Стихи про душу

Будет играть — свет свечной:
С косточки — да — в ямочку.
— Мама! Какой сон смешной!
Сон-то какой! Мамочка!

С правой свечи — воск потек…
Ямочки ре — беночка!
— Будто за мной — красный бычок
По зеленой траве гонится!

Не проливайся,
Слеза соленая!
Бычок-то — красный!
Трава зеле — еная!

Ржавый замок, наглый зевок
Надписи: «нет выдачи».
— Вот тебе бык, вот тебе рог!
Родичи, вслед идучи.

Жидкая липь, липкая жидь
Кладбища (мать:) — «садика».
— Вот тебе бык… Жить бы и жить…
Родичи, вслед глядючи.

Нынче один, завтра другой.
Ком. Тишина громкая.
Глиняный ком, ком горловой.
В правой — платок скомканный.

Небо? — да как — не было! Лишь
Смежных могил прутьица.
То ль от стыда в землю глядишь?
Или же стыд — тупишься?

Поле зрачка — полем тоски
Ставшее.
??Вес якоря:
Точно на них — те пятаки,
Коими тот закляли

Взгляд. — Не поднять! — Чувство — понять!
Точно за дверь вытолкан.
Не позабыть старую мать
В глинище — по щиколку.

* * *

До — проводив, то есть — сдав — с pyк
(Не руки ли?) — Следующий!
— Вот тебе бык, вот тебе луг…
Родичи, вспять едучи.

Установив (попросту сбыв!)
Что человек — глина есть…
— Ясное дело! При чем — бык?
Просто на мозг кинулось.

* * *

Длинный, длинный, длинный, длинный
Путь — три года на ногах!
Глина, глина, глина, глина
На походных сапогах.

«Дома», «дома», «дома», «дома»,
Вот Москву когда возьмем…
Дона, Дона, Дона, Дона
Кисель, смачный чернозем.

Полоса ты глиняна,
Пастила рябинова!
Широта-ты-родина!
Чернота смородинна!

Зычен, зычен, зычен, зычен
В ушах — топот, в ушах — мык.
Бычья, бычья, бычья, бычья
Это кличка — большевик.

* * *

«Не везет!» — «Подвези!»
Воевать не в лаковых!
День и ночь по грязи
Сапожищи чвакают.

Чернозем — черноям —
Шептал? со смоквою!
Что да вслед сапогам
За копыта чмокают?

Мне и грязь на худых сапогах
Дорог?! дорог?! дорог?!
— А я — бык! а я — рог! а я — страх!
На рога! на рога! на рога!

Я — большак,
Большевик,
Поля кровью крашу.
Красен — мак,
Красен — бык,
Красн? — время наше!

Бирюза —
Берега!
Воздушки весенни!
Не со зла —
На рога —
А с души веселья!

Сердце — чок.
— На — бо — чок.
— Мамочка??
— Бог милостив!
Красный бычок…
Большевичок…
Марковцы, кор — ниловцы…

Длинный, длинный, длинный, длинный
Путь. — Повязку на рукав!
Глина, глина, глина, глина
На французских каблуках
Матери.

Душа, не знающая меры,
Душа хлыста и изувера,
Тоскующая по бичу.
Душа — навстречу палачу,
Как бабочка из хризалиды!
Душа, не съевшая обиды,
Что больше колдунов не жгут.
Как смоляной высокий жгут
Дымящая под власяницей…
Скрежещущая еретица,
— Саванароловой сестра —
Душа, достойная костра!

Пока огнями смеётся бал,
Душа не уснёт в покое.
Но имя Бог мне иное дал:
Морское оно, морское!

В круженье вальса, под нежный вздох
Забыть не могу тоски я.
Мечты иные мне подал Бог:
Морские они, морские!

Поёт огнями манящий зал,
Поёт и зовёт, сверкая.
Но душу Бог мне иную дал:
Морская она, морская!

Врылась, забылась — и вот как с тысяче —
футовой лестницы без перил.
С хищностью следователя и сыщика
Все мои тайны — сон перерыл.

Сопки — казалось бы прочно замерли —
Не доверяйте смертям страстей!
Зорко — как следователь по камере
Сердца — расхаживает Морфей.

Вы! собирательное убожество!
Не обрывающиеся с крыш!
Знали бы, как на перинах лёжачи
Преображаешься и паришь!

