1
Темный вечер легчайшей метелью увит,
 волго-донская степь беспощадно бела…
 Вот когда я хочу говорить о любви,
 о бесстрашной, сжигающей душу дотла.
Я ее, как сейчас, никогда не звала.
Отыщи меня в этой февральской степи,
 в дебрях взрытой земли, между свай эстакады.
 Если трудно со мной — ничего, потерпи.
 Я сама-то себе временами не рада.
Что мне делать, скажи, если сердце мое
 обвивает, глубоко впиваясь, колючка,
 и дозорная вышка над нею встает,
 и о штык часового терзаются низкие тучи?
 Так упрямо смотрю я в заветную даль,
 так хочу разглядеть я далекое, милое
 солнце…
 Кровь и соль на глазах!
Я смотрю на него сквозь большую печаль,
 сквозь колючую мглу,
 сквозь судьбу волгодонца…
Я хочу, чтоб хоть миг постоял ты со мной
 у ночного костра — он огромный,
 трескучий и жаркий,
 где строители греются тесной гурьбой
 и в огонь неподвижные смотрят овчарки.
 Нет, не дома, не возле ручного огня,
 только здесь я хочу говорить о любви.
 Если помнишь меня, если понял меня,
 если любишь меня — позови, позови!
 Ожидаю тебя так, как моря в степи
 ждет ему воздвигающий берега
 в ночь, когда окаянная вьюга свистит,
 и смерзаются губы, и душат снега;
 в ночь, когда костенеет от стужи земля,-
 ни костры, ни железо ее не берут.
 Ненавидя ее, ни о чем не моля,
 как любовь, беспощадным становится труд.
 Здесь пройдет, озаряя пустыню, волна.
 Это всё про любовь. Это только она.
2
О, как я от сердца тебя отрывала!
 Любовь свою — не было чище и лучше —
 сперва волго-донским степям отдавала…
 Клочок за клочком повисал на колючках.
 Полынью, полынью горчайшею веет
 над шлюзами, над раскаленной землею…
 Нет запаха бедственнее и древнее,
 и только любовь, как конвойный, со мною.
 Нас жизнь разводила по разным дорогам.
 Ты умный, ты добрый, я верю доныне.
 Но ты этой жесткой земли не потрогал,
 и ты не вдыхал этот запах полыни.
 А я неустанно вбирала дыханьем
 тот запах полынный, то горе людское,
 и стало оно, безысходно простое,
 глубинным и горьким моим достояньем.
…Полынью, полынью бессмертною веет
 от шлюзов бетонных до нашего дома…
 Ну как же могу я, ну как же я смею,
 вернувшись, ‘люблю’ не сказать по-другому!