Господа! я нынче все бранить готов —
 Я не в духе — и не в духе потому,
 Что один из самых злых моих врагов
 Из-за фразы осужден идти в тюрьму…
 Признаюсь вам, не из нежности пустой
 Чуть не плачу я, — а просто потому,
 Что подавлена проклятою тюрьмой
 Вся вражда во мне, кипевшая к нему.
 Он язвил меня и в прозе, и в стихах;
 Но мы бились не за старые долги,
 Не за барыню в фальшивых волосах,
 Нет! — мы были бескорыстные враги!
 Вольной мысли то владыка, то слуга,
 Я сбирался беспощадным быть врагом,
 Поражая беспощадного врага;
 Но — тюрьма его прикрыла, как щитом.
 Перед этою защитой я — пигмей…
 Или вы еще не знаете, что мы
 Легче веруем под музыку цепей
 Всякой мысли, выходящей из тюрьмы;
 Иль не знаете, что даже злая ложь
 Облекается в сияние добра,
 Если ей грозит насилья острый нож,
 А не сила неподкупного пера?!.
 Я вчера еще перо мое точил,
 Я вчера еще кипел и возражал; —
 А сегодня ум мой крылья опустил,
 Потому что я боец, а не нахал.
 Я краснел бы перед вами и собой,
 Если б узника да вздумал уличать.
 Поневоле он замолк передо мной —
 И я должен поневоле замолчать.
 Он страдает, оттого что есть семья —
 Я страдаю, оттого что слышу смех.
 Но что значит гордость личная моя,
 Если истина страдает больше всех!
 Нет борьбы — и ничего не разберешь —
 Мысли спутаны случайностью слепой, —
 Стала светом недосказанная ложь,
 Недосказанная правда стала тьмой.
 Что же делать? и кого теперь винить?
 Господа! во имя правды и добра, —
 Не за счастье буду пить я — буду пить
 За свободу мне враждебного пера!