастей и видов
То Дорохов — доблестный генерал,
А то легендарный Денис Давыдов!

И, прежде чем встретить у Бородино,
Стремились вот здесь днем и ночью биться
И вдрызг ощипали ту злую птицу
С когтями железными заодно!

И, видя всем сердцем насквозь французов,
Под немощью пряча свой острый ум,
Сидел здесь над планами сам Кутузов,
Исполненный гордо-высоких дум!

А раньше, предвидя, быть может, пушки
И подлости пылкой душой грозя,
В Захарове юный великий Пушкин
Писал свои вирши, перо грызя.

Шли годы. И вот, как по злому слову,
Фашизм свой стальной обнажил оскал.
Он яростно пер. Он гремел, но встал
Вот тут — возле подступов к Одинцову!

Да, встал. И уже — ни фанфар, ни трюков,
Ни даже случайных побед хотя б!
Не зря ж учредил здесь свой главный штаб
Победоносный Георгий Жуков!

И пусть все успехи еще далеки,
Но в сердце победы уже отмечены
Отсюда: с полоски Москвы-реки
До Эльбы и Одера, до неметчины!

Торопится время за годом год
С проблемами, спорами, вдохновеньем,
Живет в Одинцове живой народ,
Готовый к труду и любым сраженьям.

А как же иначе?! Ведь всякий год
Тут рядом отважники и отличники:
С бесстрашным танкистом — лихой пилот,
А возле ракетчиков — пограничники.

А мирные жители? Вновь и вновь
Скажу: жизнь звенит! И добавлю снова:
Кто верует в искренность и любовь —
Прошу вас пожаловать в Одинцово!

И в праздничный день мы поднимем тост
За совесть, за правду и ветер хлесткий,
За город бесстрашия. За форпост
Свободы и славы земли Московской!

Дож Венеции свободной
Средь лазоревых зыбей —
Как жених порфирородный,
Достославно, всенародно
Обручался ежегодно
С Адриатикой своей…
И недаром в эти воды
Он кольцо свое бросал —
Веки целые, не годы
(Дивовалися народы),
Чудный перстень воеводы
Их вязал и чаровал…
И Чета в любви и мире
Много славы нажила —
Века три или четыре,
Все могучее и шире,
Разрасталась в целом мире —
Тень от Львиного Крыла.
А теперь?..
В волнах забвенья
Сколько брошенных колец!..
Миновались поколенья, —
Эти кольца обрученья,
Эти кольца стали звенья
Тяжкой цепи наконец!..

Средь Рима древнего сооружалось зданье —
То Нерон воздвигал дворец свой золотой;
Под самою дворца гранитною пятой
Былинка с кесарем вступила в состязанье:
«Не уступлю тебе, знай это, царь земной,
И ненавистное твое я сброшу бремя».
— Как, мне не уступить? Мир гнется подо мной. —
«Весь мир тебе слугой, а мне слугою — время».

Приснился мне город, который нельзя одолеть, хотя бы
напали на него все страны вселенной,
Мне мнилось, что это был город Друзей, какого еще никогда
не бывало.
И превыше всего в этом городе крепкая ценилась любовь,
И каждый час она сказывалась в каждом поступке жителей
этого города,
В каждом их слове и взгляде.

Не чертеж и не музей —
Ямы, перепады, ярусы.
Так
я вижу город сей
От ‘Ударника’ до Яузы!

Фабрика — и запах трав.
Храм — и простыни полощутся.
— У тебя негодный нрав:
Хаос и чересполосица.

Но зато свободный дух:
Мешанина непохожего…

Я из тыщи, я из двух
Вырву местного прохожего!

…Мне ли киснуть в кабале,
Если я такому городу
Не вода на киселе —
Дочь? И ученица смолоду.

— Ты тоску мою просей
Через бабушкино ситечко…

Так
я вижу город сей
И плевала на обидчика!

Так и город опустится в осень.
Незаметно.
На самое дно…
Несмываемой зеленью сосен
Канут горы в холодную просинь
И теченьем подхватит окно,

Где сижу я с утра, наблюдая:
Стаи птиц, словно рыб косяки!
И листвы пестрогрудая стая
Вырастает над гладью реки…

Так стремительным чистым потоком
Нас несет… Неизвестно, когда
Снег взовьется бураном у окон
И в свечу обратится вода.

Как будто вчера на город
балтийские дули ветра,
и гул орудийный с «Авроры»
катился как будто вчера.
Ничто не затмило над веком
той ночи далекой огни.
Шел дождь вперемешку со снегом,
и капли стекали с брони.
Костры темноту лизали,
их свет красноватый не мерк.
А в Смольном, в актовом зале,
шапки летели вверх
и гром овации бурной
катился обвалами с гор.
Великий Ленин с трибуны
руку в века простер.

Молчат огромные дома
О том, что этот мир — тюрьма.

И вывески кричат о том,
Что этот мир — публичный дом,

Где продается каждый сон,
А кто не продан, тот смешон.

Железных фабрик силуэт
Кричит о том, что воли нет.

Что эти кубы из камней
Сдавили бешенство огней.

Заре запели петухи.
Порозовели стен верхи.

Не отрываясь от земли,
Качнулись в море корабли.

Вспорхнул и замер легкий шквал.
Седой газетчик пробежал,

Вонзая в сонный мозг людей
Пустые вести площадей.

Валы согбенные сплотив,
Грохочет утренний прилив.

В ущелья улиц, под дома
Бежит испуганная тьма.

И, как бушующий народ,
Из алых волн встает восход.

Мильоны огненных знамен
Вздымает в зыбь ночную он.

И, как трибун перед толпой,
С последней речью боевой,

С могучим лозунгом: «Живи!»
Выходит солнце, все в крови.

В город, в город за свиньёй
Я иду пешком.
Возвращаюсь я домой
На свинье верхом.