Владимир Британишский — 1848 год в Зимнем дворце: Стих

Утро. Вышел курьер из дворца. Он молчанье хранит.
Он недобрые вести царю из Берлина привез.
Государыне дали лавровые капли и аконит.
Врач при ней. С сердцем плохо. Лицо подурнело от слез.

— Ах, мой брат! — она плачет. — Молчите! Он тряпка и трус! —
Николай обрывает. — И вся эта ваша родня —
лишь трухлявая гниль! На кого я теперь обопрусь?
Вся Европа трещит, и обрушилось все на меня!

Как мой брат Александр, содержавший в тяжелые дни
ваших нищих бездомных родителей, живших в Мемеле, как голытьба,
так и я был кормильцем бесчисленной вашей родни:
сколько денег я дал им взаймы! сколько было возни!
и какой же теперь благодарностью платят они!
Тесть как тесть был, но шурин! — пошлет же такого судьба!..

Николай задыхается. Он же от ярости пьян.
Надо взять себя в руки. При чем тут бедняжка жена!
Он пойдет на врагов. У него в голове уже план.
Он покажет им всем — якобинцам всех наций, всех стран!
Он до Рейна дойдет! До Парижа! Как в те времена!

Как тогда — он представил — в четырнадцатом году:
…Мы с Мишелем в Париже!..А мать не хотела пускать…
А дошли до Парижа!.. И я теперь тоже дойду!..
Пусть один…Пусть берлинец, подлец, отсидится в кустах!..

Или даже, орудием став одуревшей толпы,
пусть войну мне объявит! — ну что ж, он получит войну!..
Брат мой Фриц!.. Ну, так что же? когда же ты двинешь полки?..
Кто еще? Вся Германия? Может, и Франция? Ну?..

Триста семьдесят тысяч мы выставить можем к весне.
Если нужно, и больше. Паскевич тряхнет стариной.
Грудью против анархии! Выстоим в этой войне!
Вы сильны на словах, но попробуйте в деле со мной!..

Нет. Нельзя рисковать. Он один. Совершенно один.
Уберечь бы Россию! Спасти от крамолы и смут!..
Пусть попробуют сунуться — тут уж мы им зададим!..
Неужели зараза появится скоро и тут?..

Неужели права та гадалка, мадам Ленорман:
Александр, Николай, а потом — только дым и туман?..
Неужели конец всей династии, царству, всему.
Оттого что Европа опять начала кутерьму?..

Он задушит все замыслы. Пушками чернь усмирит…
Запретит философию, говорунов истребя…
Всех там Гете и Шиллеров (тот безбожник, а этот бандит),
всех он их успокоит!.. Но как успокоить себя?

Вся Европа бушует в его голове и в ушах.
Франкфурт, Лейпциг, Берлин —
всюду “Freiheit! — кричат. — Bruderschaft!”
“Vive la France! — горлопанят в Париже. — Vive la Republique!”
Будто в Зимнем дворце этот наглый разносится крик.

…Утро. Вышел курьер из дворца. У него на лице
ничего не прочтешь. Он безмолвен, как глухонемой…

Тихо-тихо…Весь город как вымер…Лишь в Зимнем дворце
гул по залам идет, будто бьется о скалы прибой.