Пожары над страной всё выше, жарче, веселей,
 Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа,
 Но вот Судьба и Время пересели на коней,
 А там — в галоп, под пули в лоб, —
 И мир ударило в озноб
 От этого галопа.
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
 А мы летели вскачь — они за нами влёт,
 Расковывались кони — и горячие подковы
 Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдёт.
Увёртливы поводья, словно угри,
 И спутаны и волосы, и мысли на бегу,
 А ветер дул — и расплетал нам кудри,
 И распрямлял извилины в мозгу.
Ни бегство от огня, ни страх погони — ни при чём,
 А — Время подскакало, и Фортуна улыбалась,
 И сабли седоков скрестились с солнечным лучом;
 Седок — поэт, а конь — Пегас,
 Пожар померк, потом погас,
 А скачка разгоралась.
Ещё не видел свет подобного аллюра —
 Копыта били дробь, трезвонила капель.
 Помешанная на крови слепая пуля-дура
 Прозрела, поумнела вдруг — и чаще била в цель.
И кто кого — азартней перепляса,
 И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет,
 А ветер дул, с костей сдувая мясо
 И радуя прохладою скелет.
Удача впереди и исцеление больным.
 Впервые скачет Время напрямую — не по кругу.
 Обещанное завтра будет горьким и хмельным…
 Легко скакать — врага видать,
 И друга тоже… Благодать!
 Судьба летит по лугу!
Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули —
 Замешкалась она, забыв махнуть косой, —
 Уже не догоняли нас и отставали пули…
 Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!
Пел ветер всё печальнее и глуше,
 Навылет Время ранено, досталось и Судьбе.
 Ветра и кони и тела, и души
 Убитых выносили на себе.