Владимир Бенедиктов — Пир: Стих

Крыт лазурным пышным сводом,
Вековой чертог стоит,
И пирующим народом
Он семь тысяч лет кипит.
В шесть великих дней построен
Он так прочно, а в седьмой
Мощный зодчий успокоен
В лоне вечности самой.
Чудно яркое убранство,
И негаснущим огнем
Необъятное пространство
Озаряется кругом.
То, взносясь на свод хрустальный,
Блещет светоч колоссальный;
То сверкает вышина
Миллионом люстр алмазных,
Морем брызг огнеобразных,
И средь бездны их одна,
Будто пастырь в группе стада,
Величавая лампада
И елейна, и ясна,
Светом матовым полна.
В блеске праздничной одежды
Здесь ликует сибарит;
Тут и бедный чуть прикрыт
Ветхим лоскутом надежды,
Мудрецы, глупцы, невежды, —
Всем гостям места даны;
Все равно приглашены.
Но не всем удел веселья,
Угощенье не одно;
Тем — отрава злого зелья,
Тем — кипящее вино;
Тот блестящими глазами
Смотрит сверху; тот — внизу,
И под старыми слезами
Прячет новую слезу.
Брат! Мгновенна доля наша:
Пей и пой, пока стоит
Пред тобою жизни чаша!
‘Пью, да горько’ — говорит.
Те выносят для приличья
Груз улыбки на устах;
Терны грустного величья
Скрыты в царственных венцах.
Много всякой тут забавы:
Там — под диким воплем славы
Оклик избранных имен,
Удостоенных огласки;
Там — под музыкой времен
Окровавленные пляски
Поколений и племен, —
Крики, брань, приветы, ласки,
Хор поэтов, нищий клир,
Арлекинов пестрый мир
И бесчисленные маски:
Чудный пир! Великий пир!

Ежечасны перемены:
Те уходят с общей сцены,
Те на смену им идут;
После праздничной тревоги
Гостя мирного на дроги
С должной почестью кладут.
Упоили, угостили,
Проводили, отпустили.
И недвижный, и немой,
Он отправился домой;
Чашу горького веселья
Он до капли осушил
И до страшного похмелья
Сном глубоким опочил;
И во дни чередовые
Вслед за ним ушли другие:
Остаются от гостей
Груды тлеющих костей.

Взглянешь: многие постыдно
На пиру себя ведут,
А хозяина не видно,
А невидимый — он тут.
Час придет — он бурей грянет,
И смятенный мир предстанет
Перед ним на грозный суд.