Аполлон Григорьев — Паризина (из Байрона): Стих

I.

То часъ, когда изъ-за в?твей
Трель соловья дрожитъ звонч?й;
То часъ,— когда такъ звучно-тихъ
Влюбленный шопотъ устъ младыхъ;
И тихій в?тръ, и плескъ волны
Для слуха чуткаго полны
Какой-то музыки живой,
И каждый цв?тъ блеститъ росой,
И въ неб? зв?здъ сверкаетъ рой,
И синева воды темн?й,
И гуще мракъ въ с?ни в?твей,
И дымкой сводъ небесъ од?тъ.
То — полумракъ, то — полусв?тъ…
То часъ, какъ подъ закатъ дневной,
Прозрачной мглою заревой
Все будто флеромъ обвито;
То часъ, пока еще луной
Мерцанье сумерекъ не вовсе залито!

II.

Но не зат?мъ, чтобъ слушать водопадъ
Прокралась Паризина изъ палатъ;
Не съ т?мъ, чтобы гляд?ть на сводъ ночной
Синьора бродитъ въ тишин? н?мой,
И въ княжеской бес?дк? Эстовъ — врядъ
Она цв?товъ въ себя вдыхаетъ ароматъ.
И жадно слушаетъ не соловья она,
Хоть трепетнаго вся вниманія полна,
Какъ будто сказк? слухомъ отдана…
Вотъ шумъ шаговъ за чащею в?твей:
Бл?дн?ютъ щеки… сердца стукъ слышн?й…
Вотъ въ шелест? листовъ р?чь ясно раздалась…
Кровь снова прилила и грудь приподнялась!
Еще минута… близокъ срокъ…
Прошла — и онъ y милыхъ ногъ.

III.

И что для нихъ весь міръ кругомъ
Съ его движеньемъ, ночью, днемъ?
Вся жизнь и неба и земли
Для нихъ ничто въ блаженный мигъ;
И чужды, будто въ гробъ сошли,
Они всему: вблизи, вдали
Кругомъ… какъ будто кром? ихъ
Н?тъ на земл? другихъ живыхъ.
И дышатъ, и живутъ они
Одинъ другимъ — за вс?хъ одни!
Ихъ вздохи самые такимъ
Полны блаженствомъ, что разбить
Оно безуміемъ своимъ
Въ груди могло бы сердце имъ,
Когда бъ не краткій длилось мигъ.
Опасность, страхъ, позоръ, вина,—
Ничто не возмущаетъ ихъ
Тревожно-сладостнаго сна.
И кто жъ изъ насъ, кто страсти зналъ,—
Иль медлилъ, или трепеталъ
Въ подобный мигъ, иль думать могъ
О томъ, что кратокъ счастья срокъ?
Увы! и такъ оно пройдетъ
Скор?й, ч?мъ мысль родится въ насъ,
Что быстротеченъ счастья часъ,
Что св?тлый сонъ ужъ не придетъ.

IV.

И медленъ и тоскливъ ихъ взглядъ:
Они сп?шатъ и не сп?шатъ
Преступныхъ радостей пріютъ
Покинуть. Тщетны клятвы ихъ
И об?щанья встр?чъ другихъ:
Грызетъ ихъ мука, словно тутъ,
Теперь — разлуки в?чной мигъ!
Объятья, вздохи безъ конца…
Хотятъ, какъ будто навсегда
Сковавшись, замереть уста…
Ея прекраснаго лица
Прозрачный очеркъ весь облитъ
Сіяньемъ неба заревымъ:
И небо — Паризина мнитъ —
Гр?ха ихъ не отпуститъ имъ.
A съ неба строго такъ глядитъ
Судьею каждая зв?зда!
Объятья, вздохи безъ конца
Ихъ приковали бъ навсегда
Къ свиданья м?сту… но давно
Ждетъ Паризину с?нь дворца.
Урочный часъ — и суждено
Разстаться имъ: въ груди съ тоской,
Съ боязнью мрачно-ледяной,
Со вс?мъ, что сл?довать должно
За гр?шнымъ д?ломъ, за виной.

V.

