«Веди меня, пустыни житель,
?Святой анахорет;
Близка желанная обитель;
?Приветный вижу свет.
Устал я: тьма кругом густая;
?Запал в глуши мой след;
Безбрежней, мнится, степь пустая,
?Чем дале я вперед».
«Мой сын (в ответ пустыни житель),
?Ты призраком прельщен:
Опасен твой путеводитель —
?Над бездной светит он.
Здесь чадам нищеты бездомным
?Отверзта дверь моя,
И скудных благ уделом скромным
?Делюсь от сердца я.
Войди в гостеприимну келью;
?Мой сын, перед тобой
И брашно с жесткою постелью
?И сладкий мой покой.
Есть стадо… но безвинных кровью
?Руки я не багрил:
Меня творец своей любовью;
?Щадить их научил.
Обед снимаю непорочный
?С пригорков и полей;
Деревья плод дают мне сочный,
?Питье дает ручей.
Войди ж в мой дом — забот там чужды;
?Нет блага в суете:
Нам малые даны здесь нужды;
?На малый миг и те».
Как свежая роса денницы,
?Был сладок сей привет;
И робкий гость, склоня зеницы,
?Идет за старцем вслед.
В дичи глухой, непроходимой
?Его таился кров —
Приют для сироты гонимой,
?Для странника покров.
Непышны в хижине уборы,
?Там бедность и покой;
И скрыпнули дверей растворы
?Пред мирною четой.
И старец зрит гостеприимный,
?Что гость его уныл,
И светлый огонек он в дымной
?Печурке разложил.
Плоды и зелень предлагает
?С приправой добрых слов;
Беседой скуку озлащает
?Медлительных часов.
Кружится резвый кот пред ними;
?В углу кричит сверчок;
Трещит меж листьями сухими
?Блестящий огонек.
Но молчалив, пришлец угрюмый;
?Печаль в его чертах;
Душа полна прискорбной думы;
?И слезы на глазах.
Ему пустынник отвечает
?Сердечною тоской.
«О юный странник, что смущает
?Так рано твой покой?
Иль быть убогим и бездомным
?Творец тебе судил?
Иль предан другом вероломным?
?Или вотще любил?
Увы! спокой себя: презренны
?Утехи благ земных;
А тот, кто плачет, их лишенный,
?Еще презренней их.
Приманчив дружбы взор лукавый:
?Но ах! как тень, вослед
Она за счастием, за славой,
?И прочь от хилых бед.
Любовь… любовь, Прелест игрою
?Отрава сладких слов,
Незрима в мире; лишь порою
?Живет у голубков.
Но, друг, ты робостью стыдливой
?Свой нежный пол открыл».
И очи странник торопливый,
?Краснея, опустил.
Краса сквозь легкий проникает
?Стыдливости покров;
Так утро тихое сияет
?Сквозь завес облаков.
Трепещут перси; взор склоненный;
?Как роза, цвет ланит…
И деву-прелесть изумленный
?Отшельник в госте зрит.
«Простишь ли, старец, дерзновенье,
?Что робкою стопой
Вошла в твое уединенье,
?Где бог один с тобой?
Любовь надежд моих губитель,
?Моих виновник бед;
Ищу покоя, но мучитель
?Тоска за мною вслед.
Отец мой знатностию, славой
?И пышностью гремел;
Я дней его была забавой;
?Он все во мне имел.
И рыцари стеклись толпою:
?Мне предлагали в дар
Те чистый, сходный с их душою,
?А те притворный жар.
И каждый лестью вероломной
?Привлечь меня мечтал…
Но в их толпе Эдвин был скромный;
?Эдвин, любя, молчал.
Ему с смиренной нищетою
?Судьба одно дала:
Пленять высокою душою;
?И та моей была.
Роса на розе, цвет душистый
?Фиалки полевой
Едва сравниться могут с чистой
?Эдвиновой душой.
Но цвет с небесною росою
?Живут единый миг:
Он одарен был их красою,
?Я легкостию их.
Я гордой, хладною казалась;
?Но мил он втайне был;
Увы! любя, я восхищалась,
?Когда он слезы лил.
Несчастный! он не снес презренья;
?В пустыню он помчал
Свою любовь, свои мученья —
?И там в слезах увял.
Но я виновна; мне страданье;
?Мне увядать в слезах;
Мне будь пустыня та изгнанье,
?Где скрыт Эдвинов прах.
Над тихою его могилой
?Конец свой встречу я —
И приношеньем тени милой
?Пусть будет жизнь моя».
«Мальвина!» — старец восклицает,
?И пал к ее ногам…
О чудо! их Эдвин лобзает;
?Эдвин пред нею сам.
«Друг незабвенный, друг единый!
?Опять, навек я твой!
Полна душа моя Мальвиной —
?И здесь дышал тобой.
Забудь о прошлом; нет разлуки;
?Сам бог вещает нам:
Всё в жизни, радости и муки,
?Отныне пополам.
Ах! будь и самый час кончины
?Для двух сердец один:
Да с милой жизнию Мальвины
?Угаснет и Эдвин».