Как сдать свое дитя в работный дом,
 Как выдать дочь изнеженную замуж,
 Чтоб изнуряли гладом и трудом,
 И мучили, а ты и знать не знаешь, —
 Так мне в чужой душе оставить след, —
 Привычку, строчку, ежели привьется,
 А повстречавшись через много лет,
 Узнать и не узнать себя в уродце.
Зачем я заронил тебя сюда,
 Мой дальний отсвет, бедный мой обломок, —
 В трущобный мир бесплодного труда,
 Приплюснутых страстей и скопидомок?
 Все то, что от меня усвоил ты,
 Повыбили угрюмые кормильцы.
 Как страшно узнавать свои черты
 В измученном, но хитром этом рыльце!
 Ты выживал в грязи и нищете,
 В аду подвала, фабрики, казармы,
 Ты знаешь те слова и вещи те,
 Которых я скоту не показал бы.
 Гиеньи глазки, выгнувшийся стан,
 Гнилые зубы жалкого оскальца…
 Но это я! И я таким бы стал,
 Когда б остался там, где ты остался.
 Полутуземец, полуиудей,
 Позорное напоминанье, скройся.
 О, лучше мне совсем не знать людей,
 Чем видеть это сходство, это скотство!
 Чужая жизнь, других миров дитя,
 Возросшее в уродстве здешних комнат,
 Тотчас ко мне потянется, хотя
 Себя не знает и меня не помнит,
 И сквозь лохмотья, язвы, грязь и гной
 Чуть слышно мне простонет из-под спуда:
 «Зачем я тут? Что сделали со мной?
 Мне плохо здесь, возьми меня отсюда».
Да и другим, другим он был к чему?
 В моих привычках людям все немило,
 И память обо мне в чужом дому
 Была страшна, как знак иного мира.
 Так работяга, захворав впервой
 И вдвое похудев за две недели,
 Все думает тяжелой головой —
 Что это завелось в послушном теле,
 Что за хвороба, что за чуждый гость
 Припуталась во сне, и жрет, и гложет…
 А это смерть врастает в плоть и кость,
 Он хочет к ней прислушаться — не может
 Ни слова разобрать. Придет жена
 Или брательник с баночкой гостинца, —
 Брательник хмур, она раздражена,
 Обоим ясно, что пришли проститься:
 Сопит, бурчит… На нем уже печать,
 Он всем чужак. Скорей спихнуть его бы.
 Так всех моих умеет отличать
 Любой — на них клеймо моей хворобы.
 О, лучше бы с рожденья, как монах,
 Разгромленного ордена осколок,
 Я оставался в четырех стенах,
 Среди моих листов и книжных полок,
 Чем заражать собою этот мир!
 Ужель себя не мог остановить я,
 В картонных стенах нищенских квартир
 Плодя ублюдков нашего соитья?
 Низвергнутая статуя в снегу,
 Росток ползучий, льнущий к перегною, —
 Вот все, что с миром сделать я могу,
 И все, что может сделать он со мною.
Скажи, ты смотришь на свои следы?
 Или никак, как написал бы Павел?
 Что ты меня оставил — полбеды.
 Но для чего ты здесь меня оставил?
 Зачем среди расползшихся дорог
 Нетвердою, скользящею походкой
 Блуждаю, полузверь и полубог,
 Несчастный след твоей любви короткой?
 Твой облик искажен моей виной,
 Гримасой страха, судорогой блуда.
 Зачем я тут? Что сделали со мной?
 Мне плохо здесь, возьми меня отсюда.
2004