Уходитъ Уго, чтобъ искать
На лож? одинокомъ сна
И по чужой жен? сгарать
Гр?ховнымъ жаромъ; a она
Главу преступную должна
Къ груди супруга приклонить…
Но сонъ ея — горячки сонъ,
Гр?ховныхъ чувствъ исполненъ онъ:
Ихъ обличаетъ жаръ ланитъ.
Она въ забвеньи страстныхъ грезъ
Лепечетъ громко имя то,
Котораго бы ни за что
И шопотомъ не произнесъ
Ея языкъ при св?т? дня.
Супруга жметъ къ груди она,
Полна мятежнаго огня…
A онъ, объятьемъ пробужденъ,
Блаженъ мечтою,— грезы сна,
И страстный вздохъ, и н?ги стонъ
Душой готовъ благословить
И слезы умиленья лить
О томъ, что и во сн? жена
Ему такъ страстно предана.

VI.

Онъ къ сердцу спящую прижалъ
И ловитъ смутный шопотъ словъ,
И слышитъ… Что жъ затрепеталъ
Князь Адзо, будто услыхалъ
Архангела посл?дній зовъ?
И правъ онъ… Приговоръ страшн?й
Ему едва ли прозвучитъ
И надъ могилой, какъ изъ ней
Гласъ судіи ему велитъ
Возстать, чтобъ в?къ уже не спать
И передъ в?чный тронъ предстать.
Да, правъ онъ… Миръ его земной
Единымъ звукомъ весь разбитъ:
Невнятный лепетъ р?чи той —
Ея вина и Адзо стыдъ!
И чье же имя?…
Раздалось
Оно въ ушахъ, какъ страшный стонъ
Волны, которою разбитъ
Челнокъ, и путникъ, на утесъ
Заброшенный, вновь погруженъ
Нав?ки въ хлябь морскихъ валовъ
И не воротится… Таковъ
Ударъ, который нанесенъ
Т?мъ именемъ душ? его…
И чье же имя?
Про кого
Не могъ бы грезить даже онъ!
То имя — Уго… сына той…
Любимой прежде… Сынъ родной,
Плодъ страсти, плодъ мятежныхъ л?тъ,
Минувшаго живой упрекъ,
Гр?хъ юныхъ дней, когда увлекъ
Онъ сердце Бьянки и об?тъ
Безжалостно нарушить могъ,
Об?тъ, когда-то данный ей,—
Дов?рчивой въ любви своей.

VII.

Кинжалъ извлекъ онъ изъ ножонъ,
Но трепетно въ ножны опять
Сталь хладная опущена…
Ее убить не въ силахъ онъ!
Пусть недостойна жить она,
Но — такъ прекрасна!… И притомъ,
Она съ улыбкой тихимъ сномъ
Забылась. Онъ не разбудилъ
Ея… a только устремилъ
На спящую онъ взглядъ такой,
Что еслибъ, пробудясь отъ сна,
Взглядъ этотъ встр?тила она,
Ее оледенилъ бы онъ
На в?чный, безпробудный сонъ.
У князя по челу течетъ,
Густыми каплями блестя
При св?т? лампы, хладный потъ ..
Она-жъ замолкла. Но хотя
Теперь безпечно спитъ она,
A жизнь ея изочтена!

VIII.

Заутра же — допросъ. Вины
Клятвопреступницы-жены
Улики хочетъ онъ собрать,
И отъ придворныхъ слышитъ самъ
Все, что страшился онъ узнать:
Свой несомн?нно-явный срамъ…
Себя одн?хъ хотятъ спасать
Ея сообщницы. Боязнь
Велитъ имъ все — вину, и казнь,
И стыдъ — лишь на нее слагать.
Утаекъ н?тъ. До мелочей
Раскрыто все, чтобъ былъ в?рн?й
Разсказъ; и больше ничего
Душ? измученной его
И слуху не осталось ждать,
И чувствовать, и узнавать…

IX.

Онъ не изъ т?хъ, перенести
Чтобъ могъ отсрочку мщенья… Вотъ
Въ сов?та зал?, посреди
Вельможъ, возс?въ на тронъ, зоветъ
Чету преступную на судъ
Владыка рода Эстовъ. Ихъ
Обоихъ скованныхъ влекутъ.
Такъ оба юны; такъ изъ сихъ
Виновныхъ дивно хороша
Одна… и какъ, Спаситель мой,—
Какой судьбой,
Въ ц?пяхъ и тяжело дыша,
Передъ отцомъ зд?сь сынъ родной
Стоитъ, какъ предъ судьей?
Предъ властелиномъ Уго зд?сь;
И гн?въ его изв?дать весь
И слышать приговоръ
Изъ устъ отцовскихъ долженъ онъ…
Но пусть защиты онъ лишенъ
И пусть въ ц?пяхъ… До этихъ поръ
Его языкъ былъ н?мъ, a взоръ
Лишь гордый выражалъ укоръ.

