Александр Востоков — Видение мусульманина: Стих

По дневном зное наслаждались
Прохладой травки и цветки,
Любовников в сенисты рощи
Благоприятный сумрак звал,
Меж тем как солнца луч вечерний
На башнях догорал златых
И на спокойном синем море.

В пространстве пышных тех садов,
Которы прилежат к сералю,
На златонизанных коврах
Младые милые султанши
В сердечной томности своей
Прохладу вечера вкушали.
Угрюмые приставы их
Своим несносным надзираньем
Еще и тут тоску их длят —
Так точно у даров Помоны
Для отогнанья хищных птах
Над грядами торчит пужало —
В роскошных теремах своих
Не помнит о мечети муфтий,
Под сению ясминов, роз,
На грудь любимицы прекрасной
Склонил он пьяное чело
И, потопив в вине рассудок,
Об алкоране он забыл,
И о пророке, и о Боге.

Младой Узбек, во цвете лет
Мудрец и истины искатель,
В сии спокойные часы
Бродил задумчиво вдоль брега.
Он со слезами размышлял
Об участи людей несчастных:
Даются все они в обман
И злым приносятся на жертву!
Узбек был мужествен и добр,
Друг угнетенным, враг тиранам;
С негодованьем видел он
Обезображенную веру,
Обман и ярый фанатизм,
Основанный на заблужденьях:
В законодателе своем
Благосквернителя он видел
И над главами граждан всех
Висящий видел меч тиранства!

‘О Царь небес! — он возопил, —
О ты, который прозираешь
Все помыслы души моей
И внемлешь вздохи, видишь слезы!
Пролей в меня свой чистый свет,
Судья мне будь и утешитель!
Открой, каким служеньем мне
Снискать твое благоволенье?
И где, великий, дивный Бог,
Где истина твоя сокрыта?..
Пророка мнимого рекут
Быть проповедателем оной,
А я не нахожу того —
И как в неведенье толиком
Душе сомнений не иметь?
Но ты, о Господи, во славе
Очам заблуждшихся явись,
Да всяк вонмем твой глас, рцы смертным:
Се есмь, и се есть мой закон!
Вели, да трубы бурь гремящих
Тебя языкам возвестят,
И если молнией разящей
Твою десницу ополчишь,
Да ниспадет она на магов
И на жрецов, которы в нас
Своим нелепым лжеученьем
Твой свет стараются затмить.
Будь сам и Бог, и архипастырь:
Божницы все низвергни в прах,
Да исповедует вселенна
Тебя под именем одним,
И солнце, обтекая землю,
Везде да узрит храм один!’

Такими изливал речами
Узбек желания свои.
Его по дневном утомленье
Прияла роща в тиху сень,
При корне пальмы благовонной
Там сладкому он вдался сну.
Вздремал — и в голубом эфире
Зрит тысячи сребристых туч,
Которые, подобно морю
Струясь и зыблясь в высоте,
Скопились над главой Узбека
И светлой лествицей к нему
На луг спустились потихоньку.
Из светозарной их среды —
О чудный сон! — младые девы
Текут попарно, наги все.
Небесных жителей достойны
Своими прелестьми оне:
Цветущи их уста румяны
Вокруг исполнили эфир
Сладкоуханными вонями,
Любовь из взоров их лилась.
Узбек по прелестям несчетным
Носился оком — пил любовь,
Куда ни обращался, всюду
Подобно на море волнам
Приятства новы изникали,
Рождалась новая краса;
На златоогненной вершине
Таинственного схода туч
Был виден сановитый старец.
Сколь древен ни казался он,
Но очи у него сияли
Бессмертой юности огнем.
Порхали вкруг него амуры,
Обвивши голову чалмой,
И, легких помаваньем крылий
Его волнуя долиман,
В изгибах ризы соболиной
Лукаво прячутся они:
‘Алла! Алла!’ — взывая часто
(Священное магометан
Наречие и им не чуждо).