Рухаешь! Как скорлупою треснувшей —
Жизнь с ее грузом мужей и жен.
Зорко как летчик над вражьей местностью
Спящею — над душою сон.

Тело, что все свои двери заперло —
Тщетно! — уж ядра поют вдоль жил.
С точностью сбирра и оператора
Все мои раны — сон перерыл!

Вскрыта! ни щелки в райке, под куполом,
Где бы укрыться от вещих глаз
Собственных. Духовником подкупленным
Все мои тайны — сон перетряс!

Препонам наперерез
Автобус скакал как бес.
По улицам, уже сноски,
Как бес оголтелый несся
И трясся, как зал, на бис
Зовущий, — и мы тряслись —
Как бесы. Видал крупу
Под краном? И врозь, и вкупе —
Горох, говорю, в супу
Кипящем! Как зерна в ступе,
Как вербный плясун — в спирту,
Как зубы в ознобном рту!

Кто — чем тряслись: от трясни
Такой — обернувшись люстрой:
Стеклярусом в костьми —
Старушка, девица — бюстом
И бусами, мать — грудным
Ребенком, грудной — одним
Упитанным местом. Всех
Трясло нас, как скрипку — трелью!
От тряса рождался — смех,
От смеху того — веселье
Безбожно-трясомых груш:
В младенчество впавших душ.

Я — в юность: в души восторг!
В девичество — в жар тот щечный:
В девчончество, в зубный сверк
Мальчишества, словом
— точно
Не за город тот дударь
Нас мчал — а за календарь.

От смеха рождалась лень
И немощь. Стоять не в силах,
Я в спутнический ремень
Товарищески вцепилась.

Хоть косо, а напрямик —
Автобус скакал, как бык
Встречь красному полушалку.
Как бык ошалелый, мчался,
Пока, описавши крюк
Крутой, не вкопался вдруг.

…И лежит, как ей поведено —
С долами и взгорьями.
Господи, как было зелено,
Голубо, лазорево!

Отошла январским оловом
Жизнь с ее обидами.
Господи, как было молодо,
Зелено, невиданно!

Каждою жилою — как по желобу —
Влажный, тревожный, зеленый шум.
Зелень земли ударяла в голову,
Освобождала ее от дум.

Каждою жилою — как по желобу —
Влажный, валежный, зеленый дым.
Зелень земли ударяла в голову,
Переполняла ее — полным!

Переполняла теплом и щебетом —
Так, что из двух ее половин
Можно бы пьянствовать, как из черепа
Вражьего — пьянствовал славянин.

Каждый росток — что зеленый розан,
Весь окоем — изумрудный сплав.
Зелень земли ударяла в ноздри
Нюхом — так буйвол не чует трав!

И, упразднив малахит и яхонт:
Каждый росток — животворный шприц
В око: — так сокол не видит пахот!
В ухо: — так узник не слышит птиц!

Позеленевшим, прозревшим глазом
Вижу, что счастье, а не напасть,
И не безумье, а высший разум:
С трона сшед — на четвереньки пасть…

Пасть и пастись, зарываясь носом
В траву — да был совершенно здрав
Тот государь Навуходоносор —
Землю рыв, стебли ев, траву жрав —

Царь травоядный, четвероногий,
Злаколюбивый Жан-Жаков брат…
Зелень земли ударяла в ноги —
Бегом — донес бы до самых врат Неба…

— Все соки вобрав, все токи,
Вооруженная, как герой…
— Зелень земли ударяла в щеки
И оборачивалась — зарей!

Боже, в тот час, под вишней —
С разумом — что — моим,
Вишенный цвет помнившей
Цветом лица — своим!

Лучше бы мне — под башней
Стать, не смешить юнца,
Вишенный цвет принявши
За своего лица —

Цвет…

«Седины»? Но яблоня — тоже
Седая, и сед под ней —
Младенец…
Всей твари Божьей
(Есть рифма: бедней — родней) —

От лютика до кобылы —
Роднее сестры была!
Я в руки, как в рог, трубила!
Я, кажется, прыгала?

Так веселятся на карусели
Старшие возрасты без стыда;
Чувствую: явственно порусели
Волосы: проседи — ни следа!

Зазеленевшею хворостиной
Спутника я, как гуся, гнала.
Спутника белая парусина
Прямо-таки — паруса была!

По зеленям, где земля смеялась, —
Прежде была — океана дном!-
На парусах тех душа сбиралась
Плыть — океана за окоем!

