Как торопилась нынче Дуня!
 Посуду мыла, пол мела,
 И в самовар заглохший дула,
 Кого-то, видимо, ждала.
Она с такою пышной чёлкой,
 С такой пленительно-льняной.
 И в юбке выглаженной, чёрной,
 И в кофте новой, шерстяной.
Ах, Дуня, ты других не хуже,
 Тебе уже под тридцать пять.
 Вот только б мужа надо, мужа.
 Да где хорошего-то взять?
А этот… Смеркнет – мокрым лугом
 Приходит, грузен и небрит.
 Он дышит водкою и луком,
 Он так примерно говорит:
«Ты, Дунька, брось такое дело.
 Царевну из себя ломать.
 Тебе ж за тридцать полетело,
 Давно бы надо понимать.
Не бью я выпимши посуду
 И у народа на виду.
 Я, Дуня, бить тебя не буду,
 Я завтра жить к тебе приду…»
И Дуня тихнет,
 Дуня никнет,
 И к сердцу кулачок прижат.
 И губы красною брусникой
 На белом стынут и дрожат.