Восстали вихри, грянул гром
И лествица с ужасным треском
Вся вдоль доверху потряслась.
С небесных же высот трикраты
Неслись глаголы: ‘Магомет
Благословен да будет присно!’
Тогда священный старец рек:
‘Се час приспел тебя наставить
В науке счастья, о Узбек!
Умерься, многого желаешь —
Внемли, что изреку тебе.
Не есмь уже обманщик оный,
Употреблявший все — и меч,
И чудеса, и красноречье,
Чтобы водить умы людей:
В невежестве аравитянам
Тогда потребен был обман,
Тебе ж потребно наставленье.
Уйми излишних жалоб стон,
Оставь сии мольбы, сей ропот:
Часы летят, летят стрелой,
А вопль твой никому не внятен;
Текущий миг невозвратим,
Усыпь же след его цветами —
Когда во всем на сей земле
Мудрец несовершенство видит,
Он должен утешаться тем,
Что семя совершенства спеет
В его душе — что зло пройдет,
Истлеет с плотию земною,
А жив вовеки он — и Бог!
Но ты желаешь, дерзкий смертный,
Чтоб просветил тебя твой Бог?
Не от него ль имеешь разум,
Светильник в жизненном пути,
И пламенеющее сердце,
Кадило вечное любви!
Еще ли ты того желаешь,
Чтоб осветилось для тебя
Недосягаемое оку,
Непостижимое уму?
Тебе начертанны границы,
Тебе закон в душе твоей;
Она гласит тебе немолчно:
Будь добр и будешь ты блажен!
Будь добр, правдив и правосуден
И страждущему сострадай,
Прими в покров твой нищих, сирых,
Невинных слабых защити!
Клянись быть другом человеков,
Будь только ненавистник злых.
Когда попрал ты предрассудки,
Терпимость мненьям дай людским
И уважай все их обряды!

Кто зиждет и объемлет вся,
Того обрядами не можешь
Ни ублажить, ни оскорбить:
К спасенью нет иного средства,
Как только добрые дела;
К молитве нет иного места,
Как только умиленный дух;
Восток и запад, юг и север
Пред Богом суть единый пункт,
И вся ему мечет вселенна.

Но данный мною алкоран
Обуздывает чернь строптиву:
Да будет же тебе он свят,
Хотя и темен бы казался,
Хотя б был пуст для мудреца;
Ты зришь на свете мало мудрых,
К юродивым же снисходи,
И знай, что паче всех юродив
Есть тот, кто неуместно мудр!
Неси с покорством иго обще.

Когда исполнишь долг святой,
Который совесть налагает,
Тогда к забавам ты теки
И к удовольствиям сердечным!
Влиявший в тварей чувства Бог
Не запрещает наслаждаться,
Приятны, кротки страсти в нас
Питают деятельность жизни,
Любовь нам от небес дана,
Чтоб усладить земное горе.
О юноша, пади к стопам
Любезной девы — будь с ней счастлив!
Вкуси, но мер не преступай,
Чтоб тем вкушать живее, доле.
Разборчив, нежен будь в любви,
Блюдись неистовства, разврата;
Раскаянье не ходит вслед
За удовольствием невинным;
Все то, что вредно, есть порок,
Не роскошь сладостная мудрых.

Храни же все сие в уме,
Благополучие обрящешь;
И наконец, когда отдашь
Обратно плоть свою стихиям,
Тогда бессмертная душа,
Очищенна и утонченна,
Переселится в небеса
И будет отчасу блаженней.
Ты ниспускающихся зришь
По лествице небесных гурий:
Они твоими будут все —
Непостижиму, вечну радость
Получишь за минутну скорбь
И за минутну добродетель’.
Все скрылося — проснулся он
Сим чудным занят сновиденьем:
Еще он вечер думал зреть,
Мерцанье утреннее видя.
Но что еще увидел он?
Дражайшая его Азема
Летит в объятия к нему,
Сквозь слезы радостны пеняя.
Сия невольница млада,
Любима нежно господином,
Всю ночь Узбека своего
Искала, кликала вдоль брега
И на рассвете лишь нашла;
Еще в очах ее прекрасных
Прошедший страх написан был:
Но в случае любовь умеет
И робкому отвагу дать —
О сколько ж ты теперь, Азема,
За весь свой труд награждена
В Узбековых объятьях страстных!..
Обещанный пророком рай
Вы тут же оба предвкусили:
О восхищенье! О восторг!
Кустарники, цветы душисты
Связующих вас сладких уз
Одни свидетели немые.
Сей лес, священный перед тем,
Теперь сугубо освятился
Чрез наслажденье двух сердец,
Горящих чистою любовью!
Но оба наконец они
В свое жилище возвратились.

От сновиденья своего
Узбек переродился духом:
Уразумел он, что земля —
Обитель вечных заблуждений,
Что голос мудрых одинок
И что глупцам не внятен оный.
Узбек по-прежнему был добр,
Но не роптал уже на небо,
По-прежнему философ был,
Но вящее обрел спокойство.
Обман и глупость видя, он
Уже не столько раздражался
И никому не объявлял,
Что он не верит алкорану,
Жрецов, дервишей стал терпеть,
Оставил пьянствовать Иманов
И истину с тех пор искал
Во удовольствиях сердечных.