(Как топорщился и как покоился
В юной зелени — твой белый холст!)
Спутник в белом был -и тонок в поясе,
Тонок в поясе, а сердцем — толст!

Не разведенная чувством меры —
Вера! Аврора! Души — лазурь!
Дура — душа, но какое Перу
Не уступалось — души за дурь?

Отяжелевшего без причины
Спутника я, как дитя, вела.
Спутницы смелая паутина
Прямо-таки — красота была!

И вдруг — огромной рамой
К живому чуду — Аз —
Подписанному — мрамор:
Ворота: даль и глаз

Сводящие. (В сей рамке
Останусь вся — везде.)
Не к ферме и не к замку,
А сами по себе —

Ворота… Львиной пастью
Пускающие — свет.
— Куда ворота? — В счастье,
Конечно! — был ответ

(Двойной)…

Счастье? Но это же там, — на Севере —
Где-то — когда-то — простыл и след!
Счастье? Его я искала в клевере,
На четвереньках! четырех лет!

Четырехлистником! В полной спорности:
Три ли? Четыре ли? Полтора?
Счастье? Но им же — коровы кормятся
И развлекается детвора

Четвероногая, в жвачном обществе
Двух челюстей, четырех копыт.
Счастье? Да это ж — ногами топчется,
А не воротами предстоит!

Потом была колода —
Колодца. Басня — та:
Поток воды холодной
Колодезной — у рта —

И мимо. Было мало
Ей рта, как моря — мне,
И все не попадала
Вода — как в странном сне,

Как бы из вскрытой жилы
Хлеща на влажный зем.
И мимо проходила
Вода, как жизни — сон…

И, утеревши щеки,
Колодцу:- Знаю, друг,
Что сильные потоки —
Сверх рта и мимо рук

Идут!..
________

И какое-то дерево облаком целым —
— Сновиденный, на нас устремленный обвал…
«Как цветная капуста под соусом белым!» —
Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.

Этим словом — куда громовее, чем громом
Пораженная, прямо сраженная в грудь:
— С мародером, с вором, но не дай с гастрономом,
Боже, дело иметь, Боже, в сене уснуть!

Мародер оберет — но лица не заденет,
Живодер обдерет — но душа отлетит.
Гастроном ковырнет — отщипнет — и оценит —
И отставит, на дальше храня аппетит.

Мои кольца — не я: вместе с пальцами скину!
Моя кожа — не я: получай на фасон!
Гастроному же — мозг подавай, сердцевину
Сердца, трепет живья, истязания стон.

Мародер отойдет, унося по карманам —
Кольца, цепи — и крест с отдышавшей груди.
Зубочисткой кончаются наши романы
С гастрономами.
Помни! И в руки — нейди!

Ты, который так царственно мог бы — любимым
Быть, бессмертно-зеленым (подобным плющу!) —
Неким цветно-капустным пойдешь анонимом
По устам: за цветущее дерево — мщу.

Капитан, пушкарь и боцман —
Штурман тоже, хоть и сед, —
Мэгги, Мод, Марион и Молли —
Всех любили, — кроме Кэт.

Не почтят сию девицу
Ни улыбкой, ни хулой, —
Ибо дегтем тяготится,
Черной брезгует смолой.

Потерявши равновесье,
Штурман к ней направил ход.
А она в ответ: «Повесься!»
Но давно уж толк идет,

Что хромой портняжка потный —
В чем душа еще сидит! —
Там ей чешет, где щекотно,
Там щекочет, где зудит.

Кэт же за его услуги
Платит лучшей из монет…
— В море, в море, в море, други!
И на виселицу — Кэт!

Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы — и что ей хаты!
Что Чингис-Хан ей и о — Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца, неразрывно-слитых:
Голод голодных — и сытость сытых!

Ступни горят, в пыли дорог душа…
Скажи: где путь к невидимому граду?
— Остановись. Войди в мою ограду
И отдохни. И слушай не дыша,
Как ключ журчит, как шелестят вершины
Осокорей, звенят в воде кувшины…
Учись внимать молчанию садов,
Дыханью трав и запаху цветов.

И далекого и близкого,
И высокого и низкого сочетанье воедино,
Так ли ты необходимо?

Или от меня ты требуешь одного стремленья в небо лишь,
Будто бы на звездолете?