X.

Тиха, безмолвна и бл?дна
Передъ судомъ стоитъ она…
Какъ взглядъ очей ея живыхъ,
То говорливыхъ, то н?мыхъ
И н?ги полныхъ, вдругъ поблекъ!…
Еще вчера, горя огнемъ,
Своихъ лучей блестящій токъ
Онъ разливалъ на все кругомъ.
Еще вчера свое копье
Готовъ былъ каждый за нее
Изъ знатныхъ рыцарей сломать,
Когда бъ лишь взоромъ повела…
Еще вчера перенимать
Ея улыбки, тонъ р?чей
Готова каждая была
Красавица, чтобъ подражать
Владычиц? своей.
Когда бъ въ очахъ ея печаль
Туманной влагой разлилась,
Нав?рно не одна бы сталь
Для отомщенья извлеклась
Тому, кто взоръ ея въ т? дни
Могъ омрачить хотя на мигъ.
A нын? кто она для нихъ,
Кто нын? для нея они?
Теперь — властна ль она вел?ть?
Возможно ль имъ на зовъ лет?ть?
И равнодушны, и молчатъ
Они, и клонятъ долу взоръ,
Сложивши руки, иль таятъ
Вражду, презр?нье и укоръ
Въ движеньи губъ, въ усм?шк? злой…
О, Паризина! вотъ твой дворъ!
A онъ, a тотъ… избранникъ твой,
Чей мечъ недавно ждалъ однихъ
Полу-вел?ній глазъ твоихъ…
Онъ, кто,— свободенъ будь на мигь,—
Твою свободу бъ искупилъ
Иль въ битв? голову сложилъ?…
Жены отца любовникъ, онъ,—
Такъ, какъ и ты, обремененъ
Ц?пями тяжкими,— не зритъ,
Какъ влага слезъ твой взоръ мутитъ,—
Слезъ, проливаемыхъ тобой
За жребій друга, не за свой…
И в?ки н?жныя твои,
По коимъ тонкіе ручьи —
Извивы жилокъ разлились
Всей темной синевою струй,
Маня уста на поц?луй,
Какъ будто налиты свинцомъ,
Не ос?няютъ — давятъ взглядъ:
Подъ ними слезы лишь кипятъ
И накипая — бьютъ ключомъ.

XI.

И онъ… онъ плакалъ бы о ней,
Безъ этихъ сотенъ глазъ людскихъ,
Сл?дящихъ зорко ихъ двоихъ…
Но тутъ, передъ толпой людей,
Его печаль,— какъ ни была
Тяжка,— какъ будто замерла!
И сердца Уго тайныхъ мукъ
Не выдалъ ни единый звукъ…
Лишь на нее одну взглянуть
Боится онъ, чтобъ не вздрогнуть.
Воспоминанья прожитыхъ
Мгновеній… преступленье ихъ…
Любовь ихъ… правый гн?въ отца,
Проклятье вс?хъ людей честныхъ…
Казнь зд?сь — и въ неб? судъ Творца…
Ея погибель и позоръ!…
На смертно-бл?дное чело
Подруги хоть единый взоръ
Какъ могъ бы нын? кинуть онъ?
За все имъ сд?ланное зло
Въ немъ грозно поднялся бъ укоръ
И вылился въ ужасный стонъ.

XII.

И началъ князь:
«Еще вчера
Былъ гордъ я сыномъ и женой;
Сегодня съ утренней зарей
Мой сонъ разс?янъ. До утра,
До завтра не пройдетъ,— ни той
И ни другого y меня
Не будетъ. Жизнь свою до дня
Кончины буду я влачить
Одинъ… Да будетъ, такъ и быть!
Зд?сь никого,— ув?ренъ въ томъ,—
Н?тъ, кто бъ иначе поступить
На м?ст? могъ моемъ.
Союзъ разорванъ… и не мной…
Опять скажу я: такъ и быть!
Внемлите жъ судъ правдивый мой:
Тебя священникъ, Уго, ждетъ;
Зат?мъ — за гр?хъ разсчетъ.
Ступай, молися небесамъ!
Быть можетъ, и прощаютъ тамъ;
Но м?ста н?тъ обоимъ намъ
Зд?сь на земли,
Гд? бъ вм?ст? двое мы могли
Хотя единый часъ дышать…
Прощай же… Не увижу я,
Какъ будешь умирать…
Но ты, коварная зм?я,
Ты будешь зр?ть — клянуся въ томъ —
Его главу подъ топоромъ!
Иди, развратная жена!
Не я, но ты, лишь ты вина
Убійства. Мучься жъ, a потомъ
Живи, коль можешь пережить…
Тебя я не хочу казнить!»

XIII.

И тутъ суровый князь закрылъ
Лицо, зат?мъ, что вдоль чела
Пошли сл?ды столь р?зкихъ жилъ,
Какъ будто къ мозгу прилила
Вся кровь. И онъ, угрюмъ и н?мъ,
Склонился на руки главой,
Чтобы не выдать предъ толпой
Своихъ мученій. Между т?мъ
Окованныя приподнялъ
Преступникъ руки — и просилъ
Онъ слова краткаго. Молчалъ
Князь Адзо, но не воспретилъ,—
И Уго такъ заговорилъ:
«Смерть не страшитъ меня. Видалъ
Не разъ ты, какъ, летя на бой,
Врывался вм?ст? я съ тобой
Въ ряды безчисленныхъ враговъ…
И попрекнуть мечъ добрый мой,
Который y меня отъятъ
Усердіемъ твоихъ рабовъ,
Нельзя въ безд?йствіи. Наврядъ
С?кир? палача пролить
Такъ много крови, какъ моей
Рукой, на служб? бывъ твоей,
Крови враговъ твоихъ пролить
Я усп?валъ въ единый бой.
«Тобой дана — и пусть тобой
Возьмется нын? жизнь моя,—
Даръ, за который много я
Не въ силахъ благодарнымъ быть…
Я никогда не могъ забыть
Позора матери, стыда
И смерти… Помнилъ я всегда
И срамъ рожденья… И однимъ
Насл?дьемъ было то моимъ…
Давно она въ могил? спитъ…
Я, сынъ ея, соперникъ твой,
Твой сынъ,— туда же на покой
Сойду за ней; но обличитъ
Ея безрадостный конецъ,
Глава, на плах? нын? мной
Сложенная,— какъ н?женъ былъ
Любовникъ, какъ любилъ отецъ!

«Пускай тебя я оскорбилъ,
Но — зло за зло… Увы! она,
Твоя законная жена,—
Та жертва новая страстей
Твоихъ и гордости твоей,—
Ты помнишь,— мн? обручена
Была давно… Ты это зналъ!
Ея красы ты возжелалъ…
Своимъ же собственнымъ гр?хомъ,
Рожденья моего пятномъ
Меня унизилъ ты предъ ней,
Какъ недостойнаго назвать
Ее нев?стою своей…
Зат?мъ, что имя я не могъ
Носить твое и возс?дать
На трон? Эстовъ!… Но когда бъ
Еще прожить судилъ мн? Богъ,
Блескъ славы Эстовъ былъ бы слабъ
Предъ блескомъ т?мъ, который самъ
Стяжалъ бы я…
Я мечъ им?лъ; душа моя
Была способна къ небесамъ
Вершину древа моего
Поднять и Эстовъ родъ затмить
Величьемъ царственнымъ его…
Чтобъ шпоры рыцаря носить
Достойно — знатнымъ мало быть…
Мои же шпоры въ смертный бой
Предъ всей вельможною толпой
Стремили моего коня,
И мчалъ ретивый конь меня,
И громко несся по полямъ
Мой кличъ: «Домъ Эстовъ — смерть врагамъ!»

«Я преступленье не ищу
Оправдывать, и не хочу
Пощаду вымолить себ?,
И не прошу, чтобы судьб?
Самой оставилъ ты скосить
Остатокъ,— б?дный, можетъ быть,—
Мн? предназначенныхъ годовъ.
Да и зач?мъ? Безумныхъ словъ
Не повторить, не возвратить!
Но пусть и низокъ родомъ я,
Пускай позоръ на мн? лежитъ,
Пусть родовая спесь твоя
Меня признать сочла бъ за стыдъ…
Въ моихъ чертахъ легко узнать
Отца черты — твою печать.
И все твое въ душ? моей:
Твоя неукротимость въ ней,
Твои… но что жъ трепещешь ты
Во мн? узнать свои черты?…
Твои он? — моя рука,
Которая, какъ сталь, кр?пка,
Моя душа — вся изъ огня…
Ты мн? не жизнь лишь подарилъ,—
Себя ты перелилъ въ меня!
Смотри жъ на плодъ гр?ховный свой
И казнись т?мъ, что породилъ
Ты сына, сходнаго съ тобой!…
Не выкидышъ по духу я:
Душ? подобная твоей,
Не терпитъ узъ душа моя.
A жизнь, a даръ мгновенный сей,
Который нын? ты судилъ
Отнять,— ты знаешь,— я ц?нилъ
Не больше, ч?мъ ц?нилъ ты самъ,
Когда бывало, свой шеломъ
Надвинешь ты, и, конь съ конемъ,
По мертвымъ вражескимъ т?ламъ
Мы мчимся съ дерзостнымъ челомъ.

«И пусть что было — то прошло,
И пусть грядущее могло
Лишь прошлому подобно быть…
A все мн? жаль, что жизни нить
Судьба не порвала тогда!
Хоть матери моей стыда
Виновникъ — ты; хотя вс?хъ золъ
Причина — ты; хоть подъ в?нецъ
Мою нев?сту ты повелъ,—
Я чувствую: ты мой отецъ!
И приговоръ суровый твой,—
Онъ правъ, хоть изреченъ тобой.
Зачатъ въ гр?х?, позорно я
Умру на плах?: жизнь моя
Окончится, какъ началась…
Гр?шилъ отецъ — и сынъ гр?шилъ!
Во мн? одномъ обоихъ насъ
Ты нын? право осудилъ.
Мой гр?хъ въ глазахъ толпы людской
Тяжеле: Божій судъ — иной!»

XIV.

Окончилъ — и спокойно сталъ,
На грудь сложивши руки, онъ;
И какъ-то страшно прозвучалъ
Ц?пей тяжелыхъ р?зкій звонъ.
И не было ни одного
Изъ окружавшихъ тронъ вождей,
До сердца бъ не проникъ чьего
Глухой и мрачный звонъ ц?пей…
На роковую красоту
Жены-преступницы, на ту
Причину казни и вины,
Вновь взоры вс?хъ устремлены!
Какъ приметъ — каждый знать желалъ —
Казнь совиновника она…
Она же, зла всего вина,
Межъ т?мъ стояла, я сказалъ,
Тиха, безмолвна и бл?дна…
A взглядъ ея недвиженъ былъ,
Но былъ открытъ. Ни разу онъ,
Казалось, не былъ обращенъ
На что нибудь — и не бродилъ
По сторонамъ; и в?ки глазъ
Ея прелестныхъ хоть бы разъ
Сомкнулись,— т?нію своей
Хоть разъ прикрыли бъ блескъ очей!
Н?тъ! обвивали, какъ кружки,
Своею страшной б?лизной
Они лазурные зрачки.
Стеклянно-хладенъ, н?мъ и дикъ
Былъ взглядъ ея передъ толпой.
Казалось, будто ледъ проникъ
Въ ея свернувшуюся кровь.
Слеза являлась лишь порой…
И, медленно скопившись, вновь
Изъ-подъ каймы р?сницъ густыхъ
Катилась крупная слеза.
Лишь тотъ, кто вид?лъ, тотъ постигъ
Что это было… Слезъ такихъ
Людскіе на земл? глаза,
Казалось вс?мъ, не могутъ лить.
Хот?ла что-то говорить
Она… Глухой, неясный звукъ
Гортань сухая издала…
И въ звук? томъ слышна была
Вся тягость безконечныхъ мукъ.
Замолкъ онъ… Что-то ей опять
Хот?лося потомъ сказать,—
И голосъ слышался, но онъ
Излился только въ долгій стонъ…
И пала на землю она,
Какъ тяжкій камень, какъ порой
Съ подножья мраморъ — ликъ живой.
Увы, не Адзо то жена,
Сей трупъ бездушный и н?мой:
Надгробный памятникъ скор?й,
Надгробный памятникъ надъ ней,
Надъ ней, кого, какъ жало, страсть
Язвила и къ гр?ху влекла,—
Надъ ней, которая упасть
До преступленія могла
И посрамленья не снесла!…
A все жива еще она.
И къ тяжкимъ мукамъ бытія
Вновь слишкомъ скоро призвана
Отъ полусмерти забытья…
Но б?дный разумъ… Напряглись
Въ ней фибры чувствъ и порвались…
И въ помутившемся отъ мукъ
Мозгу все въ хаос? слилось!
Какъ отъ дождя размокшій лукъ,
Который стр?лы мечетъ вкось,
Безсвязно дикія, какъ сонъ,
Рождать лишь можетъ мысли онъ.
Пустое, б?лое пятно —
Для ней прошедшее; черно
Грядущее: едва видна
Стезя въ немъ, да и та темна,
Какъ путнику, что въ часъ ночной
Тропинки вынужденъ искать,
Чуть осв?щаемой грозой.
Она боялась… Понимать
Могла, что ей на душу зло
Теперь какое-то легло,
Какъ камень, хладно, тяжело.
Что былъ тутъ гр?хъ, и срамъ тутъ былъ,
Что кто-то скоро тутъ умретъ…
Ho — кто?… забыла… Приходилъ
Вопросъ ей: что — она живетъ,
Иль н?тъ? Земля ли подъ стопой?
Надъ нею небо ли?… Кругомъ
То люди ль собрались толпой?
Иль демоновъ проклятыхъ рой,
Съ какимъ-то злобнымъ торжествомъ,
Глядитъ на ту, которой взоръ
Привыкъ досель встр?чать кругомъ
Сочувствіе, a не укоръ?
И все подобно стало тьм?
Въ ея блуждающемъ ум?.
Боязнь, надежды — все слилось
Въ непроницаемый хаосъ…
То см?хъ, то слезы — и равно
Во всемъ безуміе одно!
Въ тяжелый, судорожный сонъ
Ея разсудокъ погруженъ…
Его на помощь тщетно звать,
И пробужденья долго ждать!

XV.

Монастыря колокола
Гудятъ, звонятъ,
Сливаясь въ гулъ глухой;
На старой башн?, прямой какъ стр?ла,
Медленно, тяжко, впередъ и назадъ
Качаясь, ревутъ, какъ жалобный вой.
Тоску на сердце наводитъ ихъ звонъ…
Но, чу! раздался и гимнъ похоронъ,
Торжественно-мраченъ, унылъ…
Поминки по томъ, кто на св?т? отжилъ
Иль скоро отжить осужденъ…

За душу гр?шника летятъ
Молитвы къ небесамъ…
Колокола вс?мъ з?вомъ гудятъ,
Курится ?иміамъ…
Для гр?шной души настаетъ
Тяжелый мигъ конца…
Чье сердце отъ жалости зд?сь не дрогнетъ?…
Къ ногамъ монаха, святого отца,
Онъ на землю сырую кол?ни склонилъ.
И плаха предъ нимъ, и стража дворца
Кругомъ обступила ее…
И палачъ рукава засучилъ,
Чтобъ в?рн?е ударъ его былъ,
И смотритъ: остро ль топора лезвіе…
И пробуя, машетъ своимъ топоромъ…
И безмолвной и т?сной толпою народъ
Стекается вид?ть, какъ сынъ умретъ,
Роднымъ казнимый отцомъ.

XVI.

A вечеръ н?гой напоенъ,
Кругомъ все блещетъ и цв?тетъ;
И, покидая небосклонъ,
Какъ бы въ насм?шку солнце льетъ
Струи роскошн?йшихъ лучей
На этотъ мрачный день скорбей.
Вечернимъ св?томъ облило
Оно преступника чело
Въ тотъ мигъ, когда, склонясь во прахъ,
Смиренно предъ отцомъ святымъ,
Онъ въ сокрушеньи передъ нимъ
Кончаетъ испов?дь въ гр?хахъ;
Лобзаетъ крестъ — святой символъ —
И отпущенія глаголъ,
Могущій душу,— сколь она
Гр?хомъ ни будь осквернена,—
Отъ смертныхъ пятенъ вс?хъ омыть
И паче сн?га уб?лить,
Глаголъ прощенья, неба зовъ
Благогов?йно внять готовъ.
Играетъ солнце въ этотъ мигъ
Вс?мъ золотомъ лучей своихъ —
И на глав?, склоненной въ прахъ,
И на каштановыхъ кудряхъ,
На шею падающихъ; но
Особенно блеститъ оно
Злов?ще-яркой полосой
На глади топора стальной…
Ужасенъ смертнымъ смерти мигъ!
И въ души зрителей проникъ
Смертельный хладъ… Пусть каждый зналъ,
Что гр?хъ ужасный совершенъ,
Что правъ карающій законъ,
Но всякъ невольно задрожалъ…

XVII.

