Константин Батюшков — Срубленное дерево: Стих

(Подражание Мелендецу)

Долины царь! о, древний вяз!
Где слава дней твоих зеленых?
Где листьев густота?— где тень, котора в оных
Скрывалась, притаясь,
И вдруг потом, дыша прохладой,
Служила в полдень нам отрадой?
Не слышно более, чтоб гордая твоя
Глава от ветров трепетала.
Ты здесь родился, взрос, вода сего ручья,
Охотну дань платя, твой корень орошала;
И зелень нежную лелеела, питала;
Но вскоре, возгордясь,
Бежал от мягкой ты постели;
Как будто бы земной стыдяся колыбели,
Распространясь
Над всеми в воздухе широко,
Подъял главу высоко!

Когда весна тебя озеленяла вновь,
И птички, чувствуя любовь,
Чтоб свить себе гнездо, кустарников искали;
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Тогда к тебе они стадами прилетали;
Садились по сучкам.
И там
Резвились, прыгали, шумели,
Любви всесильной гимны пели.
Едва с улыбкою румяная заря
Лучами первыми восток живописала,
Как, нетерпением горя,
С подругами к тебе пастушка прибегала.
Они тут пением своим,
Веселым, легким, стройным,
Предметам милым, дорогим,
Давали знать, что ждут их с сердцем беспокойным.
Под тенью скромною твоей,
От глаз ревнивых в удаленьи,
Любовники, тая огонь в душе своей,
Делили радость и мученьи!..
Ты видел, как иной страдал,
И рок свой проклинал немилосердый, злобный:
Иной надеялся,— страшился и — молчал.
Ты вздохов пламенных свидетель был безмолвный,
И все таинственной завесой покрывал

В полуденный час лета знойный
К тебе же приходил и загорелый жнец
(Имея на главе из васильков венец)
Вкушать отрадный сон покойный;
И, защитив себя от солнечных лучей,
Под густотой твоей,
На время забывал все горести, заботы.
Когда же наступал способный час работы,
С веселием в душе на нивы поспешал
Вязать колосья золотые
(Одни для жизни сей сокровища прямые!)
И пеньем радостным он труд свой услаждал.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Увы! небесный огнь лишил тебя навек
Одежды изумрудной,
И вскоре дровосек,
Свершивши подвиг трудный,
С секирой грозною в руках,
На брег низвергнет сей… О страх!
Я чувствую в душе невольно содроганье!..

Величественный, гордый вяз!
Прости, прости в последний раз!
Прости, листков твоих приятное шептанье,
И вы простите, имена,
На твердой сей коре рукой любви сплетенны.-
Одно мгновение!… и где остатки тленны?..
Ах! тщетно для тебя настанет вновь весна;
Ты умираешь с тем, чтоб ввек не возрождаться…
Уж члены все твои разбросаны в траве,
И возносившейся ко облакам главе
Во прахе суждено валяться!..
Теперь твой безобразный пень
Пугает только птиц; все мимо пролетают;
Пастушки с песнями нейдут к тебе под сень,
Но встречи тщательно с тобою избегают.
Лишь горлица одна, в отчаяньи, в тоске,
Лишась подруги сердцу милой,
Здесь сидя на песке,
С печалию твоей сливает глас унылой;
И эхо вдаль несет ее протяжный тон…
Я сам, величие твое воображая
И дни счастливые протекши вспоминая,
Со вздохом испускаю стон.

Жестокая тоска мятет меня, сражает;
Мне мнится, будто твой засохший пень вещает:
«Все гибнет! гибнет все!»… Так что ж такое жизнь?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .