Стихи о женщине девушке
Не будите её так рано,
Солнца огненные лучи!
Снится девушке, как ни странно,
Ранним утром луна в ночи.
И любовь, что пришла нежданно,
Незнакомая, в первый раз.
Не будите её так рано,
Не тревожьте её сейчас.
На глазах паренька туманна
От смущения пелена.
Не будите её так рано,
Слишком поздно легла она.
На лицо её луч ложится
И касается чёрных кос,
Только лунная ночь ей снится,
Холодок предрассветных рос.
И любовь, что пришла нежданно,
Незнакомая, в первый раз.
Не будите её так рано,
Не тревожьте её сейчас.
Грустит дурнушка: — Мне ль надеяться,
Что я кому-нибудь понравлюсь, —
Но женщины на свете делятся
Не на дурнушек и красавиц.
От счастья расцветешь, как деревце
В год засухи от струй дождливых.
Все женщины на свете делятся
На несчастливых и счастливых.
Другая шутит — я не девица,
Я лето, даже не в июне… —
Но женщины на свете делятся
Не на стареющих и на юных.
Вздыхает Золушка — что делается!
Бал в драгоценностях несметных! —
Но женщины на свете делятся
Не на богатых и на бедных.
Любовь? Казалось бы, безделица!
Но горе мимо, годы мимо.
Все женщины на свете делятся
На нелюбимых и любимых.
От счастья расцветешь, как деревце
В год засухи от струй дождливых.
Все женщины на свете делятся
На несчастливых и счастливых.
Вдоль маленьких домиков белых
акация душно цветет.
Хорошая девочка Лида
на улице Южной живет.
Ее золотые косицы
затянуты, будто жгуты.
По платью, по синему ситцу,
как в поле, мелькают цветы.
И вовсе, представьте, неплохо,
что рыжий пройдоха апрель
бесшумной пыльцою веснушек
засыпал ей утром постель.
Не зря с одобреньем веселым
соседи глядят из окна,
когда на занятия в школу
с портфелем проходит она.
В оконном стекле отражаясь,
по миру идет не спеша
хорошая девочка Лида.
Да чем же она хороша?
Спросите об этом мальчишку,
что в доме напротив живет.
Он с именем этим ложится
и с именем этим встает.
Недаром на каменных плитах,
где милый ботинок ступал,
«Хорошая девочка Лида»,-
в отчаяньи он написал.
Не может людей не растрогать
мальчишки упрямого пыл.
Так Пушкин влюблялся, должно быть,
так Гейне, наверно, любил.
Он вырастет, станет известным,
покинет пенаты свои.
Окажется улица тесной
для этой огромной любви.
Преграды влюбленному нету:
смущенье и робость — вранье!
На всех перекрестках планеты
напишет он имя ее.
На полюсе Южном — огнями,
пшеницей — в кубанских степях,
на русских полянах — цветами
и пеной морской — на морях.
Он в небо залезет ночное,
все пальцы себе обожжет,
но вскоре над тихой Землею
созвездие Лиды взойдет.
Пусть будут ночами светиться
над снами твоими, Москва,
на синих небесных страницах
красивые эти слова.
Слушайте женщин! Слушайте женщин! Слушайте!
Ибо все они поголовно,
Не желая ни власти, ни славы,
Никогда и ни в чем не виновны
И всегда безусловно правы!
И какую бы чушь ни спороли,
Переврав и запутав слова,
Они правы по природе,
А природа всегда права!
Слушайте женщин! Слушайте женщин! Слушайте!
О, если бы мы умели
Всего-навсего женщин слушать, —
Мы навеки бы расхотели
Убивать, разорять и рушить.
И тогда бы и наши бабы
Перестали бы лгать и грешить…
Но мы слишком не любим учиться,
Ибо слишком мы любим учить!
Слушайте женщин! Слушайте женщин! Слушайте!
Не с врагами в бою упорном —
Только с женщиной наедине,
Только с ней в поединке любовном
Мы, мужчины — мужчины вполне.
О, какие даем мы клятвы!
О, какие обеты даем!
В этот миг мы воистину святы,
Всемогущи, добры и богаты,
Только жаль, что к утру устаем…
Слушайте женщин! Слушайте женщин! Слушайте!..
Однажды парком в предзакатный час
Шла женщина неспешно по дороге.
Красавица и в профиль, и в анфас,
И в глубине зеленоватых глаз —
Одна весна и никакой тревоги.
Была она как ветер молода,
И, видимо, наивна до предела,
Иначе б непременно разглядела
Три тени за кустами у пруда.