Мольбы посл?днія скончалъ
Преступный сынъ, жены отца
Любовникъ дерзкій; досказалъ
Гр?хи, какіе только зналъ,
И пробилъ часъ его конца,
И настаетъ посл?дній мигъ!
Снимаютъ плащъ съ него долой.
И прядь кудрей его густыхъ
Палачъ презр?нною рукой
Уже схватилъ… Еще одна
Минута — пала въ прахъ она!
Въ гробъ не возьметъ онъ ничего:
Ни т?хъ убранствъ, въ какія онъ
Былъ такъ роскошно облеченъ,
Ни даже шарфа своего,
Что Паризиной подаренъ…
Съ него одежда сорвана…
Повязка взоръ закрыть должна…
Но н?тъ! Его ли гордый взоръ
Подобный вынесетъ позоръ?
И чувства, что казались въ немъ
Затихшими,— проснулись вновь;
И закип?ла въ немъ вся кровь
Негодованія огнемъ,
Когда глаза ему платкомъ
Палачъ собрался повязать,—
Какъ будто бъ съ смертью незнакомъ
Онъ былъ, и прямо ей взирать
Въ лицо издавна не привыкъ!…
«Н?тъ! пусть ц?пями связанъ я,
Пусть вамъ и жизнь и кровь моя
Обречены,— посл?дній мигъ
Съ открытымъ взоромъ встр?чу я.
Рази»! И лишь проговорилъ,—
На плаху самъ главу склонилъ…
И были Уго то слова
Посл?днія: «Рази!».. Взмахнулъ
Палачъ рукой, топоръ сверкнулъ —
И покатилась голова.
И, рухнувъ, трупъ кровавый палъ
На землю тяжко; поб?жалъ
Изъ туловища крови токъ
И напоилъ, какъ дождь, песокъ…
Мигнули судорожно разъ
И два — но быстро в?ки глазъ;
На мигъ раскрылися уста
И затворились навсегда…
Онъ умеръ такъ, какъ умирать
Вс?мъ гр?шнымъ надо пожелать:
Безъ шума и безъ хвастовства!
Онъ покаянныя слова
Читалъ смиренно; врачевства
Духовнаго не отвергалъ,
Не впалъ въ отчаянія гр?хъ:
У ногъ пріора преклоненъ,
Вполн? былъ сердцемъ отр?шенъ
Онъ отъ земныхъ желаній вс?хъ!…
Отецъ разгн?ванный, она,
Его любовь — гр?ха вина…
Что было тутъ ему до нихъ?
Ни стоновъ ропота глухихъ
На тяжкій приговоръ судьбы,
Ни помысловъ о чемъ иномъ,
Какъ лишь о мір? неземномъ,—
Ни слова,— кром? словъ мольбы
Да т?хъ невольныхъ краткихъ словъ,
Когда спокойно былъ готовъ
Онъ топора ударъ принять —
Словъ, чтобы дали умирать
Ему съ открытымъ взоромъ,— сихъ
Прощальныхъ словъ его однихъ!…

XVIII.

Какъ смертью сжатыя уста,—
Грудь каждаго въ толп? н?мой
Была для вздоховъ заперта…
Но электрической струей
Холодной дрожи токъ по всей
Толп? сплотившейся людей
Переб?жалъ,
Когда ударъ смертельный палъ
И пор?шило лезвіе
На в?къ любовь и бытіе
Того, кто отжилъ въ этотъ мигъ…
Поднялся вздохъ, но подавленъ
Въ груди насильно каждымъ, онъ,
Едва родившійся, затихъ.
Не слышались ни шумъ, ни стонъ;
Лишь топора о плаху стукъ
Злов?ще-глухо раздался.
Но больше — ничего…
Лишь звукъ
Еще… онъ р?зко разлился
Въ безмолвномъ воздух?,— какъ крикъ
Пронзителенъ, безумно дикъ,
Какъ матери ужасный стонъ
Надъ пораженнымъ смертью вдругъ
Дитей,— прор?залъ воздухъ онъ,
Сей дикій вопль незд?шнихъ мукъ:
Онъ изъ р?шетчатыхъ оконъ
Дворца — н?мую тишь проникъ
И къ небу поднялся тотъ крикъ
Отчаянный… И обратилъ
Невольно каждый взоръ туда,
Но тщетно… Стихло… Только былъ
То женскій крикъ — и никогда
Изъ груди мукъ душевныхъ боль
Не вырывала вопля столь
Безумнаго. Кто услыхалъ
Сей стонъ,— тотъ в?рно пожелалъ
Изъ состраданья, чтобы онъ
Былъ смертный — этотъ страшный стонъ!.

XIX.