Или надо успокоиться лишь на том, что в недрах кроется,
О, душа моя во плоти?
Нет! Гляди хоть с неба звездного на огни Баку и Грозного,
На Тюмени и Надымы, на горенья и на дымы,
И туманы на болоте, и осенних туч лохмотья,
О, душа моя в полете!

Только так и разглядишь его —
Все от низшего до высшего,
О, душа моя в заботе!

Сквозь пламень строк душа пропущена.
Ну, а царей-то помним много ли?
Из Александров — только Пушкина,
Из Николаев — только Гоголя.

Когда душа в тревоге чудной
Дрожит, как палец на струне,
Я ухожу на мол безлюдный
Навстречу ветру и волне.
И надо мной, над краем суши,
В смешенье вод и облаков
Парят стремительные души
Давно погибших моряков.
И слово лишнее, отчаясь,
Как рыбка, бьется на песке,
Но я его не замечаю
В своей предпесенной тоске.
Парю в безмолвии великом,
Весь — ожиданье, не дыша.
И чайки спрашивают криком:
«Ты чья душа? Ты чья душа?»

Моя душа настроена на осень,
Гостит печаль на сердце у меня.
Опять часы показывают восемь —
Короткий миг сгорающего дня.
В тот день в саду проснулись хризантемы
И были так беспомощно-нежны…
Когда вы вдруг коснулись вечной темы,
Я поняла, что вы мне не нужны.
Открыт мой белый веер
Сегодня не для вас.
Я укорять не смею
Прохладу ваших глаз.
Быть нежной вам в угоду
Я больше не могу.
Вы цените свободу?
Что ж, я вам помогу.
Я тороплю мгновенья к листопаду,
К холодным дням мгновенья тороплю.
Я вас прошу, тревожиться не надо.
Мне хорошо, но я вас не люблю.
Хрустальный дождь рассыпан по аллеям,
Вздохнете вы – погода так скверна!
А я, мой друг, нисколько не жалею,
Что прошлым летом вам была верна.

Душа — прозрачная среда
Где светит радуга всегда,
В ней свет небесный преломлен,
В ней дух, который в жизнь влюблен.
В душе есть дух, как в солнце свет,
И тождества меж ними нет,
И разлучиться им нельзя,
В них высший смысл живет сквозя.
И трижды яркая мечта —
Еще не полная, не та,
Какая выткалась в покров
Для четверичности миров.
Последней, той, где все — одно,
В слова замкнуться не дано,
Хоть ею полон смутный стих,
В одежде сумраков земных.
И внешний лик той мысли дан:
Наш мир — безбрежный Океан,
И пламя, воздух, и вода
С землею слиты навсегда.

Когда душа изнемогала
В борьбе с болезнью роковой,
Ты посетить, мой друг, желала
Уединенный угол мой.

Твой голос нежный, взор волшебный
Хотел страдальца оживить,
Хотела ты покой целебный
В взволнованную душу влить.

Сие отрадное участье,
Сие вниманье, милый друг,
Мне снова возвратили счастье
И исцелили мой недуг.

С одра недуга рокового
Я встал и бодр и весел вновь,
И в сердце запылала снова
К тебе давнишняя любовь.

Так мотылек, порхая в поле
И крылья опалив огнем,
Опять стремится поневоле
К костру, в безумии слепом.

Я верю в красивые души и в искренность глаз…
И в то, что хорошие люди живут среди нас…
И даже когда слишком больно и трудно дышать,
Я верю в добро, это веру нельзя разрушать…

Меня предавали и часто бросали в беде…
Я это прошла, а предатели… Кто они? Где?
У жизни свой фильтр и отсеет она из судьбы
Всех тех, кто как будто не слышал сердечной мольбы…

Я верю, что каждый несёт с появленьем урок,
Чтоб сделать сильнее, когда в сложный час не помог…
А кто-то приходит, чтоб руку свою нам подать,
Поставить на ноги, и верить, а не осуждать…

Я верю, что там вдалеке безразличия нет,
Что в доброй душе улыбается радуги свет…
У этой души и слова, как бесценный родник…
Они разольются, и жизнь поменяют за миг…

И кто-то промолвит: «Я верю, что есть доброта»
И будет другим помогать от души, просто так…
Весь мусор обид и озлобленных мыслей мешок
С себя отряхнув, и теперь будет всё хорошо!

Я верю, душа не черствеет с годами, отнюдь…
Доверие там, где любовь… Это главная суть…
И если ты веришь, что счастье бывает в судьбе,
Вселенная, веря в тебя, всё подарит тебе…