Не всем, видать, предчувствие дано.
Тем паче если не было примеров
Чего-то злого. В парке не темно,
И шла она уверенно в кино
Без всяческих подруг и кавалеров.
Но быть в кино ей, видно, не судьба:
Внезапно с речью остроэкзотичной
Шагнули к ней три здоровенных лба
С нацеленностью явно эротичной.
Один промолвил, сплюнув сигарету:
«Она — моя! И споров никаких!»
Другой: «Ну нет! Я сам сожру конфету!»
А третий хмыкнул: «Мы красотку эту
По-дружески разделим на троих!»
Закат погас, и в парке стало хмуро.
Вдали сверкнули россыпи огней…
«Ну, хватит! Брось таращиться как дура!
Ступай сюда в кусты!» И три фигуры,
Дыша спиртным, придвинулись плотней.
«Ребята, что вы?!»… Голос замирает,
А трое смотрят хмуро как сычи.
«Вы шутите? Ну что вас раздирает?!» —
«Мы шутим? Да серьезней не бывает!
Снимай же все, что надо, и молчи!»
Один дохнул: «Заспоришь — придушу!
Сейчас исполнишь все, что нам угодно!
Чтоб выжить — покажи, на что способна!»
Она вздохнула: «Ладно… Покажу!»
Неторопливо сбросила жакетку
И первому, уже без лишних фраз,
Ребром ладони яростно и метко
По горлу — словно сталью: раз! И раз!
И вновь — удар! «Теперь души, скотина!»
И тут буквально чудо наяву:
Почти со шкаф величиной, мужчина
Как сноп мгновенно рухнул на траву!
Другой, взревев, рванулся к ней навстречу,
Но тут — прием и новый взмах рукой!
И вот уже второй за этот вечер
Как бык уткнулся в землю головой…
А третий, зло зубами скрежеща
И целясь впиться в горло пятернею,
Вдруг резко вырвал нож из-под плаща
И прыгнул кошкой с бранью беспощадною.
Она же резко вымолвила: «Врешь!»
И, сжавшись, распрямилась как пружина.
И вот, роняя зазвеневший нож,
На землю третий грохнулся детина.
И тут, покуда, ползая ужом,
Они стонали, мучаясь от боли,
Она, как вспышка воплощенной воли,
Шагнула к ним с подобранным ножом.
«Ну что, мерзавцы? Отвечайте, что?!
Насильничать решили? Дескать, сила?
Скажите же спасибо мне за то,
Что я вам жизни нынче сохранила!
Сейчас я вновь в кинотеатр иду,
А ровно через два часа — обратно.
Однако же прошу иметь в виду:
Чтоб даже духу вашего в саду
Здесь просто близко не было. Понятно?!
А притаитесь где-то за кустом,
Тогда, клянусь, что я на этом месте
Лишу вас вашей жеребячьей чести
Вот этим самым вашим же ножом!
А если ж вдруг найдете пистолет,
Намного хлеще сыщете ответ:
Ведь я кладу почти что пулю в пулю
И рисковать вам даже смысла нет!»
Чуть улыбнувшись, строго посмотрела,
Губной помадой освежила рот,
Неторопливо кофточку надела
И легким шагом двинулась вперед.
Шла женщина спокойно и упрямо,
И строгий свет горел в ее глазах,
А сзади три насильника и хама,
Рыча от боли, корчились в кустах…
О, люди! В жизни трудно все предвидеть!
И все-таки не грех предупредить
Мужчин, способных женщину обидеть
И даже силу где-то применить:
Чтить женщину есть множество причин:
Когда умом, да и силенкой тоже
Она сегодня часто стоить может
И двух, и трех, и пятерых мужчин!
В женщине качеств — полным-полно:
Хитрость, любовь, красота, веселье.
Женщина в сущности — то же вино:
Пить хорошо. Тяжело похмелье.
Влетела в дом упругим метеором
И от порога птицею — ко мне,
Смеясь румянцем, зубками и взором,
Вся в юности, как в золотом огне.
Привычно на колени забралась:
— Вон там девчонки спорят за окошком!
Скажи мне: есть космическая связь?
И кто добрей: собака или кошка?!
Я думаю, я мудро разрешаю
И острый спор, и вспыхнувший вопрос,
А сам сижу и восхищенно таю
От этих рук, улыбок и волос.
Подсказываю, слушаю, разгадываю
Ее проблем пытливых суету
И неприметно вкладываю, вкладываю
В ее сердчишко ум и доброту.
Учу построже к жизни приглядеться,
Не все ведь в мире песни хороши.
И сам учусь распахнутости сердца
И чистоте доверчивой души.
Все на земле имеет осмысленье:
Печали, встречи, радости борьбы,
И этой вот девчонки появленье,
А если быть точнее, то явленье
Мне был как перст и высший дар судьбы.
Бегут по свету тысячи дорог.
Не мне прочесть все строки этой повести,
Не мне спасти ее от всех тревог,
Но я хочу, чтоб каждый молвить мог,
Что в этом сердце все живет по совести!
Пусть в мире мы не боги и не судьи,
И все же глупо жить, чтобы коптеть,
Куда прекрасней песней прозвенеть,
Чтоб песню эту не забыли люди.
И в этом свете вьюги и борьбы,
Где может разум попирать невежда,
Я так тебе хочу большой судьбы,
Мой вешний лучик, праздник и надежда!
И я хотел бы, яростно хотел
В беде добыть тебе живую воду,
Стать мудрой мыслью в многодумье дел
И ярким светом в злую непогоду!
И для меня ты с самого рожденья
Не просто очень близкий человек,
А смысл, а сердца новое биенье,
Трудов и дней святое продолженье —
Живой посланник в двадцать первый век!
Темнеет… День со спорами горячими
Погас и погрузился в темноту…
И гном над красновидовскими дачами
Зажег лимонно-желтую луну.
В прихожей дремлют: книжка, мячик, валенки,
Мечты зовут в далекие края.
Так спи же крепко, мой звоночек маленький,
Мой строгий суд и песенка моя…
И я прошу и небо, и долины,
Молю весь мир сквозь бури и года:
Пусть над судьбой Асадовой Кристины,
Храня от бед, обманов и кручины,
Горит всегда счастливая звезда!
К ней всюду относились с уваженьем:
И труженик и добрая жена.
А жизнь вдруг обошлась без сожаленья:
Был рядом муж — и вот она одна…
Бежали будни ровной чередою.
И те ж друзья и уваженье то ж,
Но что-то вдруг возникло и такое,
Чего порой не сразу разберешь:
Приятели, сердцами молодые,
К ней заходя по дружбе иногда,
Уже шутили так, как в дни былые
При муже не решались никогда.
И, говоря, что жизнь почти ничто,
Коль будет сердце лаской не согрето,
Порою намекали ей на то,
Порою намекали ей на это…
А то при встрече предрекут ей скуку
И даже раздражатся сгоряча,
Коль чью-то слишком ласковую руку
Она стряхнет с колена иль с плеча.
Не верили: ломается, играет,
Скажи, какую сберегает честь!
Одно из двух: иль цену набивает,
Или давно уж кто-нибудь да есть.
И было непонятно никому,
Что и одна, она верна ему!
Она была слабою до предела,
И он опекал ее и любил.
Потом, когда робость ей надоела,
Она стала сильной душой и телом,
И тут почему-то он к ней остыл.
О, милые женщины! Ради счастья
Не рвитесь вы к этой проклятой власти!
Концерт. На знаменитую артистку,
Что шла со сцены в славе и цветах,
Смотрела робко девушка-хористка
С безмолвным восхищением в глазах.
Актриса ей казалась неземною
С ее походкой, голосом, лицом.
Не человеком — высшим божеством,
На землю к людям посланным судьбою.
Шло «божество» вдоль узких коридоров,
Меж тихих костюмеров и гримеров,
И шлейф оваций гулкий, как прибой,
Незримо волочило за собой.
И девушка вздохнула:- В самом деле,
Какое счастье так блистать и петь!
Прожить вот так хотя бы две недели,
И, кажется, не жаль и умереть!
А «божество» в тот вешний поздний вечер
В большой квартире с бронзой и коврами
Сидело у трюмо, сутуля плечи
И глядя вдаль усталыми глазами.
Отшпилив, косу в ящик положила,
Сняла румянец ватой не спеша,
Помаду стерла, серьги отцепила
И грустно улыбнулась:- Хороша…
Куда девались искорки во взоре?
Поблекший рот и ниточки седин…
И это все, как строчки в приговоре,
Подчеркнуто бороздками морщин…
Да, ей даны восторги, крики «бис»,
Цветы, статьи «Любимая артистка!»,
Но вспомнилась вдруг девушка-хористка,
Что встретилась ей в сумраке кулис.
Вся тоненькая, стройная такая,
Две ямки на пылающих щеках,
Два пламени в восторженных глазах
И, как весенний ветер, молодая…
Наивная, о, как она смотрела!
Завидуя… Уж это ли секрет?!
В свои семнадцать или двадцать лет
Не зная даже, чем сама владела.
Ведь ей дано по лестнице сейчас
Сбежать стрелою в сарафане ярком,
Увидеть свет таких же юных глаз
И вместе мчаться по дорожкам парка…
Ведь ей дано открыть мильон чудес,
В бассейн метнуться бронзовой ракетой,
Дано краснеть от первого букета,
Читать стихи с любимым до рассвета,
Смеясь, бежать под ливнем через лес…
Она к окну устало подошла,
Прислушалась к журчанию капели.
За то, чтоб так прожить хоть две недели,
Она бы все, не дрогнув, отдала!
Я окончил новые стихи,
Только в сердце — никакого счастья.
За какие новые грехи
Буду взыскан я «верховной властью»?
Вот она к машинке подойдет,
Вынет лист. Потом, за словом слово,
Трижды все внимательно прочтет
И затем произнесет сурово:
— Любопытно было бы узнать,
Кто эта загадочная дама,
Что тебя жестоко и упрямо
Столько лет заставила страдать?
— Нет, — скажу я, — что ты, дорогая!
Не меня, героя моего.
— Вот, вот, вот! Выходит, ничего
Я уже в стихах не понимаю?
Вон, смотри: в предутреннюю рань
Героиня над письмом склонилась.
Кто эта бессовестная дрянь?
И к кому душою устремилась?!
— Да пойми, что это же не я.
Просто людям вздумалось влюбляться…
— Я — не я и лошадь не моя?
Полно! Хватит, друг мой, завираться! —
И вздохнет загадочно и хмуро:
— Весь сюжетец для отвода глаз!
Я ж прекрасно знаю эту дуру,
Слава богу, видела не раз!
— Кто она? Откуда и какая?
Я могу поклясться хоть венцом!..
— А такая, милый, а такая —
С самым пренахальнейшим лицом! —
Я вскипаю: — Спор наш, как для рынка!
Ты же не больна и не пьяна!
— Не пьяна. Но если я жена,
То отнюдь не значит, что кретинка. —
И вот так мы можем препираться
Год, и два, и до последних дней.
Что мне делать с лирикой моей?!
И куда несчастному податься?!
Может, вправду, как иную веру,
Выбрать новый и спокойный путь
И, забросив лирику, шагнуть
В детскую поэзию, к примеру?
Только кто мне все же поручится,
Что жена, сощуря мудрый глаз,
Не вздохнет: — Задумал притвориться?
Я ведь знаю, кто эта лисица,
И встречала дрянь эту не раз!
Одни называют ее чудачкой
И пальцем на лоб — за спиной, тайком.
Другие — принцессою и гордячкой,
А третьи просто синим чулком.
Птицы и те попарно летают,
Душа стремится к душе живой.
Ребята подруг из кино провожают,
А эта одна убегает домой.
Зимы и весны цепочкой пестрой
Мчатся, бегут за звеном звено…
Подруги, порой невзрачные просто,
Смотришь — замуж вышли давно.
Вокруг твердят ей: — Пора решаться.
Мужчины не будут ведь ждать, учти!
Недолго и в девах вот так остаться!
Дело-то катится к тридцати…
Неужто не нравился даже никто? —
Посмотрит мечтательными глазами:
— Нравиться нравились. Ну и что? —
И удивленно пожмет плечами.
Какой же любви она ждёт, какой?
Ей хочется крикнуть: «Любви-звездопада!
Красивой-красивой! Большой-большой!
А если я в жизни не встречу такой,
Тогда мне совсем никакой не надо!»
Бывает ли женщина в жизни хоть раз неправа?
Безумству вопроса нам следует лишь подивиться.
Спросивший такое не просто болван-голова,
Но хуже гораздо: практически самоубийца!
Вы сущность женщины попробуйте поймите:
Перед лицом мужчины, в сплошном смущении
Она всегда нуждается в защите,
Но втайне мыслит лишь о нападении…
Задумчиво она идёт по улице,
Стройна, как синеглазый василёк.
Но всё сейчас в ней словно бы сутулится,
Сутулится душа, и взгляд сутулится,
И даже чувства съёжились в комок.
Идёт она, как в проклятое царство.
Где нет ни звёзд, ни пищи, ни воды.
И нет на свете, кажется, лекарства,
Чтоб вдруг её избавить от беды.
Но есть лекарство прочих посильней,
Которое помочь всегда готово,
Чтоб человек, известный только ей,
Который всех важнее и нужней,
Сказал одно-единственное слово…