Владимир Бенедиктов — В музеуме скульптурных произведений: Стих

Ага! — Вы здесь, мои возлюбленные боги!
Здорово, старики — сатиры козлогноги
И нимфы юные! Виновник нежных мук —
Амур — мальчишка, здесь, прищурясь, держит лук
И верною стрелой мне прямо в сердце метит,
Да нет, брат, опоздал: грудь каменную встретит
Стрела твоя; шалишь!.. над сердцем старика
Бессильна власть твоя. Смеюсь исподтишка
Коварным замыслам. — А, это ты Венера!
Какая стройность форм, гармония и мера!
Из рук божественных одною грудь прикрыв,
Другую наискось в полтела опустив,
Стоишь, богиня, ты — светла, лунообразна;
И дышишь в мраморе всей роскошью соблазна;
А там — в углу, в тени — полуземной урод
Любуется тобой, скривив беззубый рот,
А позади тебя, с подглядкой плутоватой,
Присел на корточки — повеса — фавн мохнатый.
А тут крылатые, в гирлянду сплетены
Малютки, мальчики, плутишки, шалуны:
Побочные сынки! прелюбодейства крошки!
Ручонки пухлые и скрюченные ножки,
Заброшенные вверх. — Задумчиво поник
Здесь целомудрия богини важный лик;
Смотрю и думаю, — и все сомненья боле:
Не зависть ли уж тут! Не девство поневоле!
Вот нимфы разные от пиндовых вершин:
Та выгнутой рукой склоняет свой кувшин
И льет незримою, божественную влагу;
Та силится бежать — и замерла — ни шагу!
Страсть догнала ее… Противиться нельзя!
Покровы падают с плеча ее скользя,
И разъясняются последние загадки, —
И мягки, нежны так одежд упавших складки,
Что ощупью рукой проверить я хочу,
Не горный ли виссон перстами захвачу;
Касаюсь: камень, — да!.. Нет все еще немножко
Сомнительно. — А как прелестна эта ножка!
Коснулся до нее, да страх меня берет…
Вот — вижу — Геркулес! Надулись мышцы, жилы;
Подъята палица… Я трус; громадной силы
Боюсь: я тощ и слаб — итак, прощай, силач,
Рази немейских львов! А я вприпрыжку, вскачь
Спешу к другим. Прощай! — А! Вот где, вот
Приманка!..
Сладчайшим, крепким сном покоится вакханка;
Под тяжесть головы, сронившей вязь венка,
В упругой полноте закинута рука;
В разбросе волосы объемлют выгиб шеи
И падают на грудь, как вьющиеся змеи;
Как в чувственности здесь ваятель стал высок!
Мне в мраморе сквозит и кровь, и гроздий сок.
А вот стоят в кусках, но и в кусках велики,
Священной пылью лет подернуты антики:
Привет вам, ветхие! — Кто ж это, кто такой
Стоит без головы, с отшибленной рукой?
У тех чуть держатся отшибленный ноги;
Там — только торс один. Изломанные боги!
Мы сходны участью: я тоже изможден,
Расшиблен страстию и в членах поврежден;
Но есть и разница великая меж нами:
Все восхищаются и в переломке вами,
Тогда как мне, — Увы! — сужден другой удел:
Не любовались мной, когда я был и цел.

И ты, Юпитер, здесь. Проказник! Шут потешник!
Здорово, старый бог! Здорово, старый грешник!
Здорово, старый чорт! — Ишь как еще могуч
Старинный двигатель молниеносных туч!
Охотник лакомый, до этих нимф прелестных!
Любил земное ты и в существах небесных.
Досель еще на них ты мечешь жадный взгляд.
Я знаю: ты во всех был превращаться рад
Для милых — в лебедя, что верно, помнит Леда,
Где надо — в юношу, в орла — для Ганимеда,
И высунув рога и утучнив бока,
Влюбленный ты мычал и в образе быка;
Бесстыдник! Посмотри: один сатир нескрытно
Смеется над тобой так сладко, аппетитно
(Забыто, что в руках властителя — гроза),
Смеется он; его прищурились глаза,
И расплылись черты так влажно, шаловливо,
В морщинке каждой смех гнездится так игриво,
Что каждый раз, к нему едва оборочусь, —
Я громко, от души, невольно засмеюсь.
Но — мне пора домой; устал я ноют ноги…
Как с вами весело, о мраморные боги!