Владимир Бенедиктов — Вход воспрещается: Стих

‘Вход воспрещается’ — как часто надпись эту
Встречаешь на вратах, где хочешь ты войти,
Где входят многие, тебе ж, посмотришь, нету
Свободного пути!

Там — кабинет чудес, там — редкостей палата!
Хотел бы посмотреть! Туда навезено
Диковин множество и мрамора, и злата, —
Пойдешь — воспрещено!

Там, смотришь, голова! Прекрасной мысли, знанья
Ты пробуешь ввести в нее отрадный свет —
Напрасно! Тут на лбу, как на фронтоне зданья,
Отметка: ‘Впуска нет’.

А там — храм счастия, кругом толпы народа,
Иные входят внутрь, ты хочешь проскользнуть,
Но стража грозная, стоящая у входа,
Твой заграждает путь.

Ты просишь, кланяясь учтиво и покорно,
Ногою шаркая, подошвою скользя:
‘Позвольте!’ — А тебе настойчиво, упорно
Ответствуют: ‘Нельзя’.

Нельзя! — И мне был дан ответ того же рода.
Нельзя! — И, сближены нам общею судьбой,
О Гебгардт, помнишь ли, тогда в волнах народа
Мы встретились с тобой?

‘Да почему ж нельзя? Проходят же другие!’ —
Спросили мы тогда, а нам гремел ответ:
‘Проходят, может быть, да это — не такие, —
Для вас тут места нет.

Вы — без протекции. Вы что? Народ небесный!
Ни знатных, ни больших рука вам не далась.
Вот если было бы хоть барыни известной
Ходатайство об вас!

Просили бы о вас пригожие сестрицы,
Колдунья-бабушка иль полновесный брат!
А то вы налегке летите, словно птицы, —
Назад, дружки, назад!’

‘Что делать? Отойдем! Нам не добиться счастья, —
Мы грустно молвили, — златой его венец
Нам, верно, не к лицу. Поищем же участья
У ангельских сердец!’

Идем. Вот женщина: открытая улыбка,
Открытое лицо, открытый, милый взгляд!
Знать, сердце таково ж… Приблизились — ошибка!
И тут ступай назад!

‘Вход воспрещается’, задернута завеса,
Дверь сердца заперта, несчастный не войдет,
А между тем туда ж какой-нибудь повеса
Торжественно идет.

Полвека ты дрожал и ползал перед милой,
Колени перетер, чтоб заслужить венец,
Молчал, дышать не смел, и вот — с последней силой
Собрался наконец.

‘Позвольте, — говоришь, — воздайте мне за службу!
Мой близок юбилей’. — ‘Не требуй! Не проси! —
Ответят. — Нет любви, а вот — примите дружбу!’
— ‘Как? Дружбу? — Нет, merci!

Не надо, — скажешь ты, — на этот счет безбедно
И так я жить могу в прохладной тишине,
Холодных блюд не ем, боюсь простуды, — вредно
Мороженое мне’.

Дивишься иногда, как в самый миг рожденья
Нам был дозволен вход на этот белый свет
И как не прогремел нам голос отверженья,
Что нам тут места нет.

Один еще открыт нам путь — и нас уважат,
Я знаю, как придет святая череда.
‘Не воспрещается, — нам у кладбища скажут, —

Пожалуйте сюда!’

На дрогах нас везут, широкую дорогу
Мы видим наконец и едем без труда.
Вот тут и ляжем мы, близ церкви, слава богу!..
Но нет — и тут беда!

И мертвым нам кричат: ‘Куда вы? Тут ограда;
Здесь место мертвецам большим отведено,
Вам дальше есть места четвертого разряда,
А тут — воспрещено!’