Николай Гнедич — К П. А. Плетневу: Стих

Мой друг! себе не доверять —
Примета скромная питомца муз младого.
Так юные орлы, с гнезда слетев родного,
Полета к солнцу вдруг не смеют испытать;
Парят, но по следам отцов ширококрылых, —
Могучих гениев дерзая по следам,
Вверялся ты младым еще крылам,
Но в трудных опытах не постыдил их силы.
На что ж ты одарен сей силой неземной?
Чтоб смелое внушать другим лишь помышленье?
Чтоб петь великих душ победы над судьбой,
А первому бледнеть под первою грозой
И дать в певце узреть души его паденье?.
Мужайся, друг! главы под громом не склоняй,
Ознаменованной печатию святою;
Воюй с враждебною судьбою,
И гордым мужеством дух юный возвышай:
Муж побеждает рок лишь твердою душою.
Гордись, певец, высок певцов удел!
Земная власть его не даст и не отнимет.
Богатство, знатность, честь — могила их предел;
Но дара божия мрак гроба не обнимет.
Богач, склоняй чело пред Фебовым жрецом:
Он имя смертное твое увековечит,
И в мраке гробовом
Он дань тебе потомства обеспечит.
Что был бы гордый Меценат
Без песней Флакка и Марона?
В могилу брошенный из золотых палат,
Бесславный бы рыдал, бродя у Ахерона,
Рыдал бы он, как бедный дровосек,
Который весь свой темный век
Под шалашом свое оплакивает бедство,
Печальное отцов наследство!
И ты, богини сын, и ты, Пелид герой!
Лежал бы под землей немой,
Как смертный безыменный,
И веки долгие забвения считал,
Когда б пророк Хиоса вдохновенный
Бессмертием тебя не увенчал.

От муз и честь и слава земнородным.
Гордись, питомец муз, уделом превосходным!
Но если гений твой,
Разочарованный и небом нашим хладным,
И хладом душ, не с тем уж духом, славы жадным,
Глядит на путь прекрасный свой,
Невольно унывает
И крылья опускает,
Убийственным сомненьем омрачен,
Не тщетно ли вступил на путь опасный он?
Не тщетно ли себя ласкал венком поэта?
И молча ждет нельстивого ответа…
Мой друг, не от толпы и грубой и слепой
Владыка лиры вдохновенной
Услышит суд прямой
И голос истины священной,
И не всегда его услышит от друзей:
Слепые мы рабы слепых своих страстей;
Пристрастен, друг, и я к стихам друзей-поэтов;
Прощаю грешный стих за слово для души.
Счастлив, кто сам, страстей своих в тиши,
Пристрастье дружеских почувствует советов;
Сам поэтических судья грехов своих,
Марает часто он хваленый другом стих.
О! есть, мой друг, и опыт убеждает,
Есть внутренний у нас,
Не всеми слышимый, мгновенный, тихий глас:
Как верно он хулит, как верно одобряет!
Он совесть гения, таланта судия.
Счастлив, кто голос сей бессловный понимает;
Счастлив Димитриев: что у него друзья
В стихах превозносили,
То чувства строгие поэта осудили.
Любимцем муз уверен я,
Что наша совесть нам есть лучший судия.
Доверенность к друзьям, но не слепая вера.
Кто нашим слабостям из дружбы не ласкал?
А иногда — из видов, я слыхал.
«Быть может, юноша трубой Гомера
В России загремит, —
Тогда и я с потомством отдаленным
Жить буду именем, для рифмы в стих вмещенным.
Поклонник, друг певца, я буду ль им забыт!»
Вот для чего ничтожный Эполетов
Так набивается на дружество поэтов.
Кто жаждет в памяти людей
Оставить по себе след бытия земного,
Жизнь благородных дум и чувств души своей
Бессмертию предать могучим даром слова, —
Не от ласкательных друзей
Тот ожидай ответа,
Горит ли в нем священный огнь поэта;
Испытывай себя
Не на толпе слепой народа —
Есть беспристрастнейший поэтов судия,
Их мать, их первая наставница — природа.
Предстань перед лицо ея
В честь солнцева торжественного всхода,
Когда умытая душистою росой
Является со всей роскошной красотой
Бессмертно-юная природа,
Или в тот час, когда и ночь и тишина
Ленивым сном смыкает смертных очи:
Природа лишь под кровом ночи,
Как непорочная, прекрасная жена,
Любимцу тайные красы разоблачает.
Пусть гений твой природу вопрошает;
И если ты достойный неофит,
Она к тебе заговорит
Своим простым, но черни непонятным,
Красноречивейшим для сердца языком;
И если в сердце он откликнется твоем
Глубоким трепетом, душе поэта внятным;
И если по тебе внезапно пробежит
Священный холод исступленья,
И дух твой закипит
Живою жаждой песнопенья, —
Рукою смелою коснися струн немых:
Они огнем души зажгутся,
Заговорят, и от перстов твоих
Живые песни разольются.