Повстречала девчонка бога,
 Бог пил мёртвую в монопольке,
 Ну, а много ль от бога прока
 В чертовне и в чаду попойки?
 Ах, как пилось к полночи!
 Как в башке гудело,
 Как цыгане, сволочи,
 Пели «Конавэлла»!
«Ай да Конавэлла, гран-традела,
 Ай да йорысака палалховела!»
А девчонка сидела с богом,
 К богу фасом, а к прочим боком,
 Ей домой бы бежать к папане,
 А она чокается шампанью.
 Ах, ёлочки-мочалочки,
 Сладко вина пьются —
 В серебряной чарочке
 На золотом блюдце!
Кому чару пить?! Кому здраву быть?!
 Королевичу Александровичу!
С самоваров к чертям полуда,
 Чад летал над столами сотью,
 А в четвёртом часу, под утро,
 Бог последнюю кинул сотню…
 Бога, пьяного в дугу,
 Все теперь цукали,
 И цыгане — ни гугу,
 Разбрелись цыгане,
 И друзья, допив до дна, —
 Скатертью дорога!
 Лишь девчонка та одна
 Не бросала бога.
А девчоночка эта с Охты,
 И глаза у ней цвета охры,
 Ждет маманя свою кровинку,
 А она с богом сидит в обнимку.
 И надменный половой
 Шваркал мокрой тряпкой,
 Бог с поникшей головой
 Горбил плечи зябко
 И просил у цыган хоть слова,
 Хоть немножечко, хоть чуть слышно,
 А в ответ ему — жбан рассола:
 Понимай, мол, что время вышло!
 Вместо водочки — вода,
 Вместо пива — пена!..
 И девчоночка тогда
 Тоненько запела:
«Ай да Конавэлла, гран-традела,
 Ай да йорысака палалховела…»
Ах, как пела девчонка богу
 И про поле, и про дорогу,
 И про сумерки, и про зори,
 И про милых, ушедших в море…
 Ах, как пела девчонка богу!
 Ах, как пела девчонка Блоку!
 И не знала она, не знала,
 Что бессмертной в то утро стала —
Этот тоненький голос в трактирном чаду
 Будет вечно звенеть в «Соловьином саду».