Палъ Уго, и съ минуты сей
Его печальнаго конца,—
Ни въ залахъ мраморныхъ дворца,
Ни въ темной зелени аллей
Не видно Паризины. Сл?дъ
Ея пропалъ — и слуху н?тъ
Нигд? ужъ бол?е о ней…
И даже имя то ничей
Языкъ промолвить не дерзалъ,
Какъ бы одно изъ словъ такихъ,
Какія изъ бес?дъ людскихъ
Нав?ки — или страхъ изгналъ,
Иль чувство изгнало стыда.
Отъ князя жъ Адзо никогда
Никто ни разу не слыхалъ
Ни сына, ни жены именъ.
Никто не зналъ гробницы ихъ.
Былъ за оградой м?стъ святыхъ
Ихъ праху уголъ отведенъ.
По крайней м?р? такъ зарытъ
Былъ рыцарь. Паризины рокъ
Глубокой тайною покрытъ,
Какъ прахъ доскою гробовой…
Стяжала ль тягостнымъ путемъ,
Слезами, бд?ньями, постомъ
Она въ обители святой
Прощенье неба?… Ножъ иль ядъ
Прес?кли дни ея?… Молчатъ
Преданія. Иль, можетъ быть,
Безъ долгихъ пытокъ жизни нить
Ея мгновенно порвалась
И грудь отъ мукъ разорвалась
При взмах? топора,— едва
Скатилась Уго голова…
Но какова бы ни была
Ея кончина,— умерла
Она печально, какъ жила!

XX.

И князь женился на другой,
И окруженъ подъ старость былъ
Онъ добрыхъ сыновей толпой;
Но не былъ ни одинъ изъ сихъ
Сыновъ столь доблестенъ и милъ,
Какъ тотъ, кто тл?лъ въ земл? сырой;
Иль если были — доблесть ихъ
Холодный взоръ не прим?чалъ:
A прим?чалъ, такъ подавлялъ
Родитель вздохъ въ груди своей…
Но слезъ y князя никогда
Не вырывалось изъ очей.
И никогда его уста
Не озарялись ужъ потомъ
Улыбки радостнымъ лучомъ.
Его высокое чело
Изрыли тяжкихъ думъ сл?ды —
Морщины… Горе провело
До срока эти борозды
Горячимъ плугомъ. Для всего
Онъ отжилъ навсегда; равно
Для радостей и для скорбей.
Ему въ грядущемъ ничего
Не оставалося давно,—
Лишь разв? длинный рядъ ночей
Безъ сна и рядъ тяжелыхъ дней,
Да равнодушіе одно
Къ хвал? или хул? людской…
Его душа давно б?жать
Хот?ла бъ отъ себя самой,
Но покориться не могла
Судьб? своей,— a забывать
Способна не была;
Она всегда, въ тотъ даже мигъ,
Когда, казалось, тишина
Въ ней водворялася,— полна
Была обычныхъ думъ своихъ,
Думъ напряженныхъ, мрачныхъ, злыхъ…
Такъ льда густой и твердый слой
Покроетъ лишь поверхность водъ,—
Неудержимо токъ живой
Подъ хладною корой течетъ
И течь не можетъ перестать…
Духъ Адзо такъ же волновать
Не преставалъ обычный токъ
Печальныхъ думъ: источникъ ихъ
Былъ слишкомъ силенъ и глубокъ,
Чтобы, какъ память дней былыхъ,
Изсякнуть. Тщетно мы хотимъ
Разливъ сердечныхъ волнъ унять;
Вов?ки не изсякнуть имъ —
И возвращаются опять
Потоки слезъ непролитыхъ
Къ источнику — и тамъ на дн?
Кипятъ въ душевной глубин?…
И пусть никто не видитъ ихъ,
Т?хъ слезъ непролитыхъ,— он?,
На сердце падая, опять
Скопляются и т?мъ сильн?й,
Ч?мъ бол?е въ груди своей
Мы силимся ихъ подавлять…
Истерзанъ внутренней тоской,
Воспоминаньями о т?хъ,
Кого казнилъ за тяжкій гр?хъ,
Страдая сердца пустотой,
Ненаполнимой ни на мигъ,
И безъ надежды встр?тить ихъ
Хоть за пред?лами земли,
При всемъ сознаніи, что онъ
Свершилъ свой судъ, какъ самъ законъ,
Что сами гибель навлекли
Они на голову себ? —
Былъ князь подъ старость обреченъ
Тоск?, мученьямъ и борьб?…
Могучій дубъ, когда порой
Суки испорченныхъ в?твей
Подр?жетъ опытной рукой
Садовникъ бережно,— сильн?й
Раскинется подъ небеса…
Но если въ б?шенств? гроза
Нежданно в?тви опалитъ,—
Н?мой развалиной стоитъ
И сохнетъ сумраченъ и голъ
В?твей нав?къ лишенный стволъ